Протопленная печь в остывшем за зиму доме на дачном участке нежно и ласково согрела бабушку, дедушку, двоих внуков и сына, активно копошащихся по своим страшно важным делам на территории шести соток в ста двадцати километрах от города.

Сын расставлял скамейки, лавочки и качели во дворе, десятилетний внук носился по участку и помогал всем, кому делать нечего, а пятилетняя внучка с бабушкой копались на веранде, отыскивая вещи потеплее, чтобы, выйдя на улицу, не окочуриться от холода в этот чудесный солнечный майский день. Температура от нуля до плюс четырёх-пяти градусов колебалась под настойчивым северным ветром, а ощущалась как «минус пять». Яркое солнце ничего не могло поделать под воздействием северняка, напитанного Ледовитым океаном, но расцветить красками весны окружающую среду вполне было способно.

Когда внучка, полностью упакованная в бабушкину дутую куртку поверх своей, модной и жиденькой, собралась переступить порог терраски, в печи раздался оглушительный взрыв. Кусок кирпича из печи вырвался как осколок разорвавшегося снаряда, пролетел мимо бабушкиного носа и врезался в лестницу, а из печи повалил густой чёрный дым. На остове печи появились трещины, из которых валил тот же дым, разливаясь сизым оттенком. Соняша закричала и выскочила за порог. К дому уже бежал сын с криком «Что случилось?», так как на улице из трубы вырвался чёрный столб дымаря, да такой, что все бросились в дом спасать бабушку с внучкой.

Распахнутые окна впускали свежий воздух. Ветер выдувал из дома остатки накопленного тепла. Никто ничего не мог понять. Присев и немного успокоившись, домочадцы с удивлением обнаружили крошечные огранённые стекляшки, рассыпанные по полу терраски.

Сначала сбор стекляшек не вызывал особого энтузиазма, но по мере обнаружения их в постели спальни, на ковриках в комнате, на холодильнике и под столом, общей численностью около ста двадцати штук, вся семья в немом недоумении переглядывалась, теряясь в догадках. Бабушка задумалась глубже всех. Зная её склонность к исследовательской работе, родные с опаской посматривали на её сосредоточенное лицо. За обедом бабушка поделилась своими мыслями.

– Чувствую, что дядя Коля, дальний родственник по прадедушкиной линии, решил обогатиться без труда и напряга и ровно в полночь пролез на алмазные прииски Якутии за самородком, – бабушка осмотрела сидящих за столом поверх очков. Дедушка прыснул, сын криво улыбнулся, а внуки застыли от предвкушения.

– Ничего тут не поделаешь! Кимберлитовая трубка карьера «Мир» давно – с две тысячи первого года – была затоплена, но ему повезло. Прямо на самом краю в вечерних сумерках он обнаружил кристалл алмаза величиной с указательный палец здоровенной мужской руки! – бабушку понесло, а внуки, разинув рты, посмотрели на указательные пальцы папы и дедушки.

– Засунув кристалл в мешок, – продолжала бабушка заговорщицким шёпотом, понизив голос. Все перестали есть суп с фрикадельками и застыли. Только папа ел спокойно, сдерживая смех. – Колян пробрался к своей избушке. Припрятал мешок под кровать. Лёг спать, не раздеваясь, чтобы завтра рано утром уехать из рабочего посёлка навсегда и стать миллионером, – бабушка подняла вверх палец и почти воткнула его в потолок. Дети неотрывно следили за её движениями. Каждый проникся могуществом богатства от алмазного кристалла.

– А что, эти блилрианты много денег стоят? – прокартавила внучка Сонечка.

– А ты думала?! – Конечно, много! – вставил свои пять копеек внук Женя. – Это самый твёрдый из всех минералов мира, – он продолжил суровым голосом, – но хрупкость его страшно велика. Ещё он, алмаз, значит, обладает высочайшей степенью теплопроводности, преломления и дисперсии.

Папа выронил ложку из рук и, расширив глаза на сына, с удивлением спросил:

– А ты откуда это знаешь???

– Да так, читал в комиксах, – ответил небрежно десятилетний специалист.

