— Я не знаю. Я не видела, меня с ней не было.

И Валя начала в очередной раз рассказывать, что с ними произошло в заброшке, но пообещала себе, что потом вытрясет из матери все подробности прошлого.

После пережитого страха, драки с маньяком, ранения Ксюша чувствовала такое ужасающее отупение, что продолжила бы, наверное, сидеть у стеночки, обхватив себя руками, и равнодушно смотреть, как по ткани пуховика сползают багровые капельки. Завораживающее зрелище. Но её обхватили чьи-то руки, ласковые, хотя и очень холодные, подняли и повлекли куда-то. Как в полусне, девушка наблюдала вполне обжитые помещения, с мебелью и прочей обстановкой, совсем не похожие на то, что должно быть внутри заброшенного здания.

Она, не сопротивляясь, позволила снять с себя верхнюю одежду, только ойкнув от боли в руке. Вокруг неё суетились двое — по-прежнему полуголый парнишка, с синими от холода губами, Эдик вроде бы, и какой-то симпатичный старичок.

— Дубль, блин, ты из нас больше врач, чем я.

— Кто белый халат надел, тот и доктор? Так что ли? Не-не-не, я вообще крови боюсь.

— Где аптечка хоть? Или у вас бинтов нет, а только галоперидол?

— Есть и бинты, и перекись, и зелёнка. Как же не быть… Сейчас-сейчас…

Ксюша слышала реплики, но не вникала в их смысл. Было просто больно и… пусто. Словно страх схлынул, а никаких других эмоций на его месте не возникло. Ни любопытства, ни облегчения, ничего.

— Эй! Девушка! Как тебя зовут?

Из фоновых звуков выделилась одна фраза, повторённая несколько раз, и Ксюша наконец поняла, что от неё ждут ответа.

— Ксения, — произнести вслух получилось не сразу, раза с третьего, до этого губы двигались беззвучно, будто она разучилась говорить.

— Отлично, Ксюша, надо перебинтовать твою рану. Для этого придётся срезать рукав свитера… ну, или снять его. Ты понимаешь меня? Эй, не отключайся.

Она моргнула несколько раз, очень сильно сжимая веки, это обычно помогало преодолеть сонливость, головокружение и прочие подобные неприятные состояния. Перевела взгляд на своё левое предплечье. По ощущениям там должен был быть обрубок вместо руки, настолько, казалось, всё болело, однако удача и темнота в комнате, где она столкнулась с маньяком, помогли отделаться гораздо легче. Крови, конечно, натекло порядком, весь рукав залит, но рука не выглядела сломанной или сильно изувеченной.

— Я не смогу снять. Болит очень.

Движения парня не выглядели уверенными, когда он возился с ножницами. Кромсал ткань, пытаясь отвлечь разговором:

— А я Эдик. Очень приятно познакомиться. Да тут ничего страшного. Сейчас бинт намотаем и всё отлично. Ты чаю хочешь? Дубль, да хватит под руку лезть. Иди лучше чаю завари. Только нормального, без твоих идиотских травок.

Наконец обрывки рукава были отброшены в сторону, и Ксюша в первый миг отвернулась, чувствуя подкатывающую тошноту. Смотреть на рваную рану, пусть и не слишком глубокую, на собственном теле оказалось страшно. Она зажмурилась, приходя в себя, и вдруг поняла, что дальше ничего не происходит. Вновь подняв веки, Ксюша обнаружила, что Эдик сидит в ступоре, с бутылочкой перекиси в одной руке и мотком бинтов в другой, и явно не знает, что делать дальше.

— Дай сюда, — процедила Ксюша сквозь зубы. Не потому, что рассердилась, а из-за усиливающейся боли. Как правильно накладывать повязки она тоже не особо представляла.

Перекись девушка всё-таки выхватила и храбро опрокинула прямо над раной, с каким-то весёлым интересом наблюдая, как жидкость закипела и запузырилась при контакте с кровью.

— Что ты уселся-то? Тут сначала стерильные салфетки нужны, а потом сверху бинтом закрепить. Неси! Вон они в твоём чемоданчике должны быть.

Откуда брались эти распоряжения, бог весть, видимо, остаточные знания из обязательного курса первой помощи в универе плюс увиденное в медицинских сериалах. К счастью, в коробке с красным крестом действительно нашлась упаковка салфеток. И Ксюша с Эдиком кое-как, кривовато, но всё же смогли соорудить повязку, так чтобы кровь не пятнала бинты.

