Основная же часть флотилии, под началом самого Бековича, взяла курс вдоль побережья, чтобы южнее основать еще две крепости, уже поближе к владениям Хивы. Вообще-то Петр I велел князю поставить на берегу одну крепость, но Бекович почему-то решил, что чем больше будет крепостей, тем будет лучше. Это его своеволие еще принесет в будущем немало бед.

Итак, флотилия Бековича двинулась дальше на юг, вдоль побережья Каспия.

Традиционный для этого моря утренний бриз нес с собой влажный, освежающий воздух, но каждую ночь, сразу же после захода солнца, неизменно начинал дуть береговой ветер, обдававший жаром близких пустынь.

Пройдя около сотни миль, штурман Бранд нашел весьма удобный залив в форме подковы, длиной в два десятка верст.

– Предлагаю немудрствуя лукаво именовать сию бухту Подковой! – предложил бесхитростный штурман.

– Это еще с какой стати? – неожиданно возмутился осматривавший берег в зрительную трубу Бекович. – Названия здесь даю только я! А посему нарекаю бухту Александров-бай!

– Это в честь кого? – поинтересовался Бранд, допустив непростительную ошибку.

– Это в честь меня – капитан-поручика гвардии Преображенского полка князя Бековича-Черкасского – командующего флотилией и экспедиционным корпусом, а также доверенного лица всероссийского императора государя Петра Алексеевича в каспийских и закаспийских землях и водах! – патетично заявил Бекович.

Стоявшие на палубе офицеры переглянулись. А пристыженный штурман Бранд почел за лучше переместиться на другой борт, подальше от «доверенного лица».

В бухте Александров-бай заложили еще одну небольшую промежуточную крепостицу, так же названную в честь Бековича (а как же иначе!) – крепостью Святого Александра, или попросту Александровской. Залив был весьма удобным, соединявшимся с морем всего лишь узким каналом, потому там почти никогда не было волны. Да и для обороны место было весьма удачным. Подойти к крепости можно было лишь по узкой песчаной косе, которая легко простреливалась пушками. Главным недостатком Александровской крепости, так же как и в Петровской, было почти полное отсутствие пресной воды и дров. Бекович велел копать колодцы, но вопрос водного снабжения это не решило. В Александровской осталось три роты из Риддерова полка под командой майора Павлова.

– Приказываю вам помимо укрепления обороны заниматься разведкой прилегающих стран! – велел перед убытием Павлову Бекович.

Каким образом, сидя на песчаной косе и не имея даже лошадей, можно было разведывать прилегающие страны, князь майору так и не объяснил.

Что касается поручика Александра Кожина, то он тем временем торопился на трех шкоутах в Астрабад, чтобы выполнить свою особую миссию. Ветер дул попутный, и маленькие шкоуты ходко мчали мимо безжизненных гор и пустынь закаспийских берегов. Но вот, наконец, и залив Астрабадский – большая лагуна, ограниченная от моря песчаным полуостровом. Южный берег залива был низменный и заболоченный, а северный песчаный. В северо-восточной части залива находится остров Ашур-Ада. С палуб судов была видна цветущая равнина, далее высокие горы, прорезанные ручьями. На берегу пастбища, полные коров и овец. На скорую руку Кожин положил на карту окрестности залива.

Не теряя времени, поручик выяснил и то, что сам город Астрабад обнесен глинобитной стеной с башнями и рвом, цитаделью в городе служит дворец, а улицы в Астрабаде узки и извилисты, так что пушки по ним не протащишь. От Астрабада до Хивы всего две недели караванного пути, до Бухары на неделю больше, а до Индии, через Кандагар, пять-шесть недель.

Казалось, что вопрос поездки Давыдова в Бухару не будет сложным – месяц на дорогу в обе стороны да пару недель в самой Бухаре. За полтора месяца можно управиться. Увы, мог ли Кожин знать, что персидский шах Солтан Хусейн уже ничего не решал. Слабый умом, он совершенно не интересовался политикой. Чтобы его не спрашивали о государственных делах, Хусейн всегда кивал и говорил одно слово:

– Хорошо!

