- Реинкарнация.

- Да-да. Реинкарнация никуда не денется. Побудь ещё, как говорится, в своей шкуре. И пока мы страдаем... Сегодня я песню слушал, в которой такие слова: «Пошли мне Боже и боль, и страдания». Потому что когда этого нет, то вроде как уже и ничего нет, - умираешь. А пока маешься, мучаешься, страдаешь, - значит, организм борется, хочет жить, победить болезнь. Вспомни, ты ведь не раз и не два выходила из реки на берег. И тут...

- Это правда. Но у меня были силы.

- Теперь у тебя Ангел-хранитель. Вдвоём вы должны сделать это - побороть, победить болезнь. Тем более...

- Ну, ладно. Я устала уже. Мне надо воды попить.

- Отдыхай. Только про Ангела-хранителя не забывай.

- Буду о нём помнить.

- И проси Бога помочь тебе.

- Я буду просить.

- Пока.

- Пока.

Глава 46 Кислород

Восьмого мая, в три часа ночи меня разбудил звонок.

- Аллё! - услышал я голос Искры.

- Ага. Слушаю.

- Это ты мне сейчас звонил? - слабым голосом поинтересовалась она.

- Нет, не я. Но с удовольствием поговорю с тобой. Как ты себя чувствуешь?

- Откровенно говоря... Мне поставили... Как это называется? Кислород. Первый кислород был паршивый, а этим надышаться не могу.

- Значит вторым кислородом довольна.

- Очень хороший кислород.

- То есть тебе он на пользу идёт?

- Не поняла?

- Я про второй кислород. Дышишь им и хорошо тебе становится?

- Именно так. Со вторым зашибись.

- Получается, у тебя кровь не снабжает организм кислородом? Или что там?

- Понятия не имею, мне просто хорошо.

- Ты про Ангела-хранителя не забываешь?

- Кто такой Ангел-хранитель?

- Помнишь, тебе бабушка в детстве говорила, что Ангел-хранитель у тебя сильный?

- Нет-нет, она про сестру ничего не говорила. Она говорила, что у меня ангел сильный.

- Ну, вот. Может, тебе покажется это немножко наивным, но ты к нему за помощью обращайся.

- Хорошо, - еле слышно пообещала Искра.

- Верю, он тебе поможет. Как говорится, когда попала в беду, надо за помощью ко всем обращаться. Тем более, к тому, кто уже не раз помогал.

- Это правильно. Ну, по идее, врачи меня практически... Должен состояться консилиум, где они решат, вылечили они меня или нет. Или не вылечат.

- Сегодня сестра к тебе придёт?

- По идее, должна прийти.

- Может, врачи хотят тебе операцию какую-то сделать, мнение родственников спросить.

- Смертельную?

- Не смертельную, но сложную. Может, что-то ещё хотят вырезать. Это моё предположение.

- Они должны что-то знать для этого.

- Понятно. А пока не знают, да?

- Да.

- И когда знать будут, - неизвестно.

- Не знаю. Постой! Кто-то ко мне идёт. Нет. Мне показалось. Ну, ладно, через час я всё равно встаю.

- То есть спать больше не будешь, или поспишь ещё?

- Я под этим самым...

- Под кислородом?

- Ага.

- А как это? Что это такое? Надели на тебя маску или что там?

- Да, маску.

- И ты через маску разговариваешь?

- Ну, у меня была одна маска, а теперь другая. Ну, ладно, давай. Потом подробно расскажу.

- Давай-давай.

В половине девятого вечера Искра второй раз позвонила, разговор получился короткий.

- Аллё! - сказала она.

- Да-да, Искра, я тебя слушаю.

- Я звоню другому.

- Хорошо. Звони, когда тебе будет удобно.

- Договорились.

Глава 47 Прощание

Пятнадцатого мая, в половине седьмого вечера, когда я с тётей Галей возвращался с дачного участка в городскую квартиру, прямо среди леса, раздался звонок от Генки.

- Привет, Николай, - отстранённым голосом поприветствовал меня брат.

- Здравствуй, Гена.

- Слушай, сегодня - всё! Её не стало. Сегодня она покинула нас.

- Я это предполагал. На звонки неделю не отвечала. Всё не могу взять в толк, с чего всё это...

- У неё же очень сильное заболевание было и метастазы пошли по всему организму. Это уже... Она сильно опухла. У неё и почки последние отказали.

- Она хотела жить, - глухим, чужим голосом, сказал я, - верила в то, что врачи ей помогут.

- Она верила. Но я не мог ей открыть, что врач сразу вынес приговор. Сказал, что её вылечить невозможно.

