Стивен Динсмор родился 7 июля 1952 года в Омахе, штат Небраска. Он получил степень бакалавра в Университете Небраски в Линкольне и работает как представительский художник, создавая картины, которые часто граничат с абстракцией)

Это был легкий перелет в аэропорт Логан (Прим: Международный аэропорт Логан — аэропорт в восточном Бостоне недалеко от города Бостон, штат Массачусетс). Погода была ясная, и самолет приземлился вовремя. Более подходящим приветствием мог бы стать ужасный ливень с молниями, разрезающими облака. Но я на самом деле не драматизировала, было такое чувство, будто погода сегодня была на моей стороне.

Достав из рюкзака, полученного на стойке выдачи багажа, транспортную карту Массачусетса, которую распечатала перед отъездом, я выбрала путь и направилась на влажный летний воздух к терминалу «Т», а потом к южной станции, где могла поймать проходящий автобус на Кап Код. Это была все та же станция и та же автобусная линия, где мы со Спенсером в тот день тусовались, прогуливая занятия в школе. Насколько я могла судить, выглядела она так же — грязная, темная, шумная и оживленная.

Автобус был полон, и мне едва удалось занять последнее свободное место. Скользнув на сиденье напротив окна, я оттянула вперед свою влажную майку, пытаясь немного охладиться, когда почувствовала на себе чей-то взгляд. Тощий, с похожими на бусинки глазами, парень, сидящий сбоку от меня, пялился на мою грудь. Почувствовав смелость, я склонила голову и встретилась его взгляд, глядя на него немного агрессивно. Его глаза расширились, и он быстро отвел их сторону.

Опустив взгляд и увидев, как майка прилипла к моей груди, я решила перестать переживать об этом. Было слишком жарко, чтобы прикрываться, а с тех пор, как моя кожа хоть немного краснела, прошли годы. Когда автобус начал свое движение, я проигнорировала извращенца сбоку от меня и отклонилась на спинку сиденья, переведя взгляд на окно.

Я могла пробыть здесь две недели. Это ощущалось как очень долгое время, хотя это было совсем не так. На станции меня должен был ждать дядя Рис. Мы запланировали пообедать вместе, а потом он должен был довезти меня до дома Райли.

Во время поездки на автобусе я старалась делать медленные ровные вдохи. Я чувствовала, как внутри разливается волна паники, пока еще крошечная, как семя, которое хочет прорости, но я продолжала контролировать его, не позволяя ему расцвести. Снова и снова я вдыхала и выдыхала. Взгляд извращенца вернулся к моей вздымающейся груди, его я тоже заблокировала. Моя нервная реакция на нахождение здесь была нормальной, я даже могла слышать голос моего старого психотерапевта, говорящего мне об этом, но у меня все было под контролем. Я больше не была той наивной девочкой с широко открытыми глазами. Я была сильной. Я могла с этим справиться. Именно это я повторяла на протяжении часа, пока вдали не показался мост Борн, проходящий через Кейп-Код канал.

Я заметила дядю Риса, как только автобус заехал на маленькую станцию. Спустя столько времени было тяжело видеть его, стоящим здесь и ожидающим меня вместе женщиной, держащейся сбоку от него. Его волосы были подстрижены так же коротко, как я и помнила, но теперь они были с проблесками седины. У женщины были длинные белокурые волосы с темными корнями. Я решила, что сейчас Расу, наверно, было уже за сорок, может, пятьдесят, и он все еще был холост. Если бы мы все еще жили здесь, мама постоянно готовила бы ему ужин и пыталась бы свести его с кем-нибудь, как делала это раньше.

Извращенец с глазами бусинками выскользнул в проход, я последовала за ним. Через окно я наблюдала за тем, как водитель разгружал багаж. Мой рюкзак армейского образца упал на тротуар вместе с остальными сумками.

Когда я вышла с автобуса, меня окутал плотный влажный воздух. Я и забыла о том, что летом здесь повышенная влажность, и как в детстве она завивала мои волосы в тяжелую копну кудряшек.

— Сара!