Днем шах стрелял из лука уток, а вечерами напивался и плакал над их тяжкой участью.

– Зачем я их убил, ведь им было так хорошо!

Всем в Персии заправляла его властная тетка Марьям Бегум.

– Отведите хана в гарем, может, хоть страстные утехи вернут ему остатки разума! – приказывала она евнухам, получив доклад об очередных рыданиях хана над убиенными утками.

Но даже самые изощренные танцы живота не могли отвлечь Солтан Хусейна от любимого занятия: напиваться и рыдать над загубленной дичью.

– Зачем мне жены? – вздыхал он искренне. – Мне и без них хорошо!

Надо ли говорить, что правители персидских провинций взяли большую власть и с ханом почти не считались, правя каждый сам по себе. Астрабадский наместник категорически отказался пропускать посла к хану Персии, объясняя это просто:

– Едва ваш посол за ворота Астрабада отъедет, как местные разбойники ему не только карманы обчистят, но и в куски порежут. Ну а если ему повезет и он все же доберется до Исфахана, то там с него точно с живого кожу снимут. Наш шах жалеет лишь убитых уток, а людей казнит без всякой жалости, в том числе и неприглашенных послов. Так что вам проще будет прямо здесь отрубить своему посланцу голову, чтобы избавить его от будущих мучительств.

Опечаленному неудачей своей миссии, Давыдову Кожин передал этот разговор так:

– Ты, Петя, не ругать, а молиться за меня должен, ибо я спас тебя от гибели неминучей и страшной. Знаешь ли, как ханы азиатские с неугодными послами поступают?

– Как? – с испугом спрашивал его Давыдов.

– Живьем сдирают шкуру, а потом, коль еще трепыхаться будешь, натирают солью!

– Спаси и сохрани! – перекрестился Давыдов. – Слава Богу, что уберегли меня, Александр Васильевич, от погибели страшной!

Потеряв несколько дней в бесплодных ожиданиях, Кожин приказал пополнить запасы пресной воды и качестве мести за несговорчивость астрабадского правителя, настрелять на мясо нескольких коров на берегу. После этого, подняв в паруса, его маленький отряд взял курс на Красные Воды, где год назад Бекович якобы нашел старое русло Амударьи. За пять дней суда Кожина прошли около восьмисот верст.

Кожин был прежде всего гидрографом и картографом, а потому не мог не завернуть к знаменитому таинственному Узбою, чтобы лично разобраться с легендой о старом русле Амударьи.

Узбой представлял собой остатки русла высохшей древней реки, протянувшейся от Сарыкамышской котловины до Каспийского моря, длиной более пятисот верст. Когда-то по этому руслу действительно текла Амударья, но было это так давно, что об этом никто и не помнил. Да и люди к изменению русла никоим образом причастны не были. Изменился климат, повернула в другую сторону и Амударья.

Но обратному пути Кожин тщательно осмотрел берег в районе предполагаемого старого русла, лично облазил прибрежные овраги, замерил горизонты ватерпасом – особым бруском со стеклянной водяной ампулой.

Вывод Кожина был грустным, но обоснованным:

– Никакого свежего речного русла здесь нет и во помине. Ежели и считать здешние овраги остатками реки, то сия река протекала здесь в столь древние времена, о которых помнят разве что Адам с Евой. Посему никакой плотиной никакие ханы ничего не перегораживали, а воды ушли от здешних берегов единственно по причине древнего землетрясения. Вернуть посему обратно воду представляется возможным лишь после нового землетрясения, коль на то будет воля Господа, и никак иначе.

– К сожалению, все обстоит так, как мы и думали, – чесал затылок неудавшийся посол унтер-лейтенант Петя Давыдов, облокотясь на фальшборт. – На поиски сей лживой реки, которая существует лишь в перевозбужденном уме нашего князя, мы потратили уйму драгоценного времени, и все без толку!

Но делать было нечего, бросив якоря, шкоуты Кожина уныло качались на волнах в ожидании подхода главных сил флотилии.

Между тем флотилия Бековича покинула Александровскую крепость и взяла курс далее на юг, к урочищу Красные Воды.