— Давайте сразу к делу, мэтр. В прошлый раз я поручил вам некое задание. Справились ли вы с ним?

— О, да, ваша милость! Я все сделал, как вы хотели. Извольте глянуть список!

Жоли вывалил на ближайшую конторку россыпь пергаментных листов, испещренных мелким почерком, и вдобавок, огромную карту, свернутую в трубочку.

— Что это?

Я едва сдержался, чтобы не выругаться. Наверное, зря. Мэтр недоуменно поглядывал на меня, не понимая причин раздражения.

Я постарался пояснить:

— Словами, мэтр, словами! Ваши бумаги для меня — пустая трата древесины. Объясните, что вы отыскали!

Жоли шумно выдохнул, а потом внезапно взял из шкафа графин и кружку и налил себе изрядную порцию сидра, выпил залпом, вытер губы рукавом, после чего сказал:

— Я начинаю понемногу привыкать к вашим методам ведения дел, сударь. Простите меня за мою нерасторопность. Итак, вот, что я нашел…

Он развернул карту прямо на полу и начал пальцами указывать нужные точки.

— На данный момент к продаже предоставлены следующие угодья. Первый номер, бывшее поместье барона де Клемо. Вот, глядите, к нему прилагаются следующие земельные угодья, — Жоли легко водил перстом по карте, — а так же мельница, кузня, две скотобойни, вот эти поля, две деревни, которые исправно платят налоги…

Я кивал, пытаясь вникнуть, но информации было слишком много, причем информации специфической. Понятия не имею, как ее оценивать.

— Второй номер, шато у реки Луары. Хозяин, к сожалению, почил. Наследники хотят продать земли. Смотрите, тут виноградники, охотничьи угодья, лес, опять же возделанные поля…

Мы углубились в изучение бумаг и планов. Вариантов было не слишком много, и большая часть из них оказалась совершенно неподъемна по деньгам, даже, учитывая ту сумму, что должен мне фон Ремер.

Среди прочего попадались и отчужденные земли, то есть те земли, которые король своей волей изъял у бывших владельцев за разного рода прегрешения. В основном, конечно, за измену короне.

В числе прочих, я увидел и знакомый мне замок барона де Пьемона. Вот, значит, чем кончается любовь и покровительство Гастона Орлеанского. Сам королевский брат жив и здоров, чувствует себя отлично, отстранившись от заговора, в котором принимал самое непосредственное участие. А все прочие… Королева-мать в ссылке, с десяток заговорщиков уже кончили свои жизни на плахе — правосудие в эти времена штука быстрая. А имущество их, ровно как и земли, перешли в собственность короны.

И вот теперь я официально могу попытаться приобрести замок барона де Пьемона вместе со всеми прилегающими территориями, коих, судя по картам, было весьма изрядно. Причем приобрести по бросовой цене — сейчас мало кто желал выкупить эти владения.

Некрасиво получается. Сдал барона, отправил его на казнь, а теперь наглым образом граблю его наследство.

— Давайте-ка мы с вами, уважаемый мэтр Жоли, встретимся еще раз через некоторое время и обсудим все более досконально. А пока я изучу все бумаги и подумаю, какой вариант мне более подходит.

Мэтр кивнул, соглашаясь. Он стал выглядеть солиднее, когда у него появились деньги и клиентура, хотя бы лишь в моем лице. Ничего, мы еще сделаем из него первого адвоката Парижа!

— Кстати, у меня к вам еще пара дел, но несколько иного толка. Вы разбираетесь в монопольном праве? Смотрите, мне срочно нужно составить вот такую бумагу…

К моменту, когда мы окончательно разобрались с мэтром Жоли, наступил полдень. За работой время летит быстро. Но главное, мы обговорили все насущные вопросы, и мэтр обязался все решить даже без моего участия, включая получение монопольной лицензии на каретный извоз. А это было очень важно! Конкуренты, сука, не спят, а мне не хотелось бы физически воздействовать на каждого, кто попытается подхватить наше начинание с целью собственной наживы. Защита законом — лучшее средство от конкурентов!

Единственное, что я не поручил Жоли — забрать от моего имени двадцать тысяч ливров по расписке от кардинала. Это я сделаю сам.

