Рядом с ним было тепло. Понятно. Отступила непонятная тоска, которая мучила все это время. Я расслабилась. Забылась. К тому же он предлагал решить такую серьезную проблему.

— Разрешу.

Мне казалось, что я выдохнула эти слова. В этот же момент его клыки пронзили мою шею. Боль. Я попыталась отстраниться, но оказалась во власти его рук. Герман крепко прижимал к себе. Голова закружилась. В это же время я почувствовала ощущение легкости и блаженства. Сознание помутилось, словно я выпила лишний коктейль. Ноги подкосились. Тело больше не повиновалось. Поцелуй. Кровать. Оказывается платье — это такая условность! Все в этом мире условность, кроме силы и чувств. Чувств на грани сумасшествия. Страх ушел. Чувства обострились. Поцелуи. Я не могла им сопротивляться. И не хотела. Почему он так довольно улыбался? Почему-то он улыбался. Это не была улыбка победителя, которая часто появлялась на лице Олега. Нежность. Ласка. И опять его ладони на моих щеках, приносящее тепло. Огонь. Он вспыхнул в сердце, прогоняя холод. Я и не знала, что до этого так замерзла.

— Мне кажется, что ты сейчас исчезнешь, — прошептала я.

— Куда?

— Не знаю.

Его глаза. Руки. Слабость в теле.

— Говорил же, что нужно было есть, а не переживать, — пробормотал Герман, опять наклоняясь к моей шее. Опять его клыки пронзают кожу. Тело стремиться к нему навстречу. Это наваждение. И я не знаю, что мне делать: оттолкнут или прижиться к нему. Осталось лишь держать его за плечи и довериться.

Платье валялось на полу бесформенным кулем. Рядом с ним лежали вещи Германа. В коридоре кто-то пел песни, поднимаясь к себе после посещения кабака. За окном поднялся ветер. В комнате было тепло. Герман лениво гладил мои волосы, перебирая пряди. Я же чувствовала слабость во всем теле и легкость. Наверное, в этом было что-то неправильное. Вот так лежать на его ноге, как будто на подушке, без одежды и без тяжелых браслетов, которые должны закрывать запястья.

— А мы действительно женаты? — спросила я.

— Есть сомнения?

— Без браслетов, без договора.

— Браслеты и договор. Железка и бумага. Знаешь для чего все это делается?

— Для чего?

— Раньше, когда муж умирал, то женщина оставалась вдовой. Чтоб получить хоть что-то после его смерти и заключались договоры. Но у нас с тобой другой случай. Я проживу дольше тебя. Это как-то по умолчанию. Есть небольшой шанс, что со мной случится несчастный случай, но это маленькая вероятность. Я живу где-то четвертое столетие. И за это время я лишь один раз был на грани смерти. Из-за этого и обзавелся такой благородной сединой. Поэтому не думаю, что ты скоро станешь вдовой. Даже если это и случится, то ты легко найдешь мне замену. На улице не останешься. Никто тебя из замка не выгонит. Что касается браслетов, то они мешают. И есть в них что-то неправильное. Они частично могут подчинить волю. Чаще волю женщины. Знаешь вот эти цепочки, которые часто связывают руки по крепче любой ворожбы, где идет установка, что только смерть разлучит мужа и жену. И я считаю это неправильным. Ладно, волхи. Они друг друга сдерживают. А мы? Нам этого не нужно. К тому же, я не хочу тебя держать около себя насильно.

— И что это значит?

— Ты поехала за мной по необходимости. Тебя ведь в угол загнали. Наш брак заключен не на равных условиях. Ты была в заведомо невыгодном положение. Я тебя старше, богаче, у меня есть связи. А ты мне можешь предложить только себя, в качестве развлечения. Разве это честно?

— Такое часто бывает.

— Вот именно, что бывает. Но это не правильно.

— Считаешь, что браки должны быть только между равными? — спросила я.

— Нет. Думаю, что в браке люди должны быть равными друг дружке. Чтоб они не боялись слова сказать, как некоторые, — он провел пальцами по моему плечу. Скользнул к локтю, вызывая щекотку. — Мне нужна женщина, которая может в лицо сказать, что я перегибаю палку. Что я не прав. Меня часто заносит. Когда имеешь почти абсолютную власть, то сложно удержаться от того, что не пользоваться ей по полной. А теперь представь, что благодаря браслетам я смогу затыкать тебе рот, когда ты предпримешь слабую попытку вернуть меня с небес на землю.

