В 1977 году наша семья репатриировалась в Израиль. Типичные для всех олим первые месяцы жизни в новой стране. Следует ещё учесть такой немаловажный фактор, как перепад уровней брежневской Совдепии и оглушившей нас демократии, как пережитые мучительные месяцы неизвестности и страха после подачи документов на выезд, неустроенность, переезды с квартиры на квартиру. Короче, абсорбция для пакидов, а для нас адаптация. На первых порах я с жадностью накинулся на книги, о которых раньше мог только мечтать. Постепенно расширялся круг чтения. В Израиле издавались вполне приличные русскоязычные журналы. Одним из них был „Круг“, который редактировал высокопрофессиональный журналист Георг Мордель. Ответственным секретарём журнала был некто Шимон Орт. Некто, потому что, в отличие от умных статей Морделя, даривших нам, зелёным олим, необходимую информацию, Шимон Орт не выступал в своём журнале как автор.

В одно прекрасное однажды — мы жили уже на третей квартире — раздался телефонный звонок. Я сразу узнал голос моего кумира Семёна Вортмана, хотя прошло чуть больше тридцати лет после нашей последней встречи. Выяснилось, что Сеня т есть тот самый Шимон, ответственный секретарь журнала „Круг“. До сих пор не могу забыть обалдения, когда я услышал Сенин голос. Я не успел его ни о чём расспросить. а, собственно говоря, в этом не было необходимости. Сеня сказал, что рад моему существованию в Израиле, о котором он недавно узнал, что через несколько дней позвонит мне и мы договоримся о встрече. Я с нетерпением ждал звонка. Но Сеня не звонил. Спустя непродолжительное время я узнал, что звонка не будет. Не бывает звонков оттуда…

Предполагаю, что у читающих эти строки могут возникнуть вопросы. Но точно такие же вопросы возникали у меня, и я не знал на них ответов. Разница между нами только в том, что я СЛЫШАЛ великолепные стихи настоящего поэта Семёна Вортмана. Благословенна память его.

Генерал-лейтенант бундесвера стоял в окружении сопровождавших его израильских офицеров. Слева — дома друзской деревни на фоне горы Хермон. Справа, на юге, даже без бинокля можно было разглядеть развалины сирийского города Кунейтра. А внизу, в долине… нет, это невероятно! Сотни знакомых ему советских танков „Т-55“ и 'Т-62», отличных танков, которыми были вооружены сирийцы. Кладбище танков, сгоревших, подбитых… Генерал-лейтенант нарушил затянувшееся молчание:

— Странный вы народ, евреи. И это вы называете поражением? Да если бы мы, немцы, уничтожили столько танков в одном бою, мы бы в течение веков праздновали небывалую победу.

Что бы сказал генерал, знай он, как были уничтожены эти танки, какими силами. Какими силами. Поверил бы он, что это работа одного танкового батальона, оставленного без пехоты, без поддержки артиллерии и авиации? Впрочем, и сам командир батальона, 29-летний подполковник Авигдор Кахалани, понимал, что случилось чудо, что трудно, проанализировав все происшедшее, объяснить неслыханную победу батальона только героизмом и умением его танкистов…

Авигдор родился в 1944 году, в поселке Нес-Циона, в скромной религиозной семье йеменских евреев. Отца привезли годовалым младенцем из Адена в 1924 году. Мать приехала из Саны в 1932 году. Авигдор рос в традиционной обстановке почтения к родителям и к труду. Закончил ОРТ, получил специальность точного механика. В 14 лет увлекся мотоциклом. В 1962 году был призван в ЦАХАЛ. Мечтал стать летчиком, но попал в танковые войска. Отличного танкиста направили на командирские курсы. И тут — один из самых забавных парадоксов в биографии Кахалани. Авигдор рассказывал о нем с чувством юмора, в котором я расслышал незабытую обиду. Учился он хорошо. Но его отчислили, мотивируя это тем, что у Кахалани нет командирских и лидерских качеств. Попробуй опровергнуть такое утверждение! Командующий танковыми войсками добился разрешения начальника Генерального штаба направить Кахалани в школу офицеров-танкистов, хотя это категорически запрещалось, если не было аттестата об окончании командирских курсов. Авигдор стал командиром танкового взвода без офицерского звания.