– А что, он твёлже камня? – спросила внучка, не совсем чётко выговаривая некоторые буквы алфавита.

– Ещё бы! – продолжил внук. – По шкале Мооса твёрже алмаза нет ничего. Он принят за абсолют. Полная десятка у него!

Тут обалдела и бабушка. Её восхищение внуком не было явным. Она хотела продолжить, но Софья опять спросила:

– А сто такое плеломление и диспелсия?

– Преломление – это такая штука, от которой алмаз становится ещё красивее, а о дисперсии тебе знать не обязательно, – закончил внук. Из спрятанных глаз его в тарелку супа стало ясно, что о дисперсии он и сам ничего не знает.

– Валя, давай, рассказывай дальше. Что там было с дядей Колей?

Бабушка вдохнула, но дедушка прервал:

– Давай-ка нам второе, а то суп уже съели!

В нетерпении продолжения рассказа внуки бросились помогать бабушке. Кашу с котлетами, салат и чай с пряниками молниеносно наметали на стол и приготовились слушать.

– Так вот, – авторитетно произнесла бабушка Валя, – пока Колян спал, как каменщик, старая крыса, голодная и худая, которая проживала в подполе избушки, решила, что в мешке лежит что-то съестное, вкусное: хлеб или, быть может, масло сливочное коровье!!! Крыса была всегда голодна, а в этот день особенно. Она подкралась поближе, выхватила мешок из-под кровати и бросилась во двор через свои прогрызенные проходы. А в это время во дворе на кривом кедре, прислонившемся к берёзе, сидел не менее голодный ворон и мечтал только об одном: как бы поесть чего-нибудь. Увидав тощую крысу, рысцой бегущую через двор с мешком в передних лапах, ворон, абсолютно уверенный в том, что она тащит сдобные булки, нашпигованные сыром Камамбер, спикировал прямо на её голову, рванул мешок и был таков. Расстроенная крыса горько плакала на пихтовом брёвнышке, не подозревая о том, что в мешке нет никакого масла коровьего и никакого хлеба пшеничного, тем более сыра Камамбер.

Ворон набирал высоту и летел прямо на запад. Он был уверен, что чем дальше он улетит, тем безопаснее и надёжнее спрячется от всех желающих поесть из этого мешка. Задыхаясь от полёта, в страшном изнеможении от усталости, голода и холода он увидал печную трубу со струящимся из неё теплом и лёгким дымком. Сила покинула тело ворона, он присел на краешек трубы отдохнуть. Расслабился. Из трубы валил дымок, пропахший супом с фрикадельками. Мешок вывалился из его цепких лап и исчез в недрах трубы, провалившись прямо в горящую раскалённую печь.

Все обернулись и с опаской посмотрели на топящуюся печь. В доме всё ещё попахивало дымом. Синхронно повернув головы к бабушке, вопросительно уставились на её возбуждённое, покрасневшее лицо и горящие глаза.

– Тут и произошёл взрыв. Алмаз раскалился и, взорвавшись, распался на сто двадцать бриллиантиков, – бабушка перевела дух, а Соня закричала:

– На сто двадцать один! – и, нырнув под стол, подняла ещё один сверкающий камешек.

– Смотрите, ворон валяется в саду около клумбы! – закричал Женя.

Все высунулись в окно. Точно – по тропинке около ещё не расцветших тюльпанов шагал несчастный ворон.

– Крайне редкий экземпляр для этих мест, – авторитетно сказал дедушка-орнитолог.

Загадочный взрыв так и остался нераскрытой и непонятной тайной. Дрова, которыми топили печь, ничем не отличались от прошлогодних, хранились в запертом сарае и внимательно осматривались бабушкой перед отправкой в печь.

Ещё три дня домочадцы находили сверкающие стекляшки по всему дому. Их количество увеличилось до ста тридцати двух.

Иногда Соня спрашивала:

– Если вдлуг это настоясиедлагоценности, то тогда ЧТО?

– Ничего! – отвечала бабушка, – будем копить бриллианты, потом продадим, купим яхту и поплывём путешествовать.