Цейса запустила трансляцию. На экране разлилась бескрайняя молочная пелена: кое-что интересное нашлось именно здесь, на наиболее вероятном для высадки спутнике — ледяном. Изображение некоторое время оставалось неизменным, затем стремительно увеличилось в масштабе. Быстро убежали за край экрана характерные глубокие борозды и следы кратеров, рельеф вырисовывался все явственнее — и, наконец, появились черные точки, ярко контрастирующие с ослепительно белым фоном. Когда точки увеличились до нужных размеров, стало ясно, что это следы пребывания разумных существ, и довольно давние. Большое темное пятно неправильной формы вокруг заледенелого кратера являлось, скорее всего, следом от старта челнока. И пятно это было не единичным. Около пятен виднелись то ли какие-то агрегаты, то ли остатки куполов. Кроме них наличествовали и другие, порой накрепко вмерзшие в лед, следы разумной и высокотехнологичной жизнедеятельности.

— Это наше оборудование, — обронил Абвир, — давнее. Еще с первой высадки.

— Мы жили тут все то время, пока исследовали планету… — протянула Севи. — Беглый лаугх, похоже, сюда не добрался.

— Главное, чтобы мы до него добрались, — изрек боец.

Я смерил долгим взглядом наших врача с бойцом. М-да, если даже они — кверки, совершенно посторонние от планетарных исследований — так живо отзывались о попытке инорасцев сунуться на планету, то что поднимется в межгалактическом совете, когда об этом узнают пресветлые старейшины? Хамоэ явно потеряли рассудок, затевая такое вопиюще недальновидное действо. Да, планета не использовалась хозяевами совершенно ни в каком виде, но это явно не повод заглядываться на чужой огород, а уж тем более, там хозяйничать.

— Я не обнаружила здесь свежих следов чьего бы то ни было присутствия, — продолжила Цейса, — равно как и наличия лаугхских посадочных капсул, так что это просто забавный нюанс. Если наш искомый беглец знал про эту заброшенную базу, он с большой долей вероятности высадился бы здесь, а не на Краптисе. Крис… — Я встрепенулся. — Рассчитай траектории на все остальные планетарные спутники, которые мы отобрали раннее. Впрочем, я убеждена, что беглеца на них нет. Раз уж он не знал об этом, самом комфортном месте всей планетарной системы.

— Не надо, — прозвучал ровный голос капитана. — Я согласен, полностью. Его там нет. Займитесь Краптисом. Вплотную.

— На Краптисе ему не выжить, капитан, — раздался такой же спокойный мысленный голос биолога. — Полгода… здесь, в этих условиях… при наличии лишь десантного модуля…

— Тоже согласен. Значит найдите… его останки.

Сказав это, Фарч развернулся и ушел к себе. У меня возникло ощущение, что он уже смирился со смертью беглеца — или беглецов, — и провалу нашей миссии. Да, по-моему, уже все смирились — причем сразу же, как только взглянули на эту громаду в обзорный экран.

Нам с Цейсой, а может и с Гассом, предстояло немало потрудиться перед высадкой. Через четыре часа дрон засек десантную капсулу, на две трети засыпанную песком. Она была пуста.

Гасс отдыхал в своей рукотворной скорлупе, идеально подходящей для его тела — это, собственно, и был слепок с тела, отлитый потом из полихитина. Пол скорлупы покрывал… Гасс считал это половичком. Сложная, толстая конструкция — текучая, как вода. Считалось, что сия скромная обитель скрасит дискомфорт при перегрузках — однако же под их спудом биологу неизменно было гадостно и муторно. На личный компенсатор инерции Гасс, естественно, не рассчитывал, хотя тяжесть терпеть не мог ни в каком виде. Цейса страдала чуть меньше — так она и вживила себе давным-давно все что нужно — а вот Гасс таких изощренных вживлений не хотел. Он не хотел ни кибернизации, ни перегрузок, ни общения, ни вообще каких бы то ни было перемещений. А уж что он не хотел больше всего, так это улетать с Каоха! Как ему было хорошо там, в тени айваха — когда он, затаившись, только лежал и слушал. Слушал, внимал, проживал, чувствовал богатейший мыслеспектр живых существ. Купался в желаниях, инстинктах, охотничьих повадках и страхах быть обнаруженными… Нет, после этой миссии он снова улетит на чудесный Каох и проведет там несколько месяцев — это Гасс решил твердо.

