Привал Даже если в жизни дорога не прямая, Должен быть привал на страстном пути, Где горло продерёт водица ключевая, И прямо на обочине – рыжие цветы. Где рябиновое дерево в красных эполетах, И на молоденькой берёзке золотой мундир. Они сегодня в уникальных раритетах Вышли показаться на весь мир. Две птички-невелички пьют из родничка, Мизерно волнуя зеркало живое, А из-под листика торчала голова сморчка, И он похож на мини-чудище лесное. Серенькая мышка двигает усами, Верно, хочет запугать спящую сову, А конопатая саранка, как кувшин с медами, Подманила попрыгунью-стрекозу. И тут во всем своя дорожка звуковая, Но её мало кто умеет ощутить: Она, выдохи и вдохи заплетая, Умеет напрямую с душою говорить. И вот моя минута истекла, И мне надо подниматься и идти, И я скажу всему живому, что вокруг меня: Спасибо за коротенький привал на страстном пути! Пристенок Мою маму в школу вызывали, Когда я анекдот про Лёню рассказал, И почему-то извиняться принуждали, Когда историка Лаврентием назвал. Как солнце каждый день на небеса восходит, Так неприкасаем главный из вельмож. А историк наш пьёт и колобродит, Хотя до неприличия на Берию похож. Я в пристенок выиграл два рубля, И мы с другом в пирожковой шиковали, А с пачки «Примы» ископчённой втихаря В изнеможении за школой отрыгали. Я под парту прячу порванный рукав, А её банты – как облако тумана. Я почему-то рядом с ней всегда не прав, Хотя не рыцарь из её романа. Ей записки пишет школьный активист — Красивый, правильный и твёрдый, В местном ВИА соло-гитарист, Всегда по-комсомольски подтянутый и бодрый. Самая безродная птица – воробей — Повидло выедает из крошек пирожка. Я бы хоть куда побежал за ней, Лишь бы не предать самого себя. Рыжим У рыжего всегда побольше шансов Быть уличённым во злодействе, А на весах социальных балансов В дополнение к этому – ещё и в плебействе. Рыжая лиса – известная плутовка, Самая хитрющая и самая спесивая, К этому ещё и шкодная воровка, Но как это ни странно – самая красивая. У ленивого пройдохи, рыжего кота, Который тоже не побрезгует обманом, Волшебно-яркие зелёные глаза, И он себя считает добрым талисманом. Когда-то рыжий хитростью пробрался на ковчег, И, наверное, потому коварный и бесстыжий. Ну и как бы даже снежный человек На самом деле очень даже рыжий. В каждом мнении всегда свои оттенки, А в городском фольклоре – чижики и пыжики, Но мы-то знаем, где дадим свои оценки: Нет закуски лучше, чем родные рыжики. В чужом гнезде прижился кукушонок, Играет задушевно сельская гармонь, А рыжая бабёнка игрива, как котёнок, Её за что ни тронь, везде горит огонь. Сирень
Если сирень у дороги живёт, Её, ещё не расцветшую, варварски рвут. И большинство из тех, кто мимо не пройдёт, Себя душами влюблёнными зовут. Не принимайте наломанных веток: В них нет желанного чувства. Ведь это совсем не коробка конфеток, Это – демонстрация кощунства. Сирень не распускается в стакане, Она стоит и заживо гниёт, И как украденный ребёнок в цыганском балагане, И днём, и ночью мать свою зовёт. Если вам не страшно что-то искалечить, Значит вы давно уже в беде, Надо как-нибудь себя очеловечить, Чтобы жить в духовной чистоте. Хорошо бы всё заранее предвидеть И думать о последствиях всего, Понимать, где полюбить, знать, где ненавидеть, И помнить – в жизни мало своего. Может, кто-то с чем-то примирился, Не понимая, где его последний вздох. А куст, который до конца не распустился Под весенним солнцем навсегда засох. Помяните Страшная болезнь у маленького Сенечки, Он глазками просящими глядит вокруг себя: Тётеньки и дяденьки, скиньтесь по копеечке, За просто так в больнице не лечат доктора. Он уже давно в страшных болях корчится, И все ждут, когда ребёнку смерть глаза закроет, А маленькое сердце назло всему колотится, И старушка-санитарка водичкой тайно поит. Он уже ручонку не может приподнять, И только глазки сильно хотят жить, А тех, кто его бросил умирать, Его душа безгрешная силится простить. Он закроет глазки навсегда Зимней ночью при свечном огарке. За окном завоет лютая зима, А он по-детски улыбнётся старушке-санитарке. Сенечку сожгут с кучею тряпья И рассыплют пепел вдоль забора, А кругом заплёванная, грязная земля В цвет национального позора. Пусть, кто хочет, бросит в меня камни, И мимо пронесут тосты и подарки, Пусть передо мной закроются все ставни — Я буду руки целовать старушке-санитарке. |
