С утра пораньше, не дав выспаться, разбудил звонок тёти Лизы. Тётя Лиза звонит бабушке, но я должен принять звонок и установить громкую связь. Бабушка делать этого не умеет, да и не хочет в силу возраста этому учиться.
Находясь в полудрёме, я принял звонок, включил громкую связь и понёс телефон на кухню, где, судя по её громкому голосу, находилась бабушка. На кухне ждала меня такая картина, - газовая плита разобрана, Глафира Григорьевна, встав с утра пораньше, чистит «печку» наждачной бумагой и ругает дочь Галю из-за грязной плиты.
Только я подумал, что чая попить не получится, как тётя Галя увела меня в коридор и приглушённым голосом сказала:
- Коля, собирай манатки и поезжай в Москву. Видишь, мать меня из дома гонит. Я хоть свой отпуск на даче поживу.
Согласно кивнув головой, я принялся умываться и одеваться. Надо было забрать бумаги из дачного домика, да и вещи мои преимущественно хранились там.
По дороге в садовое товарищество, у входа в центральный музей ВВС меня встретила Искра. Это было настолько неожиданно, что я даже не успел удивиться.
- Привет, - робко поздоровалась она и вдруг предложила. - Поехали в Москву.
Мысли и чувства мои были в смятении, я не знал, что говорить, но и не в силах был молчать. Я стал жаловаться.
- Меня как раз туда и отправляют, - не говорил, а почти что кричал я. - Нелёгкая судьба писательская! Когда понадобился я тётке в Монино, она умоляла меня сюда приехать. Подозреваю, Галя тогда уже хотела иметь уголок для встреч с любовником. Поэтому и попросила меня построить на участке в СНТ «лачужку». Затем они на время разругались, что дало мне возможность жить и творить в этой «хижине». Отпала во мне нужда, - пошёл вон, в Москву. Впрочем, не слушай меня, я это всё говорю со зла.
Говорил я это всё на ходу, шагая на участок. Искра молча семенила рядом и поддакивала, делая вид, что во всём согласна со мной.
Когда пришли на место, я показал ей кусты смородины, посаженные мною прошлой весной, грядки с проросшим чесноком. Больше на участке похвастаться мне было нечем. Открыл домик, вскипятил воду, заварил чай. Всё это время меня не оставляла мысль: «А не сошёл ли я с ума? А не галлюцинация ли наяву, эта Искра?». Дотронуться до неё я не решался и заговорить о том, каким образом она воскресла, у меня не получалось. А вдруг услышав этот нахальный вопрос, прекрасный фантом исчезнет? Было страшно, но я хотел на неё наглядеться. Сколько таких случаев описано, когда покойник приходил попрощаться с дорогим ему человеком и выглядел, как живой. Дыма без огня не бывает.
Разъяснила всё сама Искра. Она хорошо меня чувствовала и понимала, что в данный момент со мной происходит. Какие мысли роятся в моей голове. Искра призналась, что на самом деле болела и умерла не она, а её бабушка Клавдия Васильевна. А общаясь всё это время со мной по телефону, она просто-напросто играла роль безнадёжно больной.
- Если не веришь, то можешь потрогать меня. Могу живот показать, - виноватым голосом, предложила она.
- Что я тебе, Фома неверующий? - говорил я чужим голосом. - Как ты вообще решилась на такой обман?
- Любящая женщина ещё и не на такое способна. Вспомнила стихи Пушкина: «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман» и решилась.
- А как после всего этого вздумала «воскреснуть»? А если бы Генка проговорился?
- Но он же не проговорился. Я всегда была с ним рядом, он слышал, о чём я с тобой говорила.
- Ещё один предатель. И потом, что значит «всегда была с ним рядом»? Спала с ним?
- Не смейся, ты же знаешь Генку. Просто бабушка, Клавдия Васильевна, всё это время жила в моей новой квартире, и он, по-соседски, ей помогал. Теперь о том, как решила «воскреснуть». Вспомнила другую русскую поговорку: «Брат любит сестру богатую, а жену здоровую». Так и решилась. А потом, я ведь не только здорова, но теперь ещё и состоятельна. И что самое главное, люблю тебя. Я знаю, ты к материальному благополучию относишься с настороженностью, но ты всё же реалист. Что же, свалившиеся нам с неба деньги в печку бросить, а самим идти на паперть? Будем жить так, чтобы они нам не мешали. Это, если тебя отпустят в Москву. У тебя же здесь бабушка больная, за которой ты ухаживаешь.
