– Бумаги? – подняв на них безрадостный взгляд, спросил мужчина.

Лилит рванулась вперед сквозь его волю, привычно обходя невысокие барьеры и заставая его сознание врасплох. Он опешил, и не успел даже понять, что произошло, когда она уже была внутри. Лилит расширила образ, усилила его, заставила поглотить все сознание мужчины. Сделала его еще больше, еще ярче, еще желаннее.

Его взгляд приобрел теплоту, на лице появилась мечтательная улыбка.

– Смотри-ка, – сказала Лилит немного искаженным от напряжения голосом. – Мы последние в очереди. Пропустишь нас, и пойдешь в каюту пить мед.

Последним усилием она взорвала в его голове живой образ вспышкой экстаза, доводя желание до апогея.

– Проходите, проходите, – торопливо замахал рукой он. Выдохнув, Лилит отпустила его, оставшись наедине с мерзким послевкусием чужих мыслей и желаний. После чар ей всегда было трудно вернуться к себе и разграничить, что принадлежало ей, а что – другому человеку.

Она пошатнулась, и Дарири поддержала ее.

– Это че было? – спросил мальчик, шагая по помосту.

– Мед это был. Сладкий и вкусный. Твою мать, теперь и мне меду хочется…

– Вина попьешь, не развалишься, – съязвила Дарири. – Ты ж мед не перевариваешь.

– Теперь уже не знаю, – отмахнулась Лилит. – Я и в седле спокойно сидела раньше, а теперь коней видеть не могу.

– Что, боялся кто-то?

– До смерти просто. В панику впадал. Сильная эмоция, прям на поверхности была, я и ухватилась сдуру… Теперь вот расплачиваюсь, – Лилит ступила на палубу.

– Это потому что недоучка. Нормальные ментальщики годами учатся контролю, чтобы себя и чаруемого разграничивать грамотно. А ты с места в карьер, как обычно…

– Ой, не души! – устало поморщилась Лилит. – Пошли уже в каюты. Пока в море не выйдем, качка будет жуткая.

В двухместной каюте лежали вещи Лилит. В Синепалк она вошла на этом же корабле, который теперь держал обратный маршрут.

– А на второй кровати кто?

– Ты. Я всю каюту выкупила. Еще с приюта не терплю с кем-то спальню делить, – Лилит присела на кровать и устало провела руками по лицу. – А ты на гамаках, малец. Извиняй, места тут сам видишь.

– Да нормально… Посижу ток с вами, можно? Чет мне… – он не закончил фразу, не найдя нужного слова.

– Не по себе? Ну, посиди. Расскажи, что ли, как тебя нелегкая занесла на виселицу.

Он задрал рукав, показав свежее клеймо.

– Отцеубийца. Ну-ну. Правда или ложь?

– Правда, – кивнул мальчик.

– Заслужил хоть?

– Почем мне знать. Бог ему судья.

– Какой мудрый малец, – усмехнулась Лилит. – Ну и как ты попался?

– Да тупо как-то… Прилавок обносить пошел, и хвост не скинул. Сам виноват.

Лилит протянула ему один из кульков.

– В казематах кормят помоями. Поешь по-человечески.

Она сняла легкие монашеские туфли и улеглась на койку, закинув руки за голову.

– Дарь, откупоривай.

– Сама откупоривай. Я вино тысячу лет в руках не держала, – Дарири передала ей бутылку, все еще дуясь.

– Чего с мордой? Летней вишни объелась? – Лилит присела, поджав под себя ногу и взяла в зубы выступающую пробку дутой бутылки.

– Черешни, – Дарири подвязала буйные кудри рыжих волос в пучок.

Лилит выдернула пробку с характерным звуком и понюхала вино.

– Оно, – сказала она с удивлением. – До последнего думала, что паленка.

– Зачем взяла тогда?

Лилит пожала плечами и отхлебнула из горла, чуть причмокивая.

– Потому что паленое сульянское оранжевое лучше, чем оригинальное северное. Любое. Зачем вообще пытаются, не понимаю. В нашем-то климате.

– Денег хотят, – Дарири скрестила ноги, держа спину ровной. – Стихийщиков нанимают, чтоб состав почвы меняли. Бардак!

Окри переводил взгляд с Лилит на Дарири, жуя медовый пирог.

– Вы обе колдуньи чтоль?

– Мать твоя колдунья! – рассердилась Дарири. – А мы чародеи.