Корабль биолог не любил — слишком мощные рывки, постоянно скачущая туда-сюда гравитация… Экипаж, вернее его мыслеатмосферу — вообще терпеть не мог. Гнетущая ноша ответственности Фарча, изматывающая усталость Плуха, постоянное раздражение Грезота, надменная брезгливость Севи, навязчивая тяга к убийству Абвира, механическая заумь ущербной Цейсы, тоскливое одиночество и потерянность Криса… Всем им в разное время было плохо, страшно, злобно или одиноко — внешне этого никто не показывал, но мысли-то не скроешь. Тем более, наедине с собой. Да, экипаж развлекал себя как мог — но негативный фон с лихвой перекрывал весь уют, радость и благоденствие. А затыкать свои уникальные «уши» Гасс не умел.

Но все же уходить из команды он не собирался — где еще встретишь такое буйство инопланетных организмов, исследований и открытий? Только на межзвездном корабле — а на других он чувствовал себя еще хуже. Свою команду-то он однажды спас — и при встрече с нею в привычном потоке гадливой отстраненности хоть иногда проблескивали оттенки искренней благодарности или воспоминания о ней. А как-то его попросили слетать с чужим экипажем — так там царила полная беспросветность!

Обычно Гасс искал светлые мыслеобразы кого-либо из членов экипажа и погружался в них, словно в родные болота собственной планеты. Он давно уже знал всех как облупленных — их мечты, печали, заботы. И привык, смирился. Да, его все еще расстраивал тот или иной мазок отчаяния или злобы в общей аляповатой картине межзвездной хандры, кою он наблюдал на Цветущем год за годом. Но помогал он им всем совершенно искренне — ведь это уменьшало тоскливую безысходность бытия, ауру нелюбви, суетливое беспокойство. И это правда работало. Негатива становилось меньше.

Сейчас перед ним стояла дилемма: капитан собирался высаживаться на планету в одиночку, а Севи — группой, и раздумывала, кого брать с собой. Естественно, она рассчитывала и на него, биолога. Конечно, кверкессу можно понять — ментальная связь в эдаком лаугхском Пекле нужна как воздух. Да еще самый верный ее смотрящий постоянно выкидывает на планетах своевольные коленца с фатальными последствиями — постоянно приходится контролировать направление его мыслей! Плюс беглеца сможет отыскать лишь он, медиум — но Гасс совершенно не был уверен в том, что он там вообще выживет. Внешние воздействия атмосферы, несусветное тяготение, дышать нечем, десантная шлюпка тесная — они практически будут в ней соприкасаться телами… ощущения привычной мерзостной грязи пропитает их души, ожесточит — нет, нужно искать другой путь. У дессмийки, вроде, проскакивали нужные мысли, решения…

— Цейса, — позвал он.

Он почувствовал, как вздрогнула кибернетик — даже не вздрогнула, а содрогнулась — всем телом, прогоняя возникающие мысли, одна другой противнее.

— Гасс… я же просила не лезть ко мне в голову… Кроме того, я сейчас несколько занята.

— Приношу свои извинения. Ты говорила, что можешь сделать усилитель мыслепередачи…

— Не могу сделать, а могу попытаться переконструировать! Ничего сложного…

Гасс почувствовал, что Цейса изо всех сил пытается выгнать, выдавить липкие прикосновения его ментального присутствия — и снова ощутил свою отвратную никчемность. Привычно смутившись, он прервал контакт. Поворочавшись в своей скорлупе, биолог задумался о новой, недавно проявившейся опасности в умах экипажа. Капитан уверен в том, что в решающий момент решать будет он. Но решать будет Мать, и ее предварительные умозаключения оптимизма не внушали. Кроме того, похоже, на этот раз они собираются взять Криса — вот уж его действительно жалко, о своем экипаже он узнает много интересного…

* * *