Кучер недоумевающе пожимает плечами и отпускает вожжи.

Они обогнали третью роту, обогнали хвост обоза, проехали середину, поравнялись с головой. Дальше обгонять нет смысла. Здесь назначил себе место он — старший начальник.

— Эй, Олави, побереги свои силы, садись пока лучше в сани.

— Сколько народу! — восторженно говорит Лундстрем.

— Обоз тоже не мал, — отвечает Олави.

Они едут несколько минут молча, каждый думает о делах батальона.

Лундстрем соскакивает с саней и идет рядом с розвальнями, на которых, покрывшись теплой попоной, рядом с другими женщинами приютилась Хильда.

— Видишь, Хильда, я тебе тогда в лесу говорил истинную правду.

Она молчит. Но он сердится сам на себя, для чего опять повел этот разговор, не сулящий ему никакой радости.

Он догоняет сани, вскакивает на них и слышит, как Коскинен говорит Олави:

— Меня радует образцовый порядок в батальоне.

Второй этап их пути вдвое меньше первого, до Коски всего лишь двадцать два километра. К середине дня батальон должен дойти до деревни.

И если Инари приказал своей роте идти в полном молчании (они ведь были передовиками, и честь первой встречи с противником принадлежала им), то батальон передвигался медленнее, шумливее.

Разговоров в строю никто не тушил, и они вспыхивали то там, то тут. Они тлели в обозах и превращались в галдеж в беспорядочной толпе, шедшей за батальоном.

Уже вблизи деревни Лундстрем соскочил с розвальней на боковую тропу в лес и сразу провалился по колени.

Навстречу ему шел лыжник.

Он неожиданно вышел из-за осыпанного снегом куста и встал перед лыжником.

— Руки вверх!

Тот испуганно и беспрекословно подчинился.

— Есть оружие?

Но оружия не было, и Лундстрем, объясняя происходящие в Похьяла события, вместе с почтальоном вышел на большак.

— Да, вам нужно оружие! — понимающе сказал почтальон. — У моей почтарши есть пистолет. Я не знаю, какой системы, плоский, небольшой, она прячет его в конторе, в письменном столе, второй ящик сверху, справа.

Когда они вошли в деревню, Лундстрем сразу же устремился на почту, он хотел успеть еще до закрытия конторы.

На том же самом месте, в той же самой позе, в какой он оставил ее здесь пять дней тому назад, сидела у своего стола молодая почтарша.

— Гуд даг, фрекен.

— Ах, это опять вы! — И фрекен ласково улыбнулась Лундстрему. — Вы хотите посмотреть свежие шведские газеты? Но с того дня, что вы заходили сюда, почта была один лишь раз. — И она еще раз ласково поглядела на пригожего молодого лесоруба. — Ах, если бы вы знали, какие у меня неприятности, — затуманилась она, вспомнив, как провела прошедшую ночь.

— Благодарю вас, фрекен, сегодня у меня нет времени читать хельсинкские и даже стокгольмские газеты, я попрошу у вас сегодня другой услуги.

— Пожалуйста, херра.

— Будьте добры, отдайте мне оружие, которое есть у вас.

Фрекен даже остолбенела от неожиданности.

— Как, — только через несколько секунд нашлась она, — и вы, такой благовоспитанный швед, тоже с этими? — И потом, принимая оскорбленно-неприступный вид: — Никакого оружия у меня нет.

«Как он смеет после всего этого еще улыбаться?» — возмущается до глубины души фрекен.

Но Лундстрем не только улыбается. Он вытаскивает из кармана револьвер и, перебрасывая его с ладони на ладонь, вежливо продолжает:

— Не будет ли фрекен любезна открыть ящик письменного стола, с правой стороны, второй сверху, и вытащить оттуда небольшой плоский револьвер?

Она смотрит на него во все глаза.

— Видите ли, фрекен, мы все знаем, у нас в батальоне работают два провидца. Может быть, вам приходилось в Хельсинки бывать в цирке? Там иногда работают такие волшебники. Так вот, будьте добры, отдайте револьвер. Не то они превратят вас в кобру.

Лундстрем подходит к столу, вытаскивает ключ из замка среднего ящика, открывает второй ящик сверху, справа, и рука его безошибочно, как будто он сам туда его положил, нащупывает дамский браунинг. Что ж, это хуже винтовки, но тоже может пригодиться.

