— Если бы Господь не хотел, чтобы мы ели животных, Мо, он не сделал бы их такими вкусными.

— Знаешь ли, меня один раз посадили под домашний арест за точно такое же высказывание на футболке, которую я надела на митинг по защите прав животных.

Купер широко и искренне мне улыбнулся. Его улыбка потрясла меня, просто сбила с ног. Раньше он никогда мне не улыбался, разве что дразнил.

Было такое чувство, словно возле меня кто-то взорвал коктейль Молотова. Все тело покраснело, стало жарко, тесно, неуютно. Я извинилась и пробормотала что-то про подгорающие на сковороде яйца и скрылась в кухне. С горящими щеками я ринулась в холодильное хранилище, захлопнула за собой дверь и прижалась, обняв себя руками, к полке с замороженной говядиной. Может, я подхватила грипп? Пожалуйста, Господи, пусть это будет грипп.

Ненормально ведь, когда просто от улыбки мужчины в моих трусиках вспыхивает пожар. Я не хотела, чтобы у Купера появилась такая власть надо мной, особенно, когда между нами все так зыбко и шатко. Нужно просто сконцентрироваться на других вещах, на других людях. Например, на Алане, у которого, насколько я знаю, только одна форма тела.

Я минут пять провела в холодильнике, надеясь, что его воздух остудит мое лицо. Я намеренно проторчала весь остальной день на кухне, готовила, повернувшись спиной к обеденному залу, и трудилась, как пчелка, чтобы кухня блестела, так что смогла пойти домой в ту же минуту, как подошла к концу моя смена, что для меня редкость.

Оскар ждал меня в дверях и выглядел весьма шикарно в своем маленьком красном свитере с узором в ромбик. Я почесала его за ухом, и он выбежал во двор. Мы гуляли сегодня дольше, чем обычно, и я размышляла над новым поворотом в своей жизни. С чего это Купер вдруг стал себя так мило вести? И почему я так на это реагирую? Черт, меня это волнует и возбуждает.

Может, просто избыток гормонов, ответ организма на длительную сексуальную диету? Я так долго голодала, что тело жаждет оторваться по полной программе: Купер, как чувственный жареный во фритюре тройной шоколадный чизкейк, поданный на палочке?

Алан, в свою очередь, ангельский бисквит, сладкий, полезный. Съешь — и ни в чем себя не коришь. Он умный, честный, открытый, внимательный, так почему я думаю о нем «мой друг Алан», когда думать следовало бы «ходячий секс, фантастическая личность, идеальная для меня»?

Я чертыхнулась на мое несговорчивое подсознание и посмотрела на небо. Теперь темнело рано, отчего думалось, как же это будет через несколько месяцев, когда солнце светит всего несколько часов в день. Но я не испытывала беспокойства. Зеленые джунгли, окружающие мой родной город, всегда казались отталкивающими, таили в себе угрозу человекоядных москитов, болотных сапогов, не говоря уж о случайно встречающихся аллигаторах. Здесь же зелень благоухала, тени манили прохладой, я чувствовала, что лес мне рад. Но, как бы очарована я ни была, всегда помнила, с болончиком или без, а уходить от жилья после наступления темноты нельзя.

— Пора домой, Оскар, пойдем, приятель, — позвала я — поводок пес воспринимал, как личное оскорбление. Он побежал ко мне, но через пару шагов вдруг развернулся и со всей скоростью, на которую были способны его маленькие пухлые ножки, ринулся в лес.

— Оскар, нет! — закричала я, услышав его яростный лай.

Я побежала за ним, спотыкаясь о подлесок, ветви преграждали мне путь.

— Оскар, — снова звала я, лай звенел между деревьев. — Не очень-то умно, Мо, гнаться за маленьким псиным канапе в лес, когда на свободе волк, который жаждет крови. С тем же успехом можно было замочить себя в уксусе и вставить в рот яблоко.

Я подумывала вернуться и дать Оскару искать дорогу домой самому, ему ведь, совершенно очевидно, проще, чем мне, пробираться через кусты. И он учует хищника, да? Сможет убежать. Но одна только мысль об одинокой, беззащитной собаке в глупом маленьком свитере толкала меня вперед.

