— Герман.

— Чего? Разве тебя целовать нельзя? — насмешливо спросил он, вновь вернулся к сковороде. — Тебе надо попроще ко всему относиться.

— А как проще? Ты сейчас приручаешь Дениса. Когда же потом…

— Чего потом?

— Не знаю. Чего-то случиться. Поссоримся. То… Может не стоит так с ним играть? Со мной-то ладно. А с ним не надо.

— Я не с кем не играю, — серьезно сказал Герман. — Может тебе по жизни попадаются нехорошие люди, которые любят использовать других, но меня это не привлекает. Ты мне нравишься. Можно сказать, что ты глубоко запала мне в сердце. И это меня самого удивило. Как тебя увидел, так захотел, чтоб ты оказалась рядом. Не одна в зале, наполненном различными людьми, а со мной и без них всех. Но я же знаю, что мои хотелки не всегда правильные. Как и знаю, что для дорогого человека хочется лучшего.

— Пора снимать творожники, — сказала я.

— Давай тарелку, — велел Герман. Сам же взял лопатку. — Я видел, как на тебя смотрит этот тип. Видел его раздражение и тягу к тебе. Так смотрят больные люди на объект вожделения. Этакая болезненная любовь. Я его вывел на разговор. Да ладно, даже предложил прикрыть его долги, чтоб ему не пришлось жениться ради денег. Что-то в последнее время такие браки начинают приобретать в вашей стране массовый характер. Вот чую, что лет через десять, мы просто выкупим вашу страну. Но это так, к слову. Тебя больше интересует ответ этого типа. Он отказался. Не из гордости. Все-таки это болезненное влечение, которое тяготит всех. Ему хотелось тебя уничтожить, потому что ты доставляла ему боль одним присутствием. И тут мне стало любопытно, что же ты за штучка, раз мужика с ума свела. Это чего нужно такое творить в кровати, чтоб он помешался. А ты от банальных шуточек краснеешь.

— Твои шутки не банальные, а больные, — встряла в разговор Наташа, заходя на кухню и забирая один из творожников.

— Эй! Я на тебя не рассчитывал, — возмутился Герман.

— Я помню, что ты мне шептал, когда Влад присмерти был.

— Это был способ тебя отвлечь, — ответил Герман не моргнув и глазом.

— В итоге только разозлил.

— Угу, по всему замку за мной гонялась бешеной собакой, — сказал Герман. — Дела уладили?

— Влад переписал на тебя ту дорогу, — сказала Наташа. — Печати поставил. Город гудит по поводу вчерашней дуэли. Твоей дуэли. Мужик вчера помер.

— Надеюсь, в следующей жизни ему повезет лучше, — невозмутимо ответил Герман. Покосился на меня. А я что? Я ничего не почувствовала, когда услышала эту новость. Только стало как-то не по себе.

— Тебе никто не говорил, что ты слишком о себе высокого мнения? Кто тебе дал право жить ему или умереть? — недовольно спросила Наташа, беря второй творожник.

— Тот, кто наделил меня клыками, длинной жизнью и силой, при этом меня не спросив хочу ли я этого или нет, — ответил Герман. — Я в своем праве. В праве силы. Если кому-то это не нравится, то может это право у меня отнять.

— Сам же знаешь, что это почти не возможно.

— Знаю, поэтому и творю, что считаю нужным. Наташ, я понимаю, что ты меня осуждаешь. И знаю, что я тебе не всегда нравлюсь, но как показывает опыт, если хочешь спокойно жить, то не оставляй врагов за спиной, — ответил Герман. — И давай закончим этот разговор. У меня милая женушка и без него напугана.

— Я не напугана. Просто ничего не чувствую.

— Надо тебя сегодня к чувствам вернуть. Обязательно укушу, — сказал Герман.

— Зачем?

— Чтоб к жизни пробудить. Вдруг у тебя ко мне ненависть проснется. А это лучше, чем пустота.

— Тогда кусай.

— Договорились, — серьезно сказал он. И опять что-то промелькнуло в его взгляде, только я не готова была разбирать блики в его глазах.

Позавтракать мне не удалось. Кусок в горло не лез. Зато завтрак понравился Денису. После него мы попрощались с Наташей и Владом. После этого мы поехали в гостиницу. Там меня должна была ждать Олька. Как мы и договаривались, вещи она привезла, только ждать меня не стала. Я прочитала короткую записку, в которой Олька объясняла, что со мной не поедет.

Ничего личного. Она там уже была. В горах. Жила в одном из холодных кланов, но потом сбежала. Мне она желала счастья, но возвращаться назад не собиралась. Пока Денис проверял все ли его вещи привезли, Герман договаривался о билетах на поезд. А я стояла около окна и ничего не чувствовала.

Вот он умер. Тот человек, который портил мне жизнь. Но почему-то меня это не волновало. Совсем не волновало.

— С вами хотят переговорить. Одна сударыня.

Портье протянул мне записку от мамы, которая ждала меня в фойе гостиницы. Неожиданно. Ничего не говоря, я протянула Герману записку.

— Иди, я пригляжу за Денисом, — ответил Герман.

Пока я спускалась, то подумала, что он такой добрый. Вот предложил приглядеть за Денисом, а потом поняла, что это был своеобразный залог — я ведь вернусь за ним. Все же он был хитрым мужчиной. Хитрее, чем Олег.

Мама выглядела расстроенной. И опять, я думала, что из-за моей выходки, а оказалось, что из-за моей сестренки, которая все-таки убежала с бароном.

— Мам, я думала, что она домой поехала после того шума, который устроил Герман. Не хотела, чтоб это и ее коснулось, — ответила я.

— Не понимаю, как она до такого додумалась. Он же принципиальный. Из тех, кто запрещает с родственниками общаться. Сидит в «гнезде» на хуторе и не вылазит оттуда без нужды.

— Может этого ей и нужно? — предположила я. — Главное, что Лиза его любит.

— Сама же знаешь, что любовь — это не то, на чем держится брак.

— Отец сильно ругался из-за меня?

— Нет. Но вот я переживаю за тебя. Этот брак заключен лишь на словах. Сегодня он дал это слово, а завтра это слово заберет. Будь умнее в этот раз.

— И что ты под понимаешь?

— Не останься без всего, когда он наиграется. Но семье ты помогла.

— Хоть в чем-то хорошее дело.

— Да. А вот Лиза даже разрешение на брак не попросила. Как бы ей комом не вышло.

Она ушла. Удачи не пожелала, но и не прокляла. Уже хорошо. Можно улыбнуться. Только улыбка выходит грустная. И вот уже надо ехать на вокзал. Поезд. Шум вокруг. Герман что-то спрашивает. Я отвечаю. И слова не запоминаются. Они такие незначительные, что не стоят внимания. В окне проносятся деревья. Дома. А мне все равно. Пустота.

Двухкомнатный номер. Ужин. Вкусный ужин. Я в это верю. Только съела лишь пару ложек холодного супа. Еду нужно глотать. А внутри что-то не срабатывает. Потом нужно уложить Дениса. Он быстро заснул. Много новых впечатлений. Путешествие для юного путешественника — это как сбывшаяся мечта.

Герман уже снял сюртук. Развязал шейный платок. Зачем-то закатал рукава. Что-то в его облике было таким простым и знакомым, что я невольно улыбнулась.

— Так. Для начала тебе нужно поесть, — начал он.

— Нет аппетита.

— Потом плохо станет.

— Все равно.

Он задумчиво потер подбородок. Поманил меня. Я подошла. Вздрогнула, когда он коснулся моих щек. Когда его ладони скользнули по плечам.

— Это ведь не любовь. Тогда что? Обида? Злость на себя? — тихо спросил он. — Что тебя так мучает?

— Может я верила, что он передумает? Поймет, что…

— Что потерял? Нет, Ульян. Изначально он не хотел, чтоб ты улыбалась. Ни один мужчина не будет позорить женщину от большой любви, — сказал Герман. — Ты это понимаешь.

— Понимаю. Но все равно он этого не поймет. Теперь не поймет. Глупо?

— Нет. Когда мы кого-то выбираем, то доверяем ему. Но часто доверие предают. И это сильно ранит. Не сам факт того расставания, а предательства. Поэтому так и плохо, — ответил Герман. Он провел пальцами по шее, щекам. От каждого прикосновения становилось тепло. Я закрыла глаза наслаждаясь перерывом между переживаний. — Ты мне разрешишь забрать твои переживания?

— А ты можешь?

— Могу, — прошептал он около моего уха. Я и не почувствовала, что он оказался так близко. Его ладони скользнули по спине. Страха не было. Я была в платье и почему-то мне казалось, что оно защитит от всего. — Но мне нужно твое разрешение. Разрешишь?