— Счастливо оставаться, нейти, — он переходит на финский, — почтарша.

Девушка смотрит ему вслед, и в ее взгляде злость смешивается с удивлением: откуда он мог узнать?

Лундстрем, довольный своим приключением, быстро идет по улице. Навстречу едут вооруженные парни.

— Где штаб?

У входа в харчевню толпились лесорубы. С ними весело разговаривала девушка, которую он в прошлый раз принял за дочь хозяина. Нет, дочь трактирщика не стала бы так смеяться сейчас, и он напомнил ей:

— Ты, дочка, говорила, что у вас снеди хватит на две тысячи таких голодных бродячих отцов, как мы. Ну что ж, накрывай столы!

И, не выслушав ответа смутившейся девушки, он пошел внутрь.

Столы были отодвинуты к стенам. Айно торжественно восседала на груде конфискованного оружия, на сдвинутых столах сладко спал молодой лесоруб.

— Садись, Лундстрем, — приветливо сказал Коскинен, — кофе сегодня дешев, ровно вдвое, полмарки стакан, — и сразу же обратился к группе крестьян, обитателей деревни.

Преувеличенная серьезность их речи и медлительность движений выдавали большое, с трудом сдерживаемое волнение.

— Ну что ж, товарищи, — ласково сказал Коскинен, обращаясь к самому старшему из них, — чем могу я быть вам полезным? Или вас не удовлетворяет оплата, предложенная за перевозку начальником хозчасти товарищем Олави? Садитесь, пожалуйста. — Но, увидев, что все табуретки заняты, Коскинен сам встал.

Олави стоял рядом с Коскиненом.

Помолчав с десяток секунд, как положено правилами приличия, старший сказал:

— Нет, оплата совсем не плохая. Особенно если для верности вперед заплатите.

И хозяева удовлетворенно закивали головами.

— Что же, можно половину вперед. Олави, ты сейчас тогда с ними рассчитайся. Ну что же вы стоите? С оплатой дело урегулировано.

Тогда снова заговорил старший:

— Видишь ли, товарищ начальник, в нашей округе очень много медведей.

— Что же, мы вам всех вывести не сможем.

— Нет, не о том мы говорим. Сколько убьете, столько и ладно. Мы и сами с ними хорошо справляемся. Только охотничье оружие нам нужно.

— Ну нет, товарищи, поделиться своим оружием с вами я не могу, по секрету говоря, нам и для батальона не хватает.

— Да мы вашего не просим, мы о своем печемся.

И старик показал на груду оружия, на которой торжественно сидела Айно.

— Конфисковали наше оружие. Без другого на худой конец обойдемся, а без охотничьего никак.

Олави подошел к груде. Он еще не успел принять оружия и раздать его третьей роте. Не пришлось долго разглядывать, чтобы убедиться, что около половины оружия было охотничьим. Преобладали охотничьи винчестеры.

— Они правы, — спокойно доложил Олави начальнику.

— Выбери сейчас же, Лундстрем, охотничье оружие и отдай под расписку этому товарищу. — Коскинен показал на старшего крестьянина.

Крестьяне одобрительно закивали и зашептались.

— Произошла небольшая ошибка, товарищи, — спокойно объяснил Коскинен. — Мы у крестьян никакого имущества не отбираем, мы их друзья, и, когда мы придем к власти, сразу же все крестьяне получат казенные и помещичьи земли и леса. Оставьте себе охотничье оружие и бейте медведя, лося и дичь на здоровье.

Лундстрем выбрал из груды охотничьи ружья, написал расписку. Старший внимательно прочитал расписку, подняв при этом очки с носа на лоб, пересчитал оружие и затем старательно чернильным карандашом вывел свою подпись.

— Все в порядке, товарищи.

— Я боялся все время за Инари, он все еще не понимает, как важна для нас крестьянская поддержка, — как бы про себя сказал Коскинен.

В комнату вошел с группой своих ребят Вирта. И Коскинен приказал ему:

— Вторая рота выступит на соединение с первой через четыре часа. Обозы и третья рота выходят через четырнадцать, около шести утра, чтобы к вечеру прибыть, уже минуя хутора, в Куолаярви.