Ухлусс сел. С виду он походил на огромную пивную бочку с откидной дверью и окнами. Из аппарата вышли два лаугха, и озабоченно нам кивнули. Один тут же занялся осмотром капитана, второй стал расспрашивать Севи. Из ухлусса больше никто не показался — кибернетические помощники здесь не приветствовались — лаугхи вообще к мертвой электронике на своей планете относились холодно и предвзято. После получения нужной информации, прибывшие без всяких носилок погрузили негнущегося Фарча в ухлусс, и улетели. За здоровье лаугха я не опасался — вот уж на медицинских технологиях лига не экономила — вернется наш Фарч вскорости, и будет чувствовать себя заново родившимся.

Потом прилетел второй ухлусс, выкрашенный цветами лиги — на нем мы и отбыли на базу. В ухлуссе этом меня чего-то затрясло не на шутку — организм запоздало сбрасывал напряжение последних дней. Заботливые сотрудники сопровождения накинули на меня чью-то куртку, хотя я совершенно и не мерз.

И вот на базе-то я, наконец, наелся как следует, напился и, заодно, посетил все сопутствующие заведения. Таким образом, я подготовился к предстоящей спячке, и, наконец, нырнул в мягкую, белоснежную, уютную постель, предварительно отключив коммуникатор и заперев дверь. Засыпал я с блаженным кошачьим урчанием.

Фарч вынырнул из небытия. Все тело заполонила нестерпимая, безмерная боль. Она пульсировала, жгла, дробила, дергала и выплясывала на костях безумный танец древних предков — сознание плыло, гасло, выныривало, затем, наконец, не выдержало и ухнуло обратно — в жгучую, безводную бездну.

Через какое-то время лаугх снова пришел в себя: с ним что-то делали, уговаривали, обнадеживали — слова утекали в сухой песок, не касаясь сознания. Разум бесновался: сначала хотелось пить, потом неистово чесаться, а потом боль снова начала свою бешеную пляску, и Фарчу хотелось умереть. Нестерпимо и остро — мочи терпеть не было, силы покинули его еще там, в подземельях. Он должен был возглавить отряд — это единственное, что он помнил. Что там было, чем все закончилось? Память безмолвствовала.

Он раз за разом ощущал себя на родном айвахе, пристально вглядывающимся в близрастущие ветви, исследуя каждую пядь коры. Он жаждал видеть херха, опознать, убить — но херх уже дал потомство, тугие змеи набрасывались со всех сторон. Тело не слушалось, медлительность раз за разом вяло перетекала в неподвижность — твари впивались в его руки, ноги, спину, шею… впрыскивали токсин и обвивали смертоносными жгутами — кости выскакивали из суставов, дробились с сухим треском, а сознание все не меркло.

— …В наших мирах скрыта мощная сила, которая доступна не всем — противоречащая общепризнанным законам…

Сила…

Сила… Абвир не кажется сильным, он кажется скучающим — его нужно убить. Прыжок…

Боль — ничто. Главное — их айвах снова расцвел… Нужно только найти и убить херха. Паразит силен и коварен, как Хамоэ…

Сила…

Дверь палаты отворилась, и в проеме показалась голова Севи. Абвир заворочался, пытаясь подняться.

— Лежи! — приказала Мать, и боец снова затих. Кверкесса вошла, притворив дверь, и подошла к регенерационной капсуле Фарча, всмотрелась в его застывшее лицо, затем посмотрела на экран монитора, пристально изучая важные нюансы в диаграммах графиков.

— Как он? — спросила она, не отрываясь от просмотра данных.

— Плохо… Бредит. Все ловит своих херхов. УсСевиона, он выживет? Будет ходить?

— Выживет, — кивнула врач. — И ходить будет. Да только корабль ему больше не дадут. Сам знаешь, перегрузки.

— Всю жизнь за кем-то гонялся, да так и не поймал… — боец апатично рассматривал потолок. — И мы так же…

— Порой путь к цели важнее самой цели. Я выражаю удивление — тебя стала беспокоить забота о капитане и тщета собственных стремлений?

— Выражаю смех, — буркнул боец. — О чем тут еще думать?

— Например, о совете — он начнется через полчаса.

— Тебя там раскатают, как Фарча на той горе.

— Это не твоя забота. Поправляйся, мне пора.

— Освети, Кверк, твой путь. Прощай, Мать.