- То есть, врачи уже знали?

- Ну, ты представляешь, что такое метастазы, четвёртая стадия онкологии? То есть у неё и печень была полностью поражена, и лёгкие. И другие какие-то органы. И даже кости были поражены. Поэтому ходить ей было больно. Когда у неё боли начались, я ей вызвал скорую. Ей сделали укол обезболивающий. Врач скорой помощи тогда уже сказал: «Поможет, не поможет - не знаю». В-общем, всё делали, пытались, чтобы остановился процесс, как-то замедлился, встал. А он ни фига не остановился. Мой друг, тоже врач, сказал, что «порт» нельзя было вшивать. «Порт» поставили, воздух пустили, болезнь стала ещё быстрее прогрессировать. А они ещё и в печень полезли анализы брать. Сделали только хуже. Но, как говорится, что сделали, то сделали. Они старались сделать лучше, но получилось не так, как хотелось. Так, что...

- Понятно, - я стоял, качался, боялся упасть в обморок, от всех этих подробностей, - Ты, Ген, держи меня в курсе. Ты молодец.

- Ну, а толку-то от того. Молодцом бы я был, если бы она пожила хотя бы года два-три. Было бы хорошо. Но ничего не получилось. В-общем, завтра узнаю, что там будет. А там, придёшь, не придёшь, - дело твоё. Ладно, Коленька, давай.

- Да-да. Спасибо, что позвонил. Ты держи меня в курсе и береги себя.

- Давай, счастливо.

Шестнадцатого мая в семь часов вечера Генка мне перезвонил, чтобы поделиться информацией.

- Привет, Коленька, ещё раз, - раздался в трубке его пьяный голос, - Слушай. В-общем, перед крематорием будут с ней прощаться. Записывай адрес. Улица Россолимо, дом двенадцать, строение один. Прощание начнётся завтра, в половине двенадцатого.

- Спасибо тебе. Но я не смогу приехать. Тут у меня своя, сложная, ситуация. Бабушка болеет.

- Сколько я знаю нашу бабушку, она всегда болеет и всегда за чужой счёт. Коль, самое главное, добрым словом её помянуть.

- Я всё сделаю. И в церкви службу закажу. А как буду в Москве, с оказией, к тебе зайду и мы поговорим.

- Хорошо.

- Но это не завтра, не послезавтра. Если только осенью. Ты держись. Смотрю, у тебя голос...

- Да, голос немножко подсел, ночью на сквозняке поспал. Да и «ушла» она - не до свидания, не прощай. В бессознательном состоянии была. Приедешь, я тебе расскажу всё, что знаю. Последние дни я не очень знаю. Там уже родственники приезжали, и они этим занимались. А она уже не звонила. Последний раз она звонила неделю назад. Раз семь подряд звонила и всё. И на этом потом не стало связи.

- Когда я последний раз с ней беседовал, она сказала: «Дали кислород».

- Её и в барокамеру с кислородом помещали. Всё-таки до последнего её хотели там поддерживать. Я им стёкла привёз, они должны были посмотреть, что воздействует на эту заразу, чтобы остановить процесс. Но ничего у них не получилось.

- То есть, всё-таки они боролись до последнего?

- Да. Боролись до последнего. Чтобы могла она хоть сколько-нибудь пожить. Но чтобы не просто там, лёжа в постели, а чтобы могла ходить... Но ничего у них не вышло. Ну, вот. Как-то так, Коля.

- Держись. Ты герой.

- Да, ладно. Какой герой. Герой - это когда что-то смог сделать.

- Что смог, то сделал.

- Спасибо, Коленька тебе. Всего хорошего. Здоровья и всё остальное.

- Спасибо, Гена.

- Всё. Давай, братишка. Жму твою руку.

- Счастливо.

- Пока.

Эпилог

Я хорошо запомнил свой крайний, как говорят в Монино, день. Это было восемнадцатое мая. Всю ночь кот меня донимал, будил, просил, чтобы я его покормил. Четыре раза за ночь в домофон звонила Наташка Сойкина, известная в нашем подъезде личность. Представляясь своим малолетним сыном Антоном, просила открыть дверь. Звонит в половине четвёртого и в качестве приветствия совершенно искренне желает «доброй ночи». Домофона у неё нет, ключей нет, вот и названивает, когда заблагорассудится, всем подряд, а люди добрые ей открывают. Если не открыть, сломает замок и подъездная дверь будет открыта настежь. Всё это мы уже проходили. Поэтому среди ночи я послушно подскакиваю и открываю ей дверь. И где каждую ночь шатается?