Да, кстати, а ведь именно на этой площади в день бракосочетания Людовика XIII и Анны Австрийской в их честь устроили «карусель» — имитацию военных маневров, когда десятки всадников организованно перемещались по площади, разыгрывая сражение. Дамы восхищались бравыми кавалерами, которые гарцевали для них и исполняли опасные маневры. Зрелище было настолько потрясающим, что о «карусели» говорили еще много месяцев, чуть не больше, чем о самой свадьбе.

Опять сработала память де Браса. Он знал эти факты, я — нет.

Тем временем Ришелье обдумал мою просьбу и согласился:

— Хорошо, это все пустяки. Будет вам монополия. Пусть подготовят бумаги и передадут моему секретарю, я подпишу. Что-то еще?

— Да, Ваше Высокопреосвященство! — я решил — наглеть, так наглеть. — Так же прошу разрешения переименовать одно угодье по моему выбору!

— Что, простите? — тут Ришелье слегка опешил и откинулся на подушки. Какой же у него был уставший и замученный вид. И этот человек железной рукой привел Францию к будущему процветанию! Воля и страсть, одно без другого невозможно. Но не страсть к женщине — это мелко, и я не верил де Шеврез, когда она утверждала, что кардинал ее домогался, а страсть к более значимой цели — сделать свою родину великой.

— Я планирую приобрести в собственность земли, сейчас мой стряпчий как раз подыскивает подходящий вариант. И как только мы определимся с выбором, я хотел бы дать этим землям новое название!

— И какое же?

— Русси!

— И тогда вы по праву сможете именоваться де Ла Русс? Или, скажем, барон де Ла Русс! Правильно я понимаю? Вдобавок, вы снимете с себя возможные обвинения в присвоении несуществующего имени. А я слышал, вы уже вовсю им пользуетесь? Неплохо придумано!

Я лишь молча поклонился. Чертов Рошфор, уже успел доложить обо всех моих косяках и промахах. Что я ему такого сделал? Ведь бывший владелец моего тела, шевалье де Брас — человек графа. И при этом я не успел толком перейти дорогу графу. Значит, между ними и в прошлом существовали некие весьма напряженные отношения. И сейчас мне приходится это расхлебывать, даже, несмотря на то, что я сыграл свою роль на все сто процентов и подставил Медичи и Ко.

— Хорошо, шевалье де Брасс, барон де Ла Русс, я выполню и эту вашу просьбу! Собственно, в этом деле вы могли бы обойтись и без меня. Достаточно было обратиться в канцелярию, подтвердить право собственности, дальше лишь правовые нюансы…

— С вашим личным согласием все пройдет гораздо быстрее и без запинок.

— Это верно, — согласился Ришелье и непроизвольно начал чесать шею. Я заметил большое красное пятно на коже, которое прежде скрывала сутана. — Пусть ваш стряпчий подготовит прошение на мое имя, я подпишу и его. Надеюсь, это все? Или будет «в-четвертых»?

— Все, Ваше Высокопреосвященство. Это даже больше того, на что я мог надеяться.

— Но мы еще не поговорили о деньгах… — задумчиво сказал кардинал, глядя, казалось, мне в самую душу.

— Не смею отнимать ваше время такими пустяками. Деньги — это лишь средство достижения цели.

— Прекрасно сказано, барон. И все же, хотелось бы знать, сколько вам предложили за мою смерть?

— Я просил миллион, сошлись на двухстах тысячах, — честно ответил я.

— Неплохо-неплохо, хотя на их месте за такое дело я бы не пожалел того миллиона. Хотелось бы узнать, каковы ваши дальнейшие планы?

— Я уже сказал…

— Да-да-да, всячески служить интересам Франции!

— Именно!

— Знаете что, барон, дайте-ка Парижу отдохнуть от вас хоть немного. Мой вам совет, съездите на воды на недельку, подышите воздухом, подлечитесь. Развейтесь!

— Я бы с радостью, Ваше Высокопреосвященство, но граф Рошфор настаивает, чтобы я оставался в Париже и каждый день докладывал ему…

— Не волнуйтесь, де Брас, я передам графу, что вы уехали по моему приказу.

— Тогда завтра же с утра я отправлюсь в путь!

