– Ты почти не похудела, – сказала она Дарири, когда им перевязали руки и усадили возле большого пня, по обыкновению чуть поодаль ото всех.

– Изумительное хамство! – рассмеялся Варац.

– Я к тому, – Лилит легла на землю, припав к ней ухом. – Что кормят сносно. Тихо. Не шуршите.

Через какое-то время она вернулась в сидячее положение и снова принюхалась, морща нос.

– Дорогуша, я заинтригован и несколько смущен твоими собачьими повадками, – заметил чародей.

– Смущайся на здоровье, – ответила Лилит. – Только не мешай.

– Можешь хотя бы объяснить, что ты делаешь? – спросила Дарири, поглядывая на собравшихся у костра охотников, занятых свежеванием зайцев.

– Чем мне заниматься: вытаскивать нас или отвечать на ваши идиотские вопросы? Если я говорю заткнуться – вы затыкаетесь. Говорю думать о бабочках – думаете о бабочках. Говорю свистеть и прыгать на одной ноге – приступаете мгновенно, как в священном войске. Или у кого-то из вас есть грандиозный план побега, спрятанный в том, что вы называете башкой, уважаемые чародеи?

– Ну ты и сука, Лилит! – сказала Дарири с возмущенной укоризной. – Выбралась с того света, и нет бы слово сказать, давай сразу носом землю рыть! У тебя, зараза, совесть есть?

Вместо ответа Лилит молча поднялась на ноги и неторопливо отошла шагов на десять. Она уселась к чародеям спиной, а Дарири перевела на Вараца взгляд, полный праведного негодования.

– Видишь как, дорогуша, – Варац оперся локтем об пень. – А ты себе всю тамису места не находила. Небось, ожидала слез и объятий?

– Зараза долговязая… – пробормотала Дарири. Она сдула со лба прядь и тряхнула головой, после чего повернулась к Варацу. – Не ожидала. Она не любит обниматься.

– А, одинокий и колючий типаж, – кивнул Варац удовлетворенно. – Это хорошо. Такие, как правило, знают что делают. Хоть и не размениваются на любезности.

– Это я тебе и так могла сказать, – фыркнула чародейка, отбрасывая назад рыжие космы. – Если ей дадут заказ найти единственного в лесу опарыша, она год на пузе будет ползать, в грунт зароется с головой, если потребуется. Ей бы в практику это усердие, да она слышать ничего о чарах не хочет.

– Вот как? – заинтересовался Варац. – Любопытно. А кто ее учил, ты в курсе?

– Да мой старик и учил. Только странно все вышло. Руны, круговые письмена – ничего ей не давалось, хотя амулеты от нее звенели, только что не лопались. Практиковалась на нашей даймоне, иной раз часами, все без толку. Думали, может школой ошиблись, может и не ментальщица она… А потом как-то сообразила, причем сама. Она без рун чарует, головой. Как – не представляю.

Варац посмотрел на Лилит, которая сковыривала с дерева кору, что-то пристально разглядывая.

– Дикая магия? Чрезвычайно любопытно, – сказал он. – Сама к себе нашла подход, значит?

– И какой притом. На нее, дуру, такой дар с неба свалился, и даже следы на заднице не надо отсиживать, пытаясь перекрыть йеру четвертого круга ансузом пятого… А она уперлась рогом, знай себе машет мечом и по сточным канавам ползает. Говорит, что для работы ей знаний хватает, а большего-де и не надо.

– Нет плохих учеников, есть плохие учителя, – чародей принял деревянную миску из рук подошедшего охотника. – Благодарю, кирье. Северное образование кого угодно заставит возненавидеть любую учебу.

– Меня не заставило, – Дарири поставила миску на пень перед собой. – Если думаешь, что справишься лучше – можешь попытаться.

– Я другой школы, дорогуша. Чему, вообще, стихийщик может научить ментальщика? Глупость невероятная!

– Ну так и найди ментальщика, раз самый умный, – раздраженно ответила чародейка. – Что было, с тем и работали. Идри ночами не спал, пылью в архивах дышал, изучая ментальные чары. Чтобы всякие встречные-поперечные его грязью поливали, видимо!

Варац усмехнулся, пригубив похлебку.

Лилит напрягала слух. Она неспешно, глоток за глотком, проглотила свою порцию еды, и вернула одному из охотников пустую миску.