Честно говоря, я не больно-то верил, что Ришелье сдержит слово. Ведь кое-что произошло с той поры, и вовсе не в мою пользу. Нельзя было использовать имя великого кардинала в истории с ведьмой! Я прекрасно понимал, что это перебор. И за это меня могли арестовать в любую минуту.

Мэтр Жоли давно ушел, а я все сидел на табурете в пустой комнате и задумчиво глядел в окно.

Мне хотелось собраться с мыслями и немного наметить свои будущие планы. Прошлая ночь сыграла свою роль, теперь я мысли иными категориями. Прежде всего, я перестал надеяться на гипотетическое возвращение обратно, я полностью смирился с тем, что жить мне предстоит здесь и сейчас.

Во-вторых, я обрел собственную религию, не похожую ни на одну из существующих. Теперь я точно знал, что после смерти может быть иная жизнь. Лучше ли, хуже — вопрос спорный. Но смерть — это еще не конец! И даже буддизм и прочие религии, верившие в переселение душ, мне были не конкуренты. Потому что они лишь в это верили, а я знал точно!

Правда, у меня имелся лишь единичный опыт собственной смерти. Если же я погибну еще раз, попаду ли я в следующее тело или же на этом все окончится?

В общем, моя религия требовала существенной проработки. Пока что все было сыро, так мне не стать великим гуру, за которым пойдут тысячи поклонников, а лучше — поклонниц. Хотя чем я хуже всех этих «мэнсонов» и прочих ублюдков? Собственно, ничем.

Ладно, никакую секту я не собирался организовывать. Куда мне тягаться с официальной религией?.. В нынешней политической ситуации я придерживался линии кардинала Ришелье, как крепкого политика, ставящего интересы страны выше своего личного благополучие.

Ночной сеанс возвращения памяти заодно заставил меня вспомнить известную фразу: «Признак взросления — когда в «Трёх мушкетерах» начинаешь болеть за Ришелье — государственника, которому мотали нервы четыре алкоголика, три проститутки и дегенерат в короне».

И это притом, что одного из упомянутых «алкоголиков» я знал лично. Правда, в моем случае он оказался еще и пироманом. Но это мелочи.

Мое одиночество прервал Перпонше. Он выглядел необычайно взволнованным и даже напуганным. В руках он держал мушкет.

— Что еще случилось?

— Там во дворе… они пришли за вами! Бегите, мой господин! Бегите прочь! Второй раз они вас не отпустят! Я их задержу!

Я поднялся на ноги и проверил, как рапира выходит из ножен. Перпонше судорожно заряжал мушкет.

— Убери оружие! Если меня арестуют, сообщи об этом шевалье д'Артаньяну, он проживает в таверне «Папаши Джозефа». Передашь ему вот эту расписку, он разберется, что с ней делать, — я вытащил из кармана заветный лист с автографом Ришелье и отдал его Перпонше. Он спрятал его за пазуху.

Я вышел во двор.

Деятельность фирмы по прокату фиакров была временно приостановлена. Весь двор оккупировали серьезно настроенные вооруженные люди. У всех в руках шпаги, а у некоторых — пистоли.

Работники же сгрудились кучей с краю двора и ожидали, чем разрешится ситуация. Сержанта Пиверта и его людей оттеснили на другой край, но пока никакой явной агрессии пришельцы не проявляли.

— Наконец-то, шевалье! Давненько я вас не видел!

Мне навстречу шагнул, широко улыбаясь, граф Рошфор. У него, в отличие от остальных, оружия в руках не было, но выглядел он, сука, в тысячу крат опаснее прочих.

— Граф! — кивнул я, лихорадочно решая, что делать. Бежать — не вариант. Драться — без шансов, убьют. Сдаться — так лучше уж драться.

Стоп! А что ему вообще от меня надо? Ведь при последней встрече с Ришелье мы вроде бы утрясли все вопросы, а история с ведьмой вряд ли успела достигнуть Парижа, да и не так важна она была, чтобы присылать целый отряд для моего захвата.

— Прокатитесь со мной, шевалье? — спросил Рошфор. — Карета за воротами. Нам есть, что обсудить…

Предложение, от которого невозможно отказаться.

— Разумеется, граф. Я целиком к вашим услугам!