Впереди ветви становились тоньше, а в сероватом свете сумерек виднелась поляна. Казалось, Оскар остановился, потому что вой и лай слышались теперь только с одного места. Я бежала вперед и старалась вспомнить, водятся ли так далеко на севере скунсы, потому что отмывать таксу от их запаха я не была готова. Я пролезла через последнюю преграду из веток.

— Черт побери, Оскар… — и тут я услышала рычание.

Я попыталась резко затормозить, упала, приземлившись на попу, вверх ногами. Передо мной стоял на задних лапах медведь гризли, уже потревоженный лающим псом. Его рост был все восемь футов, больше моей первой машины! Одного только такого размера оказалось достаточно, чтобы мой примитивный мозг устремился в уголок черепа, скукожился там и захныкал. Рациональной частью сознания я помнила, что в кармане у меня лежит перцовый баллончик, отпугивающий медведей, но я не могла заставить руку двинуться, чтобы его вытащить, все мои реакции ограничивались криком и возможностью обмочить штаны.

Я выбрала крик. Протискиваясь обратно, царапала руки о ветви и камни. Лес, который еще несколько минут казался сказочным и дружелюбным, превратился в оживший кошмар. Какая ирония, что мои родители, обожающие природу, будут скорбеть о дочери, съеденной этой самой природой?

Медведь вновь опустился на четыре лапы, его горячее и дурно пахнущее дыхание порывами увлажняло мое лицо. У меня пересохло во рту, когда животное придвинулось ближе, его огромная передняя лапа поднялась, чтобы смести меня с лица земли, мое сознание замерло, фиксируя, как необыкновенно длинные когти появляются из пазух. Мелькнула мысль, будут ли на мне красиво смотреться порезы, ответ определенно отрицательный. Я вздрогнула, подняла руки над головой, закрываясь, ждала удара, но тут несколько вещей произошли одновременно.

Удара не последовало, я открыла глаза и увидела между мной и медведем Купера в волчьем обличье. Он стоял, широко расставив лапы, защищая меня, шерсть дыбом, как волоски на щетке.

Я почувствовала прилив благодарности особенностям человеческого мозга, благодаря которым, в надежде оградить меня от ужаса быть съеденной медведем, в отчаянной попытке притупить шок от рычащей, бьющей когтями смерти, в моем сознании появилась картинка пушистого спасителя. Я была уверена, что этот героический образ, который я увижу последним, станет некоторым утешением на моем пути по пищеварительному тракту не очень-то нежного Бена.

Волк зарычал, его низкий баритон перекрыл шум панического отрывистого лая Оскара. Я потрясла головой, возвращая клетки головного мозга на их законные места — Купер оказался настоящим.

Оскар, очевидно, не хотел, чтобы его превзошли в напускной храбрости, так что он прыгнул на переднюю ногу медведя и вцепился в нее своими маленькими зубками. Медведь взревел и отбросил пса от себя одним движением. Оскар взвизгнул и приземлился прямо у моих ног, я схватила его и прижала к себе, хотя он и рвался обратно в бой.

Медведь устремился в атаку, волк зарычал. Медведь попробовал напасть справа, чтобы Купер, отступая против часовой стрелки, отошел от меня, но волк не двинулся с места, отвечая на вызов соперника. Зверь попытался нанести удар левой, в итоге пропустил контратаку волка и был укушен в нос. Купер отступил, его хвост мазнул по траве рядом со мной. Он нагнулся к земле в оборонительной позе и громко зарычал.

Медведь пришел в ярость и издал такой рык, что у меня в ушах зазвенело, но, когда демонстрация медвежьего тестостерона не помогла прогнать врага, зверь опустился на четыре лапы, фыркнул в мою сторону, вроде «ну, и ешь ее сам, не стоит она усилий». Убедившись, что произвел впечатление самого громкого, большого и злого в лесу, медведь медленно удалился.

Я долго и рвано выдохнула, зарывшись лицом в свитер Оскара. Купер перекинулся в человеческую форму. Он был обнажен, покрыт потом и весьма рассержен. Хммм…

Теперь, когда я больше не была парализована страхом и кровь снова поступала к мозгу, я собиралась оценить, что обо мне, как о личности, говорит факт каких-то непонятных отношений с человеком, которого я не особо люблю и который провел обнаженным едва ли не половину времени, когда мы встречались, а меня это, вроде, и не беспокоило. Похоже, надо все же заняться сексом с кем-нибудь. И побыстрее.