Я повернулась, глядя на Риса, направлявшегося ко мне. У него была сияющая улыбка, округлившая обе его щеки. Не считая явной седины, он выглядел точно так же, как и раньше, и у меня в горле образовался ком, когда я представила своего отца, стоящего рядом с ним, как я видела их вместе много раз в прежние времена.

Не успела я хоть что-то сказать, как была притянута в объятия. Запах его одеколона щекотал мне нос, и я уткнулась в его плечо.

— Рассел, ради Бога, дай девочке вздохнуть.

Его грудная клетка затряслась от смеха, и он отпустил меня.

— Ты сделала хорошую работу — так повзрослев, ребенок.

— Спасибо, — ответила я, хоть и подумала о том, что мое взросление, по большей части, было делом непроизвольным. Это как взять на себя ответственность за то, что в то время выглядел глупо.

— Это Ханна, — он указал на женщину, которая была примерно одного роста со мной, но чрезмерно худой с загорелой кожей, говорящей о годах, проведенных на солнце.

— Здравствуй, милая, — ее белозубая улыбка была огромной, а использованное ею слово «милая» удивило меня. Мне показалось, что она слишком старалась. Но не для меня, для него, может, она пыталась удержать на крючке вечного холостяка.

— Привет, — ответила я, прежде чем повернуться за сумкой.

— Позволь мне это взять, — Рас подошел ко мне и остановился прямо напротив моего рюкзака. — Он принадлежал твоему отцу, так ведь?

Удивившись, что он знал, я кивнула.

Без труда подняв его, он произнес:

— Он брал его с собой, когда мы отправлялись в поход. — Потом какое-то время Рас стоял и моргал, будто пытался сдержать свои эмоции. Потребовалось какое-то время, чтобы на его лицо снова вернулась улыбка, но теперь она была немного потускневшей. — Как ты смотришь на то, чтобы пообедать в «Лачуге Лобстера»? Помнишь это место?

— У них самые лучшие жареные мидии, — сказала Ханна, в то время как ее рука на короткий миг коснулась моего плеча. В ее сторону подул легкий ветерок, от которого ее белое платье стало развиваться.

Я не помнила «Лачугу Лобстера». Мы не часто выбирались куда-нибудь поесть, потому что в то время моей маме нравилось готовить. Но я все равно согласилась, и Рас повел нас к своей машине. Как только я проскользнула на заднее сиденье, у меня в кармане завибрировал телефон. Когда я достала его, то увидела, что пришло сообщение от Нэйта.

НЭЙТ: Ты хорошо долетела?

Я быстро написала ему ответ.

Я: Все в порядке. Спасибо, что спросил.

А потом я постаралась не думать о том, какой быстрой и безликой была только что наша переписка. После нашего разговора, учитывая все, что мы сказали друг другу, все стало каким-то напряженным. Нэйт ходил вокруг меня на цыпочках, и это была моя вина.

Отложив телефон в сторону, я подняла взгляд на дядю Раса, который спросил меня о маме и Эмме. Он уже и так знал ответы, но, возможно, хотел услышать обо всем лично от меня. На какой-то момент я представила, какие бы чувства я испытала, расскажи я ему правду. Эмма ненавидит меня, и она паршивый родитель, а мама затворница, боящаяся покидать дом.

— У них все хорошо, — ответила я.

— Я скучаю по мясному рулету твоей мамы, — Рас ухмыльнулся, глянув на меня через зеркало заднего вида. — Она делает отменный мясной рулет.

— Может, я смогу взять рецепт, — заметила Ханна, повернувшись ко мне.

— Конечно, — моя улыбка была натянутой. Весь этот разговор был чересчур дружелюбным и неловким. Так продолжалось на протяжении всего ужина, когда солнце уже село, а мы вежливо сидели и поглощали свою пищу, пока чайки наблюдали за нами, сидя на перилах на улице. Все казалось ненастоящим до тех пор, пока мы не вернулись в машину, чтобы поехать к Райли.

— Ты собираешься проведать свой дом, пока ты здесь? — спросил Рас.

От этой мысли мои нервы начали подрагивать.