— С богом, барон! Вы очень необычный человек, клянусь моей сутаной! Мы с вами еще непременно встретимся. Как вернетесь, обратитесь к моему секретарю и попросите об аудиенции. Я хочу поговорить с вами более обстоятельно. И все же, хоть вы и отказываетесь, но вам потребуются подъемные средства на обустройство земель! Загляните-ка перед отъездом с этой запиской к королевскому казначею…

Кардинал достал из специального отделения письменные принадлежности и лист пергамента и что-то быстро написал на нем, после чего вручил листок мне. Затем, не слушая слов благодарности, стукнул два раза по стенке. Дверцу кареты тут же отворили, и мы выбрались на свежий воздух.

— Как вернетесь с вод, не забудьте заглянуть ко мне во дворец! — еще раз напомнил кардинал на прощание и ушел, окруженный гвардейцами.

Это был день Ришелье, момент его триумфа, его великой победы, к которой он шел долгие годы.

И, по случаю, я попал под щедрую раздачу, умудрившись получить все и даже больше из того списка, который был у меня в голове.

Я глянул в листок. Там было начертано красивым и ровным почерком: «Выдать подателю сего двадцать тысяч ливров золотом. По моему приказу, Ришелье».

Молва говорила правду — кардинал был щедрым к своим людям. А я внезапно стал человеком Ришелье, миновав посредника в лице Рошфора — граф будет очень и очень недоволен…

Двадцать тысяч — это много. Не миллион, конечно, и даже не двести тысяч, но, к примеру, годовое жалование капитана мушкетеров составляло около восьмидесяти тысяч ливров. Так что кардинал весьма дорого оценил мое участие в сегодняшнем спектакле, благодаря которому он избавился одним махом от всех своих явных врагов. Этот человек умел быть благодарным.

Уберу-ка я эту расписку в карман до лучших времен, а обналичу позже — надеюсь, Ришелье ее не обнулит, — а то и так золото прятать некуда, а завтра в дорогу.

Барон! Теперь я барон! Почти… Осталось лишь подыскать подходящие земли для покупки — это я поручил мэтру Жоли, а так же заработать на них оставшуюся сумму — а это мы попытаемся решить с помощью германца, — и дело в шляпе!

Пустяки?

Конечно! Всего лишь вопрос времени, а его у меня хоть отбавляй.

Ровно в шесть часов, кутаясь в плащ от утренней свежести, я подошел к воротам Сент-Оноре, тем самым, что разделяли Лувр и Тюильри. Вчера я славно провел здесь время, но сегодня уже ничто не напоминало о тех событиях. Число патрулей на улицах казалось обычным, в городе было спокойно, и стража у ворот особой бдительности не проявляла. Солдаты грелись у костра, так же, как и я, спасаясь от прохлады.

Д'Артаньян не подвел. Он пришел чуть заранее назначенного часа и теперь топтался в ожидании, переминаясь с ноги на ногу. Этой ночью, как и предыдущей, гасконец дома не появился, и я уже подумал было, что придется ехать с немцем вдвоем.

Кстати, пора уже съезжать от гасконца, я и так чересчур долго пользовался его гостеприимством. Де Шеврез уже вряд ли навестит меня — ей сейчас явно не до того, а причин стеснять д'Артаньяна не было.

Была у меня прежде мысль купить небольшой домик в Париже, но ее перебило желание приобрести собственные земли. Впрочем, одно другому не мешает. Решено! По прибытию обратно временно поселюсь у Перпонше в конторе, заодно и прослежу за развивающимся бизнесом. А там решу, что мне больше по душе: сельская идиллия или городская суета.

— Доброе утро, шевалье! — д'Артаньян приветственно поднял вверх руку с прямой ладонью по римскому обычаю.

Я чуть не поперхнулся от неожиданности. Конечно, всем известно, что фашисты в свое время много чего уперли из символики Священной римской империи, но словить утреннюю зигу от д'Артаньяна было крайне неожиданно.

— Друг мой, — проникновенно начал я, — попрошу вас об одном маленьком одолжении. Никогда не используйте этот жест!

— Почему? — с любопытством спросил гасконец.

— Просто не делайте так больше! Поверьте, не надо!

Д'Артаньян кивнул, хотя и не понял причин моей просьбы, но тут в конце улицы показался фон Ремер. Он ехал верхом, ведя в поводу еще двух лошадей.