А Олинн осталась стоять, ощущая лишь дурноту от услышанного, да ещё от дыма болотного мирта. И ей казалось, что её заклеймили. Ладони жгло, с одной стороны огнём, а с другой – холодом.
− Чего застыла? – шикнула мачеха. – Сказано же: собирайся!
Глава 14.
Внизу, в Медовом зале, гости уже расположились, как у себя дома: обедали и пили эль. И ярл Римонд должен был присутствовать на этом обеде. На пир позвали скальда, и он затянул какую-то песню о великом Севере. Весь двор замка охраняла стража, так, что и мышь не проскочит, а со двора доносился стук молота. Это проповедники привели кузнеца и занимались рабами – снимали ошейники. Как и предположила Олинн, вспомнив рассказ Игвара, никто по доброй воле в рабстве остаться не захотел. Все присягнули новому королю и приняли истинного бога, даже если в него и не верили. На хозяйственном дворе запылал большой костёр, там проводили ритуал очищения огнём для вновь обретённых божьих детей. А когда им выкатили ещё и бочку эля, то и вовсе начался праздник во славу нового короля и заодно командора Грира, который отдал эти распоряжения. Олинн слышала радостные возгласы сквозь открытое окно, но была как будто в другом месте, для неё всё случившееся было слишком неожиданным и стремительным. Всё изменилось в одно мгновенье.
Пока служанки спешно одевали будущую невесту для смотрин, эйлин Гутхильда, словно ворон, кружила вокруг. Мачеха сама перерыла все сундуки Фэды и принесла одно из тех платьев, которые её старшая дочь не любила. Светло-зелёное, подбитое золотым кружевом. Эту ткань и кружево отец привез с юга, когда вернулся с очередной добычей. Платье сшили для Фэды, но оно ей не понравилось. Не к лицу той оказался травянистый цвет ткани, слишком жёлтой выглядела от него кожа. Платье сложили в сундук до поры до времени – подрастёт Селия, той всё сгодится. А вот Олинн платье подошло в самый раз, и цвет, и фасон, только оказалось длинновато, ведь Фэда куда выше ростом. И служанки, упав на колени, отпарывали кружево и споро работали костяными иглами, подбирая юбку. К платью мачеха принесла прозрачную накидку для головы и с тоской посмотрела на украшения, которые ярл Римонд вывалил из ларца на кровать, приказав служанкам, чтобы на невесту надели всё.
И служанки старались. Искусно заплели волосы витиеватыми косами и уложили, перевив жемчугом и янтарём. Покрыли голову накидкой и прикололи к плечам драгоценными фибулами, а на грудь повесили многослойное ожерелье. Браслеты и кольца, и даже пояс, всё было украшено камнями так обильно, что Олинн казалось, ей на плечи положили по мешку ячменя, такое всё тяжёлое! Мачеха хотела забрать её серебряный кулон, но Олинн вцепилась в него мёртвой хваткой – не отдам! И спрятала под остальными драгоценностями.
Как ни странно, мачеха даже позволила ей посмотреться в своё зеркало. Олинн глянула и не узнала себя.
И вовсе не красивое платье и все те украшения, что так непривычно смотрелись на ней, вызвали у неё недоумение, а глаза…
Ох, Луноликая, а что это у неё с глазами?
Вот теперь она поняла, о чём это последнее время все у неё спрашивают. Ей казалось, что сейчас из зеркала на неё смотрела не Олинн Суонн, вернее, теперь уже Олинн Олруд. Какими−то особенно яркими стали её глаза. И совсем зелёными. Как будто ушла из них половина других оттенков, и лишь совсем немного осталось карего с желтизной. И Олинн невольно посмотрела на свои ладони, подумав о том, что, может, это всё из-за звезды? Но последний раз знак проступил на ладони в тот вечер, когда эрль провёл по нему гусиным пером. С тех пор звезда молчала, и Олинн сжала руку в кулак. На всякий случай. Привыкла уже невольно прятать руку, как будто на ней стояло клеймо. А вот теперь придётся прятать и вторую, хоть на ней и не видно ничего. Но ощущение того, что она проклята, легло на душу тяжёлым грузом.
Прибежала Бруна, сказала, что объявили смотрины и ярл требует привести дочь. Эйлин Гутхильда набросила ей накидку на лицо, схватила падчерицу за руку и потащила за собой, решительно направившись вниз по лестнице. Олинн путалась в слишком длинной юбке и едва успела подхватить её другой рукой, а то бы точно наступила и упала. И пока шли, она судорожно вспоминала всё, что знала о короле Гидеоне.