— Знаешь, я не носил знаков отличия. Стеснялся, — с улыбкой сказал мне как-то Авигдор.

Не раз я задумывался над формулировкой: «нет командирских и лидерских качеств». Что было причиной такой формулировки? Добрые глаза красивого йеменского еврея? Врожденная деликатность? Глупость командира роты, выходца из Болгарии, отнесшегося к йеменскому еврею как к представителю «низшей расы»? Но именно командирские качества — умение быстро оценить обстановку, принять оптимальное решение и потребовать от подчиненных сделать все для выполнения этого решения, умение увлечь подчиненных за собой, за лидером, — в первую очередь поражают в Кахалани, а не его беспримерный личный героизм.

К началу Шестидневной войны Кахалани уже командовал танковой ротой — 14 танков «Патон». Жена Далия была на восьмом месяце беременности. В бой Кахалани повел еще одну роту. Вторая часть батальона пошла южнее. Уже с первой минуты боя у Кахалани не было связи с командиром батальона. Потом выяснилось, что на танке комбата сбили антенну. Авигдору пришлось самостоятельно принимать решения и руководить боем половины батальона.

Мужество, героизм, блестящие командирские качества — все это было. Но мне хочется обратить внимание на, казалось бы, незначительное событие, которое характеризует не просто командира Кахалани. Оно типично для представителя еврейского народа. Во время атаки Авигдор увидел египетского солдата, зарывшегося в песок и с ужасом смотревшего на стальное чудовище, несущееся на него. Еще несколько секунд, и египтянина раздавят танковые траки. Кахалани скомандовал водителю свернуть влево. Он не мог убить беспомощного человека. Танк пронесся мимо. Сзади раздалась автоматная очередь. Крышка командирского люка спасла жизнь Авигдору. Он оглянулся. Египтянин, которого он пощадил, целился в него из автомата. Все правильно. Вы думаете, этот случай изменил еврея? Во время боя за Сидон, 9 июня 1982 года, командир дивизии бригадный генерал Кахалани в своем бронетранспортере в 200 метрах за головным атакующим танком увидел, что огонь артиллерии и авиации может поразить мирных жителей. Он приказал орудиям прекратить огонь, а самолетам — вернуться на базу. Авиационный офицер связи напомнил, что самолеты не могут приземлиться с бомбовым грузом. «Пусть сбросят в море», — приказал Кахалани.

И еще одно качество, природу которого я очень хорошо понимаю. «В бою, имея возможность скомандовать моим танкам идти впереди меня, я все-таки, преодолевая страх, шел первым. Мне, еврею, было страшнее предстать трусом в глазах подчиненных».

Да, командир в израильской армии идет первым. У нас нет команды «Вперед!», есть команда «За мной!». Не случайно так велики потери командного состава в войнах Израиля.

Недалеко от Эль-Ариша египтяне подожгли танк Авигдора. Только при третьей отчаянной попытке, когда казалось, что это уже конец, ему удалось выбраться из горящей машины. Врачи определили: обожжено 60 % тела, ожоги в основном третьей степени, почти нет надежды выжить. Но он выжил. Когда с Авигдором мы сидим на полке в бане нашего клуба, я незаметно поглядываю на рубцы, уродующие его тело. Профессионалу нетрудно определить: вторая группа инвалидности по бывшим советским критериям.

В Израиле нет орденов и медалей. Впрочем, это не совсем точно. Есть три медали на скромных небольших прямоугольных ленточках — жёлтой, медаль, которой награждают Героя, красной — Оз (За отвагу) и голубой — Мофет (Пример). Просто никто из награждённых никогда не носит этих медалей на груди. Медали хранятся вместе с красивым удостоверением о награждении. А за участие в войне ленточки — равные для начальника Генерального штаба и рядового писаря в тылу. И жёлтая, красная и голубая ленточки, соответствующие медалям. За героизм, проявленный в Шестидневной войне, Кахалани получил голубую ленточку — «Мофет» («Пример»).