* * *

Совет назначили на вечер следующего дня, и высокие ответственные лица надеялись на мое присутствие — о чем меня и известили в официальном приглашении, пришедшем на коммуникатор. Я соизволил продрать глаза и выйти к столовой в районе полудня. У пульта раздачи мне встретилась Сюин — бывшая однокурсница, — я едва не потерял голову, когда увидел миниатюрную фигурку нашей поднебесной валькирии — именно так ее все тогда и называли. Ох, что мы с ней вытворяли в вирте, напившись каждый на своем конце галактики… Да, было дело. Вдоволь наахавшись и наобнимавшись, мы, наконец, приступили к долгожданному празднику чревоугодия. Сюин, кстати, мои инсинуации совершенно не касались: во-первых, этот прием пищи легко мог быть у нее ужином, во-вторых, чревоугодием она не наслаждалась, а тяготилась. За столом она, в основном, щебетала — вместо того, чтоб молча поглощать заказанное. Первым делом Сюин поведала, что я теперь межгалактический герой всея космоса, и она мной в кои-то веки гордится. А еще, что на Краптис летит эскадра дипломатов и ученых всех сортов. Ну, естественно…

— В дальний путь, — фыркнул я. — Им там понравится…

— Почему это «им»? — лукаво вздернула бровки Сюин. — Меня вызвали именно для этого рейда, я тоже лечу.

Я распахнул глаза и открыл было рот, но она быстро добавила, убив меня наповал:

— И ты тоже летишь. УсСевиона отзывалась о тебе наилучшим образом.

Я захлопнул рот, и стиснул челюсти, переваривая информацию. Это что, такая кверкская форма мести? Аппетит пропал напрочь. Видно, Сюин что-то угглядела в моих потухших глазах, и с жаром схватила меня за руку:

— Крис! Это экспедиция колоссального значения — ну неужели ты не горд тем, что будешь работать со светилами межгалактической науки!?

Я саркастически искривил губы, глядя на то, как полыхают лучезарным счастьем ее глаза.

— Эти светила даже не представляют, что их там ждет. Я не полечу! Да и тебе не советую — легкие у меня до сих пор болят…

Она гневно отдернула ладонь, и вскочила:

— А я полечу! И, если надо, возглавлю подземную экспедицию! О ней напишут в учебниках: сквозь мрак подземелий, под гнетом самой природы шли они к своей цели, стремясь… м-мм… стремясь…

— Дойти живыми. Угу, Фарч тоже думал, что он всех нас возглавит… Поднебесная моя — твоя кожа там обвиснет, а осанка станет согбенной. Гордиться ты будешь тем, что на четырех костях сможешь проползти два метра самостоятельно. На лице выступят корявые сизые жилы, а в глазах полопаются…

— Я зря надеялась, навигатор Ристов, — надменно перебила она меня, вставая в позу Наполеона, — что за эти годы ты хоть как-то поумнеешь.

— Зря, — с покаянным смехом перебил я, ловя ее отдергиваемую ладонь. Ее горделивая надменность выглядела так потешно, что я решил разрядить обстановку. — Не сердись. Ты действительно не представляешь, куда собираешься сунуться. Ну — собираешься, и молодец. Садись, давай поболтаем… видела кого-нибудь из наших?

Она растерянно опустилась на упругий топчан, не растеряв своего боевого обаяния. Нахмуренный, сосредоточенный взгляд лишь добавлял ей привлекательности. У меня сердце обливалось кровью, когда я представлял ее лицо в краптисовском аду. Романтичная дурочка, пылкая и бесстрашная… и ведь ее действительно возьмут: квалификация Сюин куда серьезнее моей. Вот попала в историю…

Мы поболтали еще немного, повспоминали былые фиаско и победы — и она снова начала улыбаться и шутить. Но растерянность все равно таилась в уголках глаз — видимо, моя сермяжная правда хоть как-то опустила ее на землю.

— Ты мне расскажешь, что там было на самом деле? — заглянула она мне в глаза на прощанье.

— После совета, — подмигнул я. — Но тебе это не понравится.

— Это мы еще посмотрим, Ристов…

Она чмокнула меня в щеку, и упорхнула. А я побрел приводить в порядок и свою помятую, заспанную физиономию, и давно забытый парадный мундир. Наверняка на совете будут присутствовать большие шишки, и навигатор «Цветущего» не должен ударить в грязь лицом.