Только сейчас она осознала то, на что обрёк её отец: ей придётся уехать из Олруда?! Она вспомнила о кострах, на которых сжигали таких, как она и Тильда, и подумала, что вот она опять попала, из огня да в полымя. Неизвестно, что ожидает её за стенами крепости. Может, король, женившись и получив так нужные ему земли, бросит её где-нибудь в болоте по дороге на юг, а всем скажет, что она умерла в пути от лихорадки. А может, её поймают на воровстве перстня и повесят. А может, она ещё не понравится королю… А может, его сестра-ведьма всё поймёт…
Так много было этих «может»!
Но если бы люди короля не взяли замок, то за пропавшую звезду её прибил бы отец. Как ни крути – всё плохо! А начались все её несчастья с появления Игвара. Она только успела прочитать короткую молитву Луноликой Моор-Бар, как эйлин Гутхильда втащила её в Медовый зал, украшенный цветами и гроздьями красной рябины.
Зал был полон. Олинн увидела сидящих за столом мужчин, которые ели и пили, даже не сняв кольчуг. Их оружие стояло рядом с ними или лежало на лавках, и появление Олинн они встретили громкими возгласами и стуком кружек по столу.
− Скёлль! Скёлль!* – кричали они, и Олинн в испуге попятилась.
Но эйлин Гутхильда сжала её руку почти до боли и вышла вперёд, закрывая падчерицу собой. Во главе стола сидел, очевидно, командор Грир, рядом с ним – Бреннан Нье'Риган, и ещё по левую руку – коротышка в красной рубахе, что приехал с отрядом. А по правую понуро сидел ярл Римонд с унылым видом проигравшего. В зале было сумрачно, и накидка мешала смотреть, так что Олинн не успела разглядеть всех лиц.
Эйлин Гутхильда медовым голосом поприветствовала воинов, пожелала им здоровья и не стесняться в еде и напитках, и даже поклонилась, стукнув Олинн по спине и заставив сделать такой же поклон. Когда нужно, мачеха умела сглаживать острые углы.
− Ну, так веди невесту, ярл, − произнёс командор Грир, откинувшись на спинку большого резного стула, на котором раньше восседал хозяин замка.
Услышав этот голос, Олинн вздрогнула и схватилась пальцами за прозрачное покрывало, наброшенное на лицо.
Не может этого быть!
Ноги налились тяжестью, и она бы с места не двинулась, но эйлин Гутхильда снова схватила её за руку, потащила навстречу мужу и вручила ему, как трофей.
− Так ли она хороша, как поют скальды? – добавил командор, вставая и с шумом отодвигая тяжёлый стул.
Все воины одобрительно загудели, и кружки снова грохнули о стол, а у Олинн сомнений больше не осталось.
Игвар!
Это был его голос. Она не могла ошибиться.
И, когда командор распрямился в полный рост, последние остатки сомнений развеялись. Эту огромную фигуру она бы не спутала больше ни с чьей. Только сегодня Игвар выглядел совсем иначе: кольчуга и кожаные наручи, покрытые металлическими шипами, широкий ремень, украшенный посеребренными бляхами, подпоясывал его могучее тело. А рядом с ним, прислоненный к столу, стоял огромный меч, совсем ему под стать. И вот в этом облике он был похож на того, кого Олинн всё пыталась разглядеть под ветхими лохмотьями монаха. Всё встало на свои места – она спасла, вылечила и привела в их дом врага. Да не просто врага, а самого главного человека после короля Гидеона. Того, кто воспользовался тайным ходом в сердце скалы, чтобы войти в крепость и захватить её.
Нет, он не утонул в водах Эшмола и не погиб от клыков призрачных гончих. Он стоял сейчас, живой и невредимый, здоровый и вполне весёлый, держа в одной руке кружку с элем, а другой небрежно опираясь о спинку стула. Шрамы на лице стали почты незаметны, и он собрал свои космы в хвост на затылке, а бороду остриг, так что стал почти похож на человека, а не на лесное чудище. На его губах даже застыла довольная ухмылка. Но держалась она ровно до тех пор, пока ярл Римонд не откинул полупрозрачную накидку с лица Олинн со словами:
