- Да.

- Вот поэтому нельзя сказать, что академик присваивает себе чужой труд. Всё честно, всё порядочно, всё оплачено. Ну, а что касательно меня, у меня такая судьба. У меня нет ни машины, ни дачи, ничего. Потому что как только я... Ой, если останусь жива, спою тебе песенку. Называется - «Шанс».

«Шанс -

Он не получка, не аванс,

Он выпадает только раз.

Его так просто упустить,

Но легче локоть укусить,

Чем новый шанс заполучить».

Фигня заключается в том, что всегда, как только я добиралась до этих самых сказочных вершин, подо мной проваливалась земля, происходил облом. И сейчас, откровенно говоря, произошёл очередной облом. Но это моя судьба. Я всегда выживала. Если сегодня выживу, то буду жить вечно. Мне надо только два часа перетерпеть. Я это чувствую.

- Что же они тебе укололи? Не говорили?

- Они говорили, я название забыла. Знаю, что сейчас нахожусь под двумя обезболивающими. Так что мне уже немножечко легче. Если я хотя бы до утра протяну. Я имею в виду до шести утра, - я буду жить. Ну, а нет, - так и леший с ними. Я буду бороться до конца, до последнего вздоха. У тебя, конечно, уважительная причина, болеет бабушка. Ты следи за ней. В случае чего, ты позвони Костику. Я о тебе Косте рассказывала. Хвасталась, что мой возлюбленный писатель. Знаешь, у меня тонус поднимается, проходят боли. Я так люблю болтать.

- Я думаю, всё обойдётся.

- И я так думаю. Я очень на это надеюсь. Ещё одно. Постарайся подружиться с Костей. Пускай он кретин, придурок, эгоист. Он остался без друзей. Вообще без друзей. Костя кретин. У него в своё время была возможность поступить в любой институт. Он предпочёл две тысячи в месяц пропивать. Да он зарплату, что ему платили в магазине «Ковры», отдавал маме, а две левые тысячи оставлял в ресторанах. Завтракал, обедал и ужинал под оркестр. И компания у него была соответствующая. А сейчас он бедный, нищий, живёт на маленькую пенсию своей матери. Слава богу, его мама жива. Я пришла к нему в гости. Мы с его мамой плакали, обнимались. У неё там кошка. И ты понимаешь, вся обстановка сохранилась с семидесятых годов. Представляешь, какой ужас! Мы с Костей пили чай, и я поняла, что он придурок. Ну, понятно, что я не сказала ему это. И соответственно, у него нет друзей. Это ужасно. Человек должен за жизнь обрастать друзьями. Верными, честными, порядочными друзьями. Которые бросятся к тебе на помощь по первому твоему зову, где бы они ни были. И все люди, с которыми я общаюсь, - такие. Но не в этом дело. Я хочу сейчас выжить. Задай мне вопрос, я тебе отвечу на всё.

- Тебя завтра выпишут или ты ещё полежишь там, в клинике?

- Скорее всего, меня оставят на несколько дней. Потому что у меня какие-то билиарные, эти самые бляшки нашли. Метастазы в печени. Да и кости позвоночника. Отчего они так заболели, ни с того, ни с сего? Мне сейчас торопиться некуда. Что? На тот свет, что ли торопиться? Со своим руководством я разговаривала по тому поводу, что я тут. Они потом меня пошлют не в санаторий, а в Дом отдыха. На две-три-четыре недели. Насколько понадобится.

- В «Отслюнявь-Клинике» об этом знают?

- Знают. Онколог, тот, что хотел мне таблетки продать за семьдесят три тысячи. Он лично все пакеты документов сюда перевёл. Все документы с печатями и так далее. Так что, всё в порядке. У меня сейчас одна задача, до утра дотянуть, чтобы остаться в живых. Я сейчас ещё немножко поболтаю и останусь в живых. Я очень хочу жить. Я люблю жизнь во всех проявлениях. Люблю пить, есть, разговаривать. Я такая любопытная. Безумно. Так что веселее. Между прочим, я стала чувствовать себя лучше. Даже спать захотела. Понимаешь, смерть отступает, я это чувствую.

- Должна отступить.

- Вот. Ну, поболтай ещё со мной, минут пять.

- С чего это ты про смерть заговорила? Из-за того, что кости у тебя заболели? Из-за позвоночника?

- В принципе - да. Я же говорю. Ты понимаешь, я это, откровенно говоря, сдуру сделала. Потому что это была такая запредельная боль. Я стонала, кричала. Я в течении часа звонила и Диме, и Костику. Это только потом я сообразила, что ночь на дворе и все спят. Всё заблокировано и никто до меня не доберётся. Я-то рассчитывала, что они посидят у меня, попьют чая. Потом уже сообразила, что их никто сюда не пустит. Когда я всё это поняла, позвонила тебе. Ну, как бы выразиться, выбрала единственный путь, хоть как-то следы оставить. Если меня тут найдут бездыханной, с языком наружу.

- Выбрала меня на роль палача, который с тобой разговаривает.

- В принципе - да. Это правда. Можно перетерпеть любую боль, если с тобой разговаривают. И сейчас, мне кажется, благодаря разговору с тобой, я выживаю. Кстати говоря, я поболтала и боль потихонечку уходит. Я, кажется, засыпаю. Если не засну, то тебе ещё позвоню. Боли у меня все прошли, - я буду спать. Надеюсь, завтра мы с тобой созвонимся, посмеёмся, обрадуемся. Я расскажу неприличные анекдоты. Ну, а пока, давай. До свидания. До завтра.

- Давай. Пока.

Глава 33 Удивительная история

Двадцать пятое апреля отметилось не только бессонной ночью, но и беспокойным днём. Позвонила Искра.

- Аллё, - сказала она, бодрым голосом, - В данный момент я нахожусь под капельницей, обедаю и тебе звоню. Ты готов выслушать удивительную историю?

- Давай.

- Ранним утром, часиков в семь или восемь, ко мне припёрлись... Кто?

- Генка?

- Врачи. Человек десять. Такой безумный консилиум. А вчера было только четыре. Был и главный врач, и лечащий, и, соответственно, спросили, что у меня. Сказали: «желтуха». Главврач посмотрела, говорит: «Склеры белые, блестящие, никакой желтухи». Лечащий врач говорит: «А анализы показали желтуху». Одним словом, они поговорили, и главврач велела поставить капельницу. Я сейчас под капельницей лежу. Ну, понятно, что я позавтракала. А потом, часиков в одиннадцать, естественно, припёрлись те, кого я и ожидала. Ты догадываешься, кто это был?

- Генка, Дима и Костик?

- Нет-нет-нет. Штука в том, что здесь посещения запрещены. Припёрлись, естественно, НКВД-шники в костюмах.

- Ничего себе!

- Я же говорила, что очухаются. Ну, естественно, кругом всё обшмонали, всё обнюхали, проверили и просветили. И спросили, знаешь, что?

- Кому ты звонила по ночам?

- Где твой маленький аппаратик, изделие под зубодробительным номером? Я, естественно, сказала, что в душевой комнате в углу.

- Там, значит, ты его держишь?

- Я швырнула его туда. Они на него косо посмотрели и не взяли, ушли. А потом ко мне в палату неожиданно входит Афоня Лаптев. Это мой непосредственный начальник. Как его пустили, я не понимаю. Но это я тогда не понимала. Вслед за ним вошёл Зот Стахович Бирюлькин, я тебе о нём рассказывала.

- Сотрудник твой?

- Это более высокий начальник.

- Понятно.

- Вслед за ним вошёл Козюлич Георгий Гаврилович. Ему уже восемьдесят пять лет, он был главным инженером, ушёл на пенсию. Но ему оставили кабинет. Он работает и курирует. А потом вошёл сам Зобов Артур Ермолаевич. Это вообще, круто-круто-круто. Он генеральный директор.

- Это он сильно пил в своё время?

- Именно он. Да-да-да. Зашивался. Я про него рассказывала. Морда у него, как у крокодила, но об этом, естественно, я молчала. Все они стали по стеночке. Потом снова вызвали врачей. И врачи перед ними отчитывались. Затем врачи ушли, эти остались. А потом знаешь, кто пришёл?

- Даже не берусь гадать.

- Пришли федералы. Полная радиохимическая защита. И они пришли, знаешь, с чем?

- С приборами.

- Нет-нет, никакие не приборы. Они пришли с кейсиками. Дело в том, что коробочка секретная и в своё время для неё сделали кейсики, чтобы её могли перевозить по всему миру. В коробочке, как и в каждом дозиметре, есть кусочек радиоактивного вещества. Ну, для того, чтобы сравнивать. И суть в том, что она фонит. Между прочим, любой дозиметр фонит. Знай об этом. Немножко, но фонит.