За отведенное время ей удалось выяснить, что они направляются на Север, но не по главному тракту, а, судя по частым поворотам и отсутствию встречных телег, по западной гористой дороге. Охотники выбрали плохопроходимый и опасный маршрут, на котором случайные встречи исключались почти полностью.

Пленникам не связывали ноги, позволяя относительно свободно передвигаться по стоянке. Их нормально кормили, обращались вежливо и аккуратно. Лилит доводилось бывать и в лапах банд, и в казематах, и под конвоем церковной стражи, и, наконец, самой держать людей в плену. И никогда, нигде она не встречала настолько обходительных похитителей.

Лилит наблюдала. Охотники были крепкими, жилистыми, закаленными. Каждый из них пребывал в молчаливом сосредоточении, без переговоров и препираний выполнял отведенные ему обязанности и не задавал лишних вопросов. У них за плечами было много лет совместной работы, а на руках – четкий, проработанный план. Внести раздрай в их плотные ряды будет нелегко.

Охотники были заняты потрошением зайцев, скидывая потроха в наспех вырытую яму поодаль от стоянки. Лилит отползла назад, за дерево, и принялась сковыривать и жевать горький грязно-рыжий мох, растирая его задними зубами. У нее ушло немало времени прежде чем она съела достаточно. Теперь оставалось только ждать.

На нее то и дело поглядывал Льгашмын, и она с любопытством поглядывала на него в ответ.

Она поднялась на ноги и неспешно подошла к костру, выбрав момент, когда Льгашмын не окружен другими охотниками.

– Я присяду, кирье? Погреться хочется.

Льгашмын кивнул.

– Разумеется. Как вам похлебка?

– Более, чем сносно, – кивнула Лилит. – Больше скажу: в плену меня так хорошо еще никогда не кормили.

Он усмехнулся, промолчав в ответ.

– Я не надеюсь, что вы расскажете мне, кто вы такие и куда мы направляемся. Сама была на вашем месте, и не раз, – вздохнула Лилит. – Но скажу, как наемник наемнику: работаете вы хорошо. Снимаю шляпу.

Они немного помолчали. К костру подсел кудрявый юноша с рваным шрамом на лбу. В руках у него был чайник, который он поставил на огонь.

– Был у меня один заказ, – начала Лилит. Юноша поднял на нее взгляд. – Привезти к архону блудного сынишку. Сказал, что у пацана ветер в голове, вот он и смылся, с девками гулять да родовые деньги разбазаривать.

Льгашмын заинтересованно подался вперед.

– Сынишке оказалось за сорок, – сказала Лилит со смешком. – И он умотал в самую глубь Аньянга от папаши своего полоумного. Начал здесь свое дело, жизнь уже успел устроить, жену завести. Я сначала думала, ошиблась где-то, не того взяла. Ан нет. Безумие: мы с ним едем, два взрослых адекватных человека. Он мне говорит: ты же понимаешь, что у меня здесь семья, жена на сносях, своя контора ростовщицкая. Я тут последние десять лет живу. Я говорю понимаю, дружище. Идиотизм страшный, но что поделать. Мне заплатили, я выполняю.

– А он что? – юноша, кажется, чуть забылся. Льгашмын посмотрел на него строго.

– Ничего. Так и ехали как два дурака. Оказалось, у архона немного не лады с головой. Не настолько, чтоб было заметно сразу, но настолько, что он ударился в паранойю, будто сын хочет его отравить и земли себе забрать. Велел его убить где-нибудь в подвале, чтоб ковры не пачкать. Еще и платить не хотел, чертила, – Лилит сделала паузу, слушая треск огня и посвистывание чайника. – Такие заказы самые идиотские. В список даже написать нечего. Просто убитое время.

– Ты на котлах сегодня, Грок, – сказал Льгашмын юноше.

Юноша кивнул, и отошел от костра. Лилит слегка качнулась корпусом, и посмотрела на Льгашмына.

– Досадно вышло, – сказала она. – Даже интересно, чем бы закончилась наша небольшая игра, не вмешайся в нее Дарири.

Льгашмын кивнул с усмешкой.

– Мне тоже.

– Я была настроена решительно, – Лилит ощутила легкое головокружение. Мышцу в ноге свело спазмом. – Пятьдесят юнов на один несчастный блеф потратила!

– Какой блеф?