Лилит расхохоталась.

– Злая тетя, тебя нижегородский назвал неправильно! Ой, мама…

Дарири чуть смутилась.

– Два правила, малец: не называй чародеев колдунами, магами, ворожеями, ведьмами, ведунами и так далее по списку. Второе правило: не зли стихийщиков. Они темпераментные и злопамятные все, как один.

Дарири покашляла возмущенно.

– Чего? Скажи еще, что не так, – Лилит протянула ей бутылку с вином. Дарири недоверчиво понюхала.

– Не так! – сказала она упрямо. – Это стереотип. Мы с Идри сколько из тебя твое крестьянское невежество выбивали?

– Мое крестьянское невежество, – передразнила ее Лилит, переводя глаза на мальчика и закатывая их. – Аристократы!

Мальчик хихикнул с набитым ртом. Дарири махнула на нее рукой.

– Детский сад. Ты на койке-то уместишься на этой?

– Умещусь, только колени будут болеть потом. Я как-то раз на лодке ходила, там вообще выла волком. Спать можно было только калачиком. Везла девку мелкую, так она разлеглась на дне и кайфовала, пока я свои ходули пыталась хоть куда-нибудь пристроить. Несправедливость страшная! – пожаловалась она.

– А куда ты девку везла? – заинтересовался мальчик.

– Туда же, куда тебя. В Аньянг.

Мальчик поперхнулся.

– Мы на юг идем?!

– А куда ж еще. Не в Оренхай же.

– Епте, – только и выговорил он. – Они ж на всеобщем не бе не ме! Как я там буду-то?

– Не душись, малец. Я когда туда приехала тоже ни слова не знала. Жестами объяснялась сначала, потом слова начала подхватывать. Когда все говорят кругом, быстро учишься.

– А сколько тебе было?

– Девятнадцать, что ли? Дарь, сколько мне было?

– Девятнадцать, – кивнула Дарири.

– Ага, – Лилит отпила вино.

– А чего уехала?

– Надо было очень. Не твоего ума дело, малой. Пирог дай сюда, вон половину съел уже. С голодухи живот разболится.

– А расскажи про Аньянг, Лилит. Нам обоим полезно будет, – Дарири отщипнула себе кусочек пирога и чуть расслабила плечи, приняв более удобную для долгого сидения позу.

– Ну, пейзажи вы сами увидите, я недостаточно красноречива, чтобы описать местные красоты. Могу про этикет рассказать, пригодится. При первом знакомстве принято кланяться в пояс, не склоняя головы, с прямой спиной. Если человек уже знакомый, можно поклониться одной головой. Медленно и почтительно. Аньянгцы терпеть не могут торопливых. Что еще… Садиться в гостях только по приглашению, и только на пол. У них там традиционно все столы напольные, стульев вообще не водится. В городах разве что, где приезжих много. По-хорошему к старшим нельзя обращаться первому, но это правило себя почти изжило. Вот только прям если в гостях у высокородного, или очень уважаемого человека, можно об этом вспомнить. В повседневности необязательно. Запоминайте, как здороваться: один говорит headoji, это значит “рассвет”. Второй отвечает illemol, это значит “закат”, – Лилит кивнула им. – Попрактикуйтесь.

Степенно кивнув и задержав голову внизу, Дарири с достоинством посмотрела на Окри и вымолвила:

– Headoji.

Тот замешкался и с сильным акцентом ответил:

– Иллемоль.

– Кивнуть забыл!

– А, точно.

Он неловко кивнул болванчиком, и Лилит улыбнулась.

– Ничего, придет. Дальше. Когда знакомитесь и называете свое имя, потом добавляете yoengwan. Это… – она зашевелила пальцами в воздухе, подбирая нужное выражение. – Что-то вроде “это честь для меня”. Как бы “честь вас узнать”, но это грубо. Чего косишься, я тебе переводчик чтоль?

Дарири негромко рассмеялась.

– Ржет еще… К женщинам обращаться как ajumma, к мужчинам – ajossi. Это аналог нашего кирья и кирье.

– А кто у них правит?

– Император Бул, десятый в династии Коч. Император он только формально, кстати. Аньянг давно уже не империя; на севере уперлись в горный хребет, на юге – в море, расширяться им некуда, да они и не стремятся уже. Северян не любят, сульянцев не любят еще больше, всеобщий не признают. Туда очень тяжело чужая культура просачивается.

– А архоны у них есть? Мэтры?