Ярл отшвырнул льняную косу и с усилием прижал кулак к виску Олинн. И, кажется, впечатал бы её голову в стену, но его остановила эйлин Гутхильда.

– Римонд! Тише! – она подошла и встала рядом, осторожно дотронувшись до плеча мужа. – Не нужно, чтобы нас услышали!

– Куда ты дела Звезду Севера? – спросил ярл, глядя Олинн в глаза.

От прищура татуировка на его щеке собралась складками, сделав лицо ещё более зловещим.

– Звезду Севера? Н-никуда… я не брала её! – пробормотала Олинн. –  Я не брала её из сокровищницы! Это правда!  Я никуда её не девала!

– Зачем ты её взяла?

– Это не я! Я её не брала!

– О, Нидхёгг! – прорычал ярл и прижал ладони к её вискам. – Эрль видел знак у тебя на руке! И я видел! Все видели! Я раздавлю сейчас твою дурную голову и глазом не моргну, если не скажешь!

И, глядя в разлитое в его взгляде бешенство, она подумала, что сейчас он ударит её затылком о камень, и всё, прощай Олинн.

– Погоди, мой волк. Я должна узнать правду, – тихо спросила эйлин Гутхильда, кладя мужу руку на запястье и пытаясь его удержать от яростного порыва. – Скажи, куда побежала Фэда? Где она прячется?

– Она убежала к Бодварам, – ответила Олинн, понимая, что теперь бесполезно что-то скрывать, да и Фэда уже должна быть далеко – не догонят. – Хельд хотел на ней жениться. А она вчера едва не бросилась в реку из окна, сказала, что лучше смерть, чем стать женой короля. И если бы я ей не помогла, вы бы нашли её сегодня утром на камнях у реки. Мёртвую.

Олинн закрыла глаза, чувствуя, как дрожат от страха руки.

– Ты должна была мне сказать! Никуда бы она не прыгнула! Вот же глупая девчонка! А ты погубила этим не только её, но и всех нас! – воскликнула мачеха злобным полушёпотом. – Король посчитает это оскорблением!  Он и так благоволит Бодварам, а нас после такого сотрут с лица земли! И если мы не отдадим за короля свою дочь… Ты хочешь нас уничтожить, болотное отродье?!

– М-можно отдать другую дочь… Селию, – пробормотала Олинн срывающимся голосом, сама не понимая, что говорит.

–Я обещал королю красавицу-северянку, а подсуну дебелую дурочку с лошадиным лицом?! За это он отрубит голову Харальду, посчитав насмешкой такую невесту! И мой род на этом прервётся! – рыкнул ярл.

Но голову Олинн отпустил, развернулся и принялся ходить по комнате широкими шагами.

– Римонд! – зашипела эйлин Гутхильда. – Не говори так! Она же и твоя дочь! И она ещё мала! Ей всего шестнадцать!

– Я в шестнадцать уже рубился с врагами, а ты родила Харальда! А знаешь, ты права, – ярл вдруг снова подошёл к Олинн, схватил за подбородок и повернул её голову сначала влево, потом вправо, а потом сдёрнул с неё платок. – А что, и другую дочь тоже можно… Ты вполне себе во вкусе проклятого южанина, вон какие глаза! И ты вроде как считаешься моей дочерью. Но теперь ты мне больше не нужна, проклятье исполнилось. Всё и так сбылось, и в тебе больше нет надобности!

Он резко повернулся к эйлин Гутхильде и скомандовал:

– Вели тащить перья и свиток. А ещё принаряди её так, чтобы можно было вручить этому Гриру как королевскую невесту. Жемчугов и янтаря навесь на неё, и платье побогаче. Где не хватит красоты, заменим золотом. Пусть забирают! А потом… Так даже лучше, – он схватил снова Олинн за подбородок и, наклонившись к её лицу, произнёс тихо: – Ты станешь невестой короля. И раз уж предала нас, то сделаешь всё, чтобы вернуть Северу свободу. Ты поняла?

− Что?! – хрипло спросила Олинн.

− Что?! – эхом отозвалась мачеха. – Но… мой волк… её… королю?

− Скажи, что поняла, или я выброшу тебя в окно прямо сейчас!

− П−поняла, − прохрипела Олинн.

− Послушай, Римонд, – эйлин Гутхильда снова тронула мужа за плечо. – Ты же не можешь…

− Я не могу?! Я могу! А ты оглохла что ли? Вели тащить клятые перья! – рявкнул ярл таким тоном, что спорить мачеха не стала.