— Ясно.

— Что ты моя жена будет прописано в книге регистрации всех жителей замка и прилегающих территорий. Так же это будет зафиксировано в книге регистрации всех жителей области, которая числиться за мной. А чтоб тебе обидно не было по поводу браслетов, то у меня есть одна идея, — сказал он. — Дай-ка я поднимусь.

Пришлось садиться. Сразу стало стыдно от наготы. Я нашла под платьем рубашку. Заметила, что ее ворот и часть плеча были испачканы кровью. Пальцы коснулись шее. Кровь уже засохла. Под ней все равно ощущались четыре ранки. Герман это заметил. В его глазах промелькнуло что-то похожее на сожаление.

— Завтра будет болеть. Нужно намазать обезболивающей мазью, — сказал он.

— Все нормально.

— На самом деле — не совсем. Я против того, чтоб жен кусать. Но с тобой я нарушил свое же правило. Ты была на грани нервного срыва. Укус же помогает успокоить. Мы же как комары. При укусе впрыскиваем что-то типа раствора, который разжижает кровь и заставляет жертву получать от происходящего удовольствие. При этом она расслабляется. Эффект может длиться до нескольких дней.

— А когда он пройдет? То что станет?

— Ты к тому времени поймешь, что этот тип не стоит твоих переживаний.

— Я это понимаю, но все равно грустно.

— Я не мог поступить иначе.

— Знаю. И в какой-то степени благодарна тебе, что ты за меня заступился. Для Олега это было развлечение. Он соблазнял девушек, а потом дрался с их отцами и братьями. Часто бил в такие места, чтобы человек оставался калекой. Я все это знала. И вначале не хотела с ним связываться. Но…

— Но можно много красивых слов украдкой нашептать, чтоб украсть невинное сердечко, — сказал Герман. Я села на край кровати, так и продолжая держать рубашку с окровавленным воротом.

— Почти так и было. Небольшая услуга с его стороны. Маленький презент. Тайна, которая связывает нас двоих, — я тихо рассмеялась. — Случайно разбила вазу в гостях, а он это видел и сказал, что никому об этом не скажет. Помог мне осколки под занавеску спрятать. Там такие занавески были до пола. И вот туда мы и спрятали эти осколки.

— Вот поэтому мне и не нравятся вчерашние школьницы, — сказал Герман. Он что-то достал из сумки. Посмотрел на меня. Так как он стоял ко мне боком, то и голову повернул так, что стал похож на любопытного ворона.

— Почему?

— Слишком легко. А вот с женщиной, которая уже знает, что такое мир — тут сложнее. Но тут хоть какой-то интерес.

Он подошел ко мне. Сел рядом. Взял мою руку.

— Когда-то давно была традиция вместо браслетов одевать на безымянный палец кольцо. Это показывало, что женщина и мужчина женаты. Вот два колечка. Они простые. Без всяких цепочек, подавления воли, без верности до гроба и неземной любви. Два обычных колечка, которые будут скорее символом нашего брака, чем его гвоздем, на котором будет все держаться. Как тебе такая идея?

— Необычная.

— Вот я тебе надеваю колечко на палец. Женой тебя уже назвал. Клянусь, что буду тебе верен и буду о тебе заботиться пока ты меня не пошлешь далеко подальше с этим всем.

— Герман! Я не смогу тебя послать.

— Ой! Сейчас ты в эйфории после жаркой ночи. А потом тебе как надоем. Да как…

— Не буду я тебя посылать. И изменять не буду, — сказала я, забирая у него кольцо и надевая ему на палец. — Я клянусь…

— Не надо, — сказал он, приложив палец к моим губам. — Пока наш брак не станет равным, я твою клятву не приму.

Пришлось найти в сумке новую рубашку. Потом я пошла умываться. И как раз почувствовала голод. Сильный голод до слабости в ногах. Хорошо, что мы ели в номере и мой суп никуда не делся. Герман достал мешок. Положил его рядом со мной.

— Орехи. Они помогают восстановиться после укуса, — сказал Герман. — Хотя я тебя сильно не мучил, но все же.