"15 окт. Я здесь так недолго, а уже успела
возненавидеть И.М.. Наверное, что-то во мне не так, если
я гораздо сильнее умею ненавидеть, чем любить! Вчера ко
мне во время дежурства пришла медсестра Ирина М. и в
слезах рассказала, как И.М. ее "гноит" – якобы потому,
что она единственная из женского персонала отделения
отказывается пойти навстречу его желаниям. Сейчас,
например, он распорядился не начислять ей ее пол-оклада
санитарки за последний месяц, так как у него получился
финансовый перерасход. А ведь ставка медсестры совершенно
нищенская, несмотря на все психиатрические и ночные
надбавки, к тому же Ира действительно убирала в туалетах!
Я бы ей не поверила, если бы до меня еще раньше не
доходили слухи о гаремных замашках Сучкова. К тому же от
него исходит такая отвратительная аура! Вчера, когда мы
встретились в коридоре и он задел меня за руку, у меня
это случайное прикосновение вызвало чувство омерзения."
И.М. – это, скорее всего, заведующий отделением Игорь Михайлович Сучков – очень подходящая фамилия… В наших нечастых беседах со старшей сестрой Аля несколько раз упоминала о нем, сморщив нос. Но особую ненависть он вызвал в нашем семействе позже, когда мы столкнулись с ним после трагической гибели Александры. Послушать его, так не только сама Аля, но еще и мама с папой виноваты в том, что милиция осаждает его отделение… И ни одного доброго слова о трагически погибшей. Общее мнение о нем было единым – скользкий и мерзкий тип.
Как и во всякой клинике, в отделениях Центра работали больничные врачи-ординаторы – "синие воротнички" медицинского мира, труженики, дежурившие сутками напролет – и потому, что на мизерную зарплату после мединститута невозможно было содержать семью, а дополнительные дежурства оплачивались, и потому, что больше работать было некому. Александра, запретив отцу лично переговорить с Богоявленской, могла рассчитывать только на такое место, не больше – хотя и ординаторов не брали без одобрения профессора. Естественно, она подчинялась больничному начальству – в частности, этому И.М. с выразительной фамилией. Сотрудники же всевозможных кафедр, институтов и центров были в положении "белой кости": они вели гораздо меньшее число больных, обычно не дежурили, у них был свободный режим работы и даже библиотечные дни. И, конечно же, более высокая зарплата. Сейчас положение изменилось: наука вообще, и медицинская в частности, совершенно обнищала и потеряла престиж, кандидаты и доктора наук мечутся в поисках частной практики, проигрывая в острой конкурентной борьбе безграмотным шарлатанам, а городское здравоохранение, напротив, под щедрым покровительством московского мэра воспрянуло духом. Так что мне было гораздо выгоднее получать деньги в больнице, а не у Богоявленской – к тому же в этом случае я от нее не слишком зависела.
Несколько следующих страниц дневника Аля посвятила в основном хозяйственным заботам и расчетам: сколько денег у нее уходит на еду, как варить овсяную кашу, чтобы бабушка Варя соизволила поесть, и т.д. Чувствовалась, что Аля, абсолютно сама равнодушная к еде и не занимавшаяся в нашем семейством домоводством (она вечно витала в облаках, и я часто заставала ее на кухне в застывшей позе с полуочищенной картошкой в одной руке и ножом в другой, так что быстрее все было сделать самой), с трудом привыкала к свалившимся на нее новым обязанностям. Наверное, ее поддерживала мысль о великих подвижниках от медицинского мира, справлявшимися с бытовыми трудностями где-нибудь на краю света, среди диких аборигенов. Иногда близость к природе имеет свои преимущества – спасает от капризов цивилизации:
"27 ноя. Сегодня я готова была убить б.В. своими
руками! Позавчера она отказалась есть утром манную кашу,
потому что она жидкая. Вчера – потому что в ней комочки
(откуда она их взяла)? Сегодня швырнула мне в лицо
тарелку с геркулесом и заявила, что она – не лошадь и
овсом не питается, тем более овсом без соли, сахара и
молока. А откуда взяться молоку, если я пришла вчера в
восемь, а бабка может оторвать свою з… от любимого
кресла только для того, чтобы спуститься вниз и
пожаловаться соседкам, таким же вредным старушенциям, как
и она сама, на свою внучку-недотепу (когда я три дня
сидела дома с простудой, то убедилась, что даже в самую
плохую погоду старые перечницы собираются около подъезда
в 11.30 – хоть на пять минут, чтобы обменяться последними
новостями). На самом деле бабкины капризы объясняются
просто: она ненавидит каши, зато обожает яичницу, которую
мне пришлось готовить три дня подряд. А так как
участковый терапевт запретил ей съедать больше одного
яйца в неделю из-за печени (дай Бог мне такую здоровую
печень, как у нее!), то она может рассказывать всем
встречным и поперечным, что я ее травлю."
Бедная Аля! Работать в сумасшедшем доме – и приходить домой в такой паноптикум! Но дальнейшие записи меня заинтересовали больше – они почти целиком были посвящены работе, а бабушка Варя в них почти не упоминалась.
"З0 ноя. Холодно! Сегодня я поняла, что сделала
глупость, выбрав себе шубку на рыбьем меху, когда за ту
же цену можно было купить солидное теплое пальто. В
отделении тоже холодно, дует изо всех щелей. По счастью,
Миша П. через неделю после выписки принес мне самодельный
электрообогреватель, и я теперь сижу с пациентами в
маленькой ординаторской чуть ли не в обнимку с ним.
Это опасно – одна из ножек у него раскалена, и можно
здорово обжечься. Вчера, когда я разговаривала с Машенькой
Ильинской, проливавшей горькие слезы, ко мне зашел старичок
в белом халате с раскрытым журналом в руках и сказал:
"Распишитесь!" Я расписалась. Он спросил: "А вы знаете,
за что вы расписались?" – "Кажется, против вмешательства
западных держав во внутренние дела Анголы" (С таким же
успехом я могла сказать "За освобождение Анжелы Дэвис, но
раз о ней пел Высоцкий, а Высоцкого уже четыре года как
нет в живых, значит, это уже неактуально)– "Нет, это вы
ознакомились с правилами противопожарной безопасности." -
"Да? Очень хорошо!" Улыбаясь ему, левой ногой я старалась
незаметно задвинуть пожароопасный прибор под стол. Б.В.
лежит "с мигренью", я, злодейка, не обращаю внимания. Вчера
была у тети Лены и Вахтанга, отдохнула от
нее душой"
Подумать только! У моей сестры, оказывается, было чувство юмора, а я и не знала! Я много чего о ней не знала.
"3 дек. Неожиданное потепление; у меня промокли сапоги.
Б.В. сожгла кастрюльку, разогревая себе обед. По-моему,этим
она намекает на то, что я могла бы приходить с
работы пораньше и кормить ее. Фиг ей! Мне повезло: такие
интересные больные, и притом все разные. К тому же сейчас
у нас консультирует Косолапов: очень милый дядька, и мы
с ним, кажется, нашли общий язык. Из Еревана привезли
Римму В. – она там пыталась покончить с собой неизвестным
ядом и пролежала десять суток в реанимации. Сама москвичка,