Она только бросила на падчерицу тяжёлый взгляд и молча вышла. А ярл снова схватил Олинн за подбородок, и его голубые глаза оказались совсем близко. Он произнёс тихо, отделяя одно слово от другого, но так жёстко, что возражать ему Олинн и в голову не пришло:

− Я сейчас подпишу бумагу – признаю тебя своей законной дочерью. И по времени рождения ты станешь старшей из моих дочерей. Я обещал королю старшую дочь – он её и получит. И не вздумай хоть словом, хоть взглядом, хоть мизинцем заставить короля усомниться в том, что это не так. Ты сделаешь то, что я скажу, и так, как я скажу. Ты станешь женой Гидеона и выкрадешь у королевской ведьмы красный камень. Она носит его то в перстне, то в ожерелье. И ты отправишь его сюда, и сделаешь это до праздника Йоль. Или я назначу за твою голову награду в десять сотен эртугов золота. И за такую цену, поверь мне, найдётся какая-нибудь болотная гадюка, которая проползёт в королевские покои и прикончит тебя даже под самим Гидеоном! Кивни, что поняла!

− П−поняла, – в ужасе прошептала Олинн, чувствуя, как стальные пальцы отца готовы сломать ей челюсть. – Но, как же я его выкраду?!

− Выкрадешь, выкрадешь! Ты же додумалась залезть в мою сокровищницу и стащить Звезду Севера. Так что, я уверен, сможешь украсть и камень. В нём сила этой ведьмы и сила короля, он помогает ей сушить и жечь нашу землю. Не будет его, и Гидеон зачахнет, а Север снова возродится. Так мне вёльва сказала. Успела сказать, пока красная ведьма её не прикончила.

− Красная ведьма? Но… это же были волки…

− А кто, ты думаешь, послал этих волков? Вёльва знала, что всё так будет. Она предупреждала! За это её и убили. Так что, уж ты подумай об этом. Кто ещё отомстит за твою старуху, если не ты? Может, так будет и лучше, вряд ли Фэда смогла бы сделать такое. А ты сможешь.

Никогда ещё бумаги не подписывались так быстро. Не успела Олинн и глазом моргнуть, и вот она уже больше не Олинн Суонн. Она законнорожденная дочь ярла Римонда с богатым приданым, в которое входят земли от Олруда до Серебряной бухты, и которые унаследуют её дети.

− А если ведьма  узнает? Или король догадается? И убьёт меня за этот обман? – в отчаянии спросила она у отца.

− Так сделай так, чтобы не догадался. Или не убил, − только и ответил ярл.

Бумаги не только подписали, но и скрепили кровью, и даже привели эрля, чтобы он их удостоверил. Эрль принёс с собой маленькую бутыль, в которой Олинн увидела что-то похожее на жидкое серебро, и он тончайшим пером нанёс на бумагу руны, которые, высохнув, исчезли. А затем Олинн заставили поднести руку к бумаге, и эрль сделал надрез у неё на пальце. Капля крови упала поверх невидимых рун, и на мгновенье они вспыхнули, засветились и погасли, пока эрль монотонно бубнил гальдр, водя над бумагой дымящейся веткой болотного мирта.

− А теперь поклянись, что сделаешь  то, что обещала, − произнёс ярл, нависнув над столом, словно ястреб.

И Олинн поклялась. Эрль поставил на стол серебряную чашу, бросил в неё кусочки красной смолы и зажёг, а потом взял Олинн за руку, развернул ладонью вверх и нанёс руны и на неё, продолжая бормотать заклинание. Руны тут же высохли и исчезли, оставив на ладони лишь ощущение холода.

− Эти руны не сойдут с руки, пока ты не выполнишь то, что пообещала, − произнёс ярл жёстко, и вдруг добавил, глядя на тонкие язычки пламени в чаше: − Она сказала, что если ты умрёшь, то я потеряю всё, что люблю. И поэтому я берёг твою жизнь. Но теперь… Раз ты взяла Звезду Севера, то я верну ей всё сполна её же монетой. Если ты не принесёшь мне перстень, то, как только наступит Йоль, теперь уже ты будешь терять всех, кого любишь. Тех, кто рядом с тобой. Как она прокляла меня, так вот теперь я возвращаю ей это проклятье и отпускаю тебя. Именем Севера…

Ярл провёл кинжалом по своей ладони, сжал руку в кулак, и капли крови упали в серебряную чашку.

− Кто «она»? Какое ещё проклятье? – хриплым шёпотом спросила Олинн, глядя на то, как капли крови зашипели и свернулись чёрными змеями на дне чашки.

− Твоя мать, − коротко бросил ярл и ушёл, забрав все бумаги с собой.