- То есть что бесплатная медицина, что платная, - привычки у врачей одни и те же.

- Одни и те же, - подтвердила Искра и захохотала своим чистым чарующим смехом, - И поэтому определённым образом они упали в моих глазах.

- Как это отвратительно. Роняют себя в ваших глазах. Значит до этого всё было хорошо, а напоследок смазали впечатление.

- Ну и где-то около двенадцати была дома. А чтобы закрыть больничный, это где-то через десять дней после операции. Операцию сделали седьмого ноября и выписать могли только семнадцатого. То есть вчера. И вчера мы с Генкой мотались в эту «Отслюнявь–Клинику». Там опять же меня посмотрел онколог и хирург. После чего мне закрыли больничный.

- Молодцы. А опухоль была какая? Они взяли с неё пробу или что там берут в таких случаях?

- Они всё взяли, всё сