- Вязальные, - с готовностью продолжила разговор Зайцева.

- То есть, получается, вы четыре года училась на портниху? Два года швейные курсы, один закройные. И один год на брюки. Четыре года! Текстильный институт можно было закончить.

- Зато там не было никакого «Научного коммунизма», мозги нам не полоскали. Поначалу, правда, какая-то политинформация была. Но потом её забросили.

- А что вы там шили?

- В первый год мы фартуки шили, потом юбку, блузку. Это первый год швейных курсов. Второй год – платье.

- Какое платье? Бальное? В пол?

- Какое хочешь, можно было шить.

- Вы какое выбрали?

- Летнее, из яркого материала.

- После платья?

- Брюки сшила. А потом пошла на вязальные курсы.

- Где они проходили? Там же?

- Нет. К тому времени этот учебный комбинат переехал. А здание вернули церкви. Отдали верующим.

- И куда вы подались, на вязальные курсы?

- Территориально они находились – метро «Сокол», улица Новопесчаная. В сером пятиэтажном доме. В подвале. Курсы - два года. Научилась вязать. Себе вон, свитер связала.

- Мать моя не училась на курсах, но тоже мне свитер связала. И белую кофту из грубой овчинной шерсти. Которую потом в синий цвет перекрасили. Теперь мама носит её, за мной донашивает.

- У тебя мама высокая? Я к тому, что у тебя рукава длинные.

- Рукава подвернула. На какие курсы ещё ходили?

- На лоскутное шитьё ходила. Ходила в Индийское посольство. Там при посольстве преподавали индийские танцы. Потом арабские танцы разучивала. Затем училась делать декупаж, в Учебном комбинате «Мастерица». Год декупажу отдала, три месяца изготовлению открытки. Потом год – вышивка лентами. Затем училась мыловарению. Училась делать кукол, шить Мишку Тедди. Осталось только пройти фельдшерские курсы, при Боткинской больнице.

- Я думаю, языки бы вы хорошо освоили. И французский, и немецкий, и английский. Позвольте задать вопрос?

- Пожалуйста.

- Почему у всех ваших мягких игрушек, тело одинаковое, а головы разные?

- Так и задумано. Чтобы легко можно было менять голову. А выкройку можно моделировать, менять форму. Можно любое животное сделать по одной выкройке. Выкройка одна, базовая, а дальше химичишь, как хочешь.

- А откуда она взялась, базовая выкройка?

- Мишка Тедди.

- А там может быть и кот, и заяц?

- Любой зверь.

- Обезьяна, слон?

- Да-да-да.

- Выкройка у вас одна, а тело у зверей, несмотря на свою похожесть, разное. Кто толстый, кто худой.

- Опять же. Можно на выкройке зверю пузо добавить. К базовой выкройке тела. Допустим, живот прибавляешь. Делаешь длинное тело, круглое тело, любой формы.

- То есть фантазия не ограничена?

- Как хочешь, можно сделать. Более того. По одной и той же выкройке у разных мастериц, получаются разные игрушки. Два человека, допустим, делают медведя по одной выкройке, и у них получатся разные медведи. Так же, как две хозяйки по одному рецепту варят суп, а супы всё равно получаются разные. Потому что каждый мастер свои нюансы добавляет. Как правило, в кукле воплощает себя. Хожу по выставке, смотрю на куклы. И сразу же перевожу взгляд на человека, который их сделал. И обязательно кукла похожа на своего создателя. На девушку, женщину, которая её сделала. То есть мастер куклу как бы с себя рисует, волей-неволей ей свои черты передаёт.

- То есть это целая, неисчерпаемая…

- Абсолютно неисчерпаемая. Казалось бы, – медведь. Выкройка одинаковая. А можно столько разных сделать. И никогда ты не повторишься. Каждая игрушка, как человек – индивидуальна.

- И медведей на вашей выставке?

- Тысячи.

- Тысячи?

- Да.

- И с какого года эта ваша выставка?

- Не помню с какого.

- Сама выставка, где проходит?

- На месте бывшего колхозного рынка построили торговый центр. Там и проходит. Тут мы подходим к самой сути проблемы. Дело в том, что я устроила из вашего ЧОПа в охрану выставки Семёна Сарычева, и случилось непредвиденное. Ходил он ночью по павильону и стал потихоньку сходить с ума.

- В чём это проявилось?

- Стал разговаривать с куклами.

- Заговоришь с куклами, если перед этим сто грамм выпить, - неожиданно вырвалось у меня.

- Не сто грамм, а литр Сарычев выпил. Он мне сам в этом признался.

- Получается сто грамм для охранника мало? – попытался я свести всё к шутке.

- Это «детский сад», - добродушно рассмеялась Лидия Фёдоровна. - В охране, как я поняла, пьют много. Я сегодня утром пришла открывать павильон, а Семён на ногах еле стоит. Подошёл ко мне и, приставив палец к своим губам, открыл тайну, сказал: «Знаешь, Лида, а ведь куклы по ночам разговаривают».

Зайцева громко и чистосердечно рассмеялась.

- Давайте о деле, - предложил я.

- Хорошо. Остался заключительный день выставки, а точнее, одна ночь. Вам нужно будет сменить Сарычева на посту и так сказать, додежурить. Это, как я уже сказала, выставка кукол и мишек. Адрес я вам оставлю, насчёт оплаты я с вашим руководством договорилась.

- А стенды дорогие? Хозяева за них деньги платят?

- Естественно. У каждого стенда своя хозяйка. Аренда недешёвая. За каждое место надо платить.

- А на ночь эти стенды закрываются?

- Нет. Завешиваются синтетической прозрачной тканью. Ткань называется органза.

- Договорились. Надеюсь, куклы за одну ночь меня не съедят.

- Ничего с тобой не случится. А деньги заработаешь хорошие. Руководство строго запретило «баловать», но я тебя лично после окончания выставки отблагодарю. Мне нужен ответственный человек, а не такой, как Семён.

- Я понял, не подведу.

2

Охранник Сарычев, перед тем как уйти с выставки, виновато посмотрев на меня, прошептал:

- Учти, Коля, куклы по ночам оживают и разговаривают.

«Лечиться тебе надо», - подумал я, а вслух сказал:

- Я с ними, Сёма, как-нибудь договорюсь.

- Если начнёшь с ними беседовать, то закончишь, как я. Ты не помнишь, какие номера выпали в последнем розыгрыше «Спортлото»?

- Два, три, один, тридцать пять, восемь.

- Эх, чтобы мне написать вместо тринадцати, восемь. Я бы четыре номера угадал, а так только три.

- Я и трёх не угадал, - как мог, утешил его я.

Проводив Сарычева, я уединился с Лидией Фёдоровной в кабинете администратора, и у меня развязался язык. Как в церкви на исповеди, я стал рассказывать Зайцевой всю свою жизнь. Между тем она открыла сейф, достала бутылку виски, шоколад и, внимая моим откровениям, угощала меня заморским напитком.

Незаметно, за разговорами и выпивкой прошёл остаток дня.

Когда за окном стемнело, я обошёл павильон, сел на стул у входа на выставку и стал читать книгу «Былины», принесённую из дома. В этот момент меня окликнула Лидия Фёдоровна.

- Николай, заприте за мной дверь, а ключи с собой не носите, потеряете. Пусть висят прямо на гвоздике у дверей. И вам будет удобнее и мне спокойней.

- Как скажете, - согласился я с резонным предложением и стал настраиваться на рабочий лад.

Я запер за временной начальницей дверь, ключи повесил на гвоздь, а сам отправился в комнату, отведённую для сотрудников. Плохо в охране одному. Страшновато, да и словом перекинуться не с кем.

«Когда ещё на выставке придётся побывать? – размышлял я, - Схожу, взгляну на кукол, хоть мельком».

Кукол было много. Куклы были разные. Были крохотные, были и с человеческий рост. Разнообразию, что называется, не было предела.

Устав рассматривать сказочных персонажей, я стал прохаживаться мимо стендов, не поднимая головы. Наматывал круги, разминая таким образом ноги. Мысли в голове теснились, поговорить бы с кем. С собой всё давным-давно переговорено.

Краем глаза я заметил куклу Буратино в человеческий рост, восседавшую на стуле у стенда, принадлежащего Зайцевой. Кукла вдруг ожила и, обращаясь ко мне, сказала:

- Чего ноги не поднимаешь? Подошвы протрёшь.