- Она болела и я за ней, действительно, ухаживал. Но ситуация изменилась в один день. К нам, в течение года, практически каждый день, заглядывал, как мы предполагали, Галин жених, Анатолий Пешкин. Думали, ухаживает за тёткой, оказывается, он сделал предложение бабушке. Глафира Григорьевна нарядилась в пончо, которое привезла ей тётя Лиза из Испании, надела туфли на каблуках и намекнула, чтобы я честь знал. Тётя Галя, узнав о предстоящей свадьбе, вспылила, уехала к тёте Лизе в Москву. Вернётся, будет жить здесь, на даче. Ты сама-то как здесь оказалась?
- Туристический поезд «Серго Орджоникидзе» меня привёз. Поехали на нём в Москву, я билет тебе купила.
Мы выпили чая, я быстро собрался и поехал в карете прошлого в своё новое будущее.
В поезде меня разобрало любопытство. Я снова стал пытать Искру «проклятыми» вопросами.
- И всё-таки, как ты на такое решилась? - недоумевал я.
- Как решилась? А ты вспомни, с чего всё началось. В январе я тебе звонила, с Рождеством поздравляла, ты обещал мне приехать ранней весной. Прошла весна, лето, звоню в середине сентября, ты клянёшься быть в октябре и снова обманываешь. Я поняла, что тебя теряю. И стала бороться за свою любовь. А как? Тут у бабушки в ноябре обнаружили рак, и я начала с тобой эту опасную игру. Да, я преступница, в полной мере осознаю это. Но оправдывает меня то, что я тебя люблю и хочу быть с тобой рядом. Возможно я, желая тебе только добра, по глупости своей и по молодости лет совершила массу чудовищных ошибок, обидела тебя. Я готова в меру сил своих это исправить, как-то искупить, заслужить у тебя прощения. Но ты об этом не говоришь. Ты на эту тему совсем со мной не разговариваешь. А мне хочется знать, в чём я виновата перед тобой. Я бы, честное слово, исправилась. Ты же знаешь, я для тебя готова на всё.
- Это точно. Я за эти полгода чуть было не умер. Преподала ты мне урок любви к жизни. Всю свою жизнь по минутам вспомнил.
- Конечно, в твоих глазах, мне нет прощения, но...
- Я тебе давно уже всё простил. Не говори сейчас ничего. А за то, что денег у тебя тогда, в Москве, не брал, за это ты меня прости. Я был тогда очень гордый.
- Ты и сейчас гордый.
- Нет, я стал другим. Я понял, что нет ни твоего, ни моего, а есть наше.
- Понял?
- Да.
Искра принялась целовать мою руку.
- Ты что? - не отнимая руки, спросил я.
- Прости-прости. Я очень перед тобой виновата, а ты мне такие слова говоришь. Даже представить невозможно, как ты страдал, что перенёс из-за моего вранья. Я только сейчас осознаю весь этот ужас.
- Как же ты должна была меня возненавидеть за то, что я к тебе не приезжал.
- Нет-нет. Я же люблю тебя, знала, что и ты меня любишь. Значит, действительно, обстоятельства являются помехой. Потом всё бы сорвалось, если бы ты приехал. Да и вряд ли простил бы тогда мне мой обман.
- Значит, ты на меня не сердилась?
- Никогда. Я понимала, что ты там горем убит и у тебя свои заботы.
- А меня словно какая-то сила останавливала, и я до конца всё же не верил, что беда приключилась с тобой. Первые сомнения у меня появились, когда ты согласилась на вливания «китайских хомячков», это было не в твоём характере. Куда-то вдруг подевалось твоё здравомыслие. Но всё же, поразмыслив, списал всё это на болезнь. Затем у тебя вдруг появились «копыта», «натоптыши» и «папилломы». Думаю, откуда бы им взяться вдруг? Тогда, наверное, впервые и возникла у меня в голове мысль: «А что, как больна не Искра, а её бабушка?». Хотелось в это верить, но ты, негодная, так талантливо играла свою роль.
- Играть было не сложно, я неотступно была при бабушке и умирала вместе с ней.
- И всё же ты не могла не рассердиться на меня за невнимание. За то, что тотчас не примчался в Москву, как только узнал...