— Чай готов, молодёжь!

Голос Дубля отвлёк Эдика от «пациентки». К этому времени они вдвоём более-менее справились с раной, но парня отчётливо потряхивало. Крови, в отличие от перевёртыша, он не боялся и вообще не отличался особой впечатлительностью, если надо наблюдать, но вот оказывать медицинскую помощь, без опыта и боясь сделать хуже, — это оказалось настоящим испытанием для нервов. И Эдик с облегчением выдохнул, когда всё закончилось.

— Пойдём, там кухня, — он махнул рукой. — У тебя наверняка целая куча вопросов, ты только Дубля не слушай. Он любит байки всякие сочинять. Я сейчас оденусь и приду. Холодно очень.

Несмотря на то, что Страж больше не дул морозным ветром, а кабинет был очень тёплым, Эдик никак не мог прийти в себя. По коже то и дело пробегали толпы мурашек, от которых его передёргивало. Если руки, занятые делом, немного согрелись, то пальцев ног он совсем не чувствовал. Стоило ли беспокоиться насчёт обморожения, он не знал, но одеться точно не помешает. В шкафу в спальне он отыскал мохнатый свитер размера супер-оверсайз, нежного светло-сиреневого цвета. В обычных условиях Эдик сроду такую шмотку на себя бы не надел, но даже на вид свитер выглядел очень тёплым, а собственный Эдиков во время ночных приключений настолько пропотел, что хотелось спрятать его подальше и никогда больше не находить. Там же, в шкафу, нашлись вязаные носки той же цветовой гаммы, дополнившие наряд.

«Пропавший Евграфыч — поклонник сиреневого, что ли?»

Облачившись наполовину в чужие одёжки, наполовину в свои — джинсы всё же родные ни на что не променял, Эдик поспешил в кухню. Появившаяся из кладовки девушка его очень интриговала, как и всё случившееся. Среди любопытных явлений, требующих объяснения или хотя бы некоторых подробностей, были ещё живущие своей жизнью, излишне самостоятельные замки, открывающиеся и закрывающиеся по собственному разумению. И сумасшедший маньяк, вполне по-настоящему пытавшийся их всех убить.

Ксюша и Дубль сидели напротив друг друга за кухонным столом, нахохлившиеся и молчаливые. Девушка и на вошедшего Эдика глянула неприветливо и вернула своё внимание большой, почти литровой кружке с чаем.

— Ну вот и я, — парень широко улыбнулся, стараясь показать дружелюбие, гостеприимство и прочие положительные эмоции. Он, честно говоря, очень обрадовался, что в безумном доме посреди дурки для монстров появился ещё один человек. А почему-то в том, что новая знакомая не относится к разряду местных пациентов, Эдик был уверен.

— А это, Ксения Андреевна, наш сторож, Эдуард… эээ… Степанович. Вы в принципе уже знакомы, конечно, но всегда, я считаю, нужно соблюдать некие… ммм… ритуалы. В том числе представления молодых людей друг другу.

Дубль говорил степенно, неторопливо, очень (даже чересчур) церемонно. Такая манера на самом деле очень шла образу благостного пожилого врача, которым перевёртыш был внешне, но Эдика почему-то покоробило. Может, из-за того, что он с Дублем общался уже довольно много и знал, что обычно он говорит по-другому. Когда, так сказать, от себя. А сейчас явно придуривается, опять выдавая себя за главврача.

— Заткнись, Дубль, — сразу гораздо менее приветливым тоном ответил Эдик и присоединился к компании за столом. — Ты, Ксюш, его особо не слушай, тот ещё мастер лапшу на уши вешать.

Неизвестно, что произошло между этими двоими, пока парень бегал одеваться, но гостья была напряжена, раздражена и дружелюбие Эдика встретила всё тем же мрачным взглядом и молчанием.

— Он тебе поди сказал, что он главврач Михаил Евграфыч?

Ксюша отрицательно помотала головой и снова уставилась в кружку.

— Ты не видишь, что ли, у девицы посттравматика? Тебе бы киркой в плечо зарядили, я бы поглядел, насколько ты был бы в настроении после этого вести светские беседы, — Дубль и не подумал заткнуться. — Ксения Андреевна, вам, может, покушать что-нибудь сделать? Или лучше сразу постель приготовить, чтобы отдохнули?