Миру нужно скрывать от Наиля как можно дольше. Чем позже он узнает о ее существовании в моей жизни, тем лучше. Прежде всего для нее. Какой бы она дерзкой не казалась, по сути Мира невинна, похожа на бутон розы с шипами. Для меня откровение то, что малышка как-то быстро проросла во мне. Пустила корни и обживается. Как бы ненужные чувства не вспыхнули к этой кукле, обожжемся ведь оба.

— Назар, зайти ко мне в кабинет, — Наиль просит, а по факту приказывает. Ослушаться нельзя. Он первым покидает зал для совещаний, за ним следом бежит его свита. Я не спешу за братом.

Беру мобильник, с улыбкой разглядываю еще несколько присланных фотографий от Миры. Выбираю несколько комплектов нижнего белья, которые идеально сидят на девушке. Отмечаю их сердечками. Мира тут же присылает смайлик с поцелуем. Детский сад, а почему-то приятно. В прошлом меня так мило не доставали. Карина, с которой у меня были серьезные отношения, остерегалась писать, звонить. Боялась, что о нас кто-то узнает. Я до сих пор стараюсь скрывать свою личную жизнь, дабы она не стала моей ахиллесовой пятой.

Не планировал с Мирой сближаться, привязываться. Но почему-то в первую ночь, когда ее привез в квартиру, пришел к ней. Заснул рядом. Не отпихнул, когда она доверчиво ко мне прижалась во сне. Утром смылся, дабы избежать ненужных взглядов и фраз, давать повод думать о том, что между нами что-то большее.

Несколько дней не приходил, не звонил, не писал. Мира сама позвонила, написала и закидала мой мессенджер сексуальными фотками. То оголенное плечо, то спущенная лямка майки, то прищуренный глаз, то приоткрытые губы, то тонкие щиколотки с босыми ногами.

Ее ненавязчивый напор обезоруживает. Мире хватило пару дней, чтобы засесть у меня в голове. С Кариной такого не было. Я о ней вспоминал от случая к случаю. О Мире думаю постоянно.

— Садись.

Наиль указывает на кресло возле окна, как только я появляюсь в его кабинете. Послушно иду к указанному месту. Расстегиваю пиджак, присаживаюсь, закинув ногу на ногу, в ожидании смотрю на брата. Он садится напротив, прищурено разглядывает мое лицо. Сканирует его, пытается счесть информацию, которую я ему под пытками не выдам.

— Папа спрашивает, почему ты не приезжаешь на семейные ужины по выходным. Мама беспокоится, как бы ты не похудел, — ирония в голосе заставляет меня улыбнуться.

— Заеду на этой неделе, — обещаю, понимая, что надо иногда появляться перед глазами родителей, чтобы было меньше вопросов ко мне и к моей жизни.

— Отлично, как раз приедут гости.

— Гости? — удивленно вскидываю брови. — Какие гости?

— Они были приглашены в прошлый раз, ужин, который так и не состоялся из-за плохого самочувствия отца.

— А как его самочувствие сейчас? — скрещиваемся с Наилем взглядами.

Мы не особо пылаем сыновьей любовью к отцу-тирану, но старший брат всегда стоит на его защите в отличие от меня и младшего брата Алана. Наиль всю жизнь живет по указке отца. Порой мне становится его жалко, но ненадолго. Каждый выбирает свой путь сам. Я ушел из дома, стоило мне только стать совершеннолетним. Доказал старшему Каримову, что могу жить без его денег и покровительства. Пусть мой путь и не совсем законный, и правильный, но сам факт — деньги семьи мне не нужны. Алан вообще подался в правоохранительные структуры. Благо мы с ним не пресекаемся, и надеюсь не пересечемся.

— Он хорошо себя чувствует.

— Я рад за него, — киваю, жду продолжения разговора. Не просто так меня Наиль позвал. И не просто так упомянул каких-то гостей. Он неожиданно встает, идет к своему столу, что-то берет и возвращается.

— Кто это? — без особо любопытства рассматриваю протянутую мне фотографию. Милая девушка с длинными темными волосам. Улыбается не только губами, но и глазами. Ей хочется улыбнуться в ответ. Даже фотографии. Располагает.

— Это Дария, дочка Антона Витальевича Разумовского.

— Того самого Разумовского? — более пристальнее всматриваюсь в фотографию девушки. Она не цепляет с первого взгляда, я бы прошел мимо и не оглянулся. Возможно, эта Дария неплохой человек, послушная дочь, умница и активистка.

«Тот самый Разумовский» — человек, который является правой рукой руководителя страны. Человек, который может помочь мне получить вход в верхушку правительства. Я даже не уточняю у Наиля, зачем он мне подсовывает фотографию дочери Разумовского.

— Папа одобряет.

— Еще бы, — хмыкаю, кладя фото на журнальный столик. — Я так понимаю, моя участь, как барашка, решена?

— У тебя всегда есть выбор, — уклончиво отвечает Наиль, откинувшись на спинку кресла. — Ты всегда поступал так, как считал нужным.

— При этом вы всегда держали руку на пульсе моей жизни. И когда надо вмешивались без спроса.

— Давай не будем ворошить прошлое.

— Давай.

— Ждем тебя на выходных, приезжай.

Брат миролюбиво улыбается, ничего не остается, как ответить ему такой же улыбкой. Какие бы между нами отношения не были, как бы не относились к отцу, мы братья. Кровные, родные, связанные одной матерью. Даже при наличии претензий друг к другу, мы находим точки соприкосновения. Например, мы горой стоим за наших незаконнорожденных младших: Алана и Алины.

Меня встречает мама. Мама — это тот человек, который всегда тебя ждет, который всегда на твоей стороне, каким бы ты дураком не был. К маме приходишь, когда на душе скребут кошки. Что я, что Наиль — мы возвращаемся в отчий дом ради матери.

Стоит на пороге, стоит только машине заехать во двор. При виде меня тепло улыбается и идет мне навстречу. Заключаю ее тут же в крепкие объятия, понимая, что соскучился. Нужно почаще заезжать на чай и почаще звонить, а не погружаться с головой в собственные проблемы. Мама не вечна.

— Назар, — мама обнимает меня, я нагибаюсь и целую ее в щеку. Жмурюсь, вдыхая знакомый с детства запах ванили.

— Как ты? — смотрю в карие глаза, наполненные безмятежностью. Она рада меня видеть и судя по всему на душе у нее спокойно.

— Все хорошо. Проходи, отец с Наилем в гостиной. Там и гости, — треплет меня по щеке. Ее загадочная улыбка подсказывает мне, что мама одобряет девушку, которую отец выбрал для меня. В свое время она так же одобрила суженую Наиля.

Целую ее руки, улыбаюсь и направляюсь в гостиную. При моем появлении все разом замолкают. На журнальном столике стоят тарелки с восточными сладостями и чашки. Отец одаривает меня скупой улыбкой, кивает в знак приветствия. Кивает и Наиль.

Антон Витальевич Разумовский устремляет на меня жесткий взгляд. Глаза холодно окидывают с ног до головы, поджимает губы. Я осознаю, что этот мужчина не позволит обижать то, что ему дорого сердцу. Порвет на куски, закатает в бетон и сожжет на костре останки, чтобы развеять пепел где-то в поле.

Я смотрю на девушку рядом с Разумовским, которая с любопытством украдкой меня разглядывает. Когда мы встречаемся глазами, она приветливо мне улыбается.

Мое впечатление, которое сложилось при присмотре фотографии, не меняется. Ее улыбка действительно вызывает желание улыбнуться в ответ. Еще она милая. Не красавица, из-за которой учащается пульс и каменеет член. Но сдается мне, что при близком знакомстве она окажется той самой опорой, на которую любой мужик захочет опереться в жизни, если свяжется с ней.

Если связывать себя браком, то надо понимать, что за человек будущая супруга. И пусть на первый взгляд Дария вся такая открытая, создающая впечатление доброй и отзывчивой девушки, интуиция подсказывает мне не доверять этому впечатлению.

В тихом омуте черти водятся. А Дария самый настоящий омут без дна.

— Антон Витальевич, это мой второй сын. Правая рука Наиля в бизнесе.

Будь у меня более нежная душа, меня бы задела сухость тона отца. Он явно не стремится приписывать мне достоится, которых нет, в глазах Разумовского. Закрадывается подозрение, что папа передумал связываться с человеком, через которого рассчитывал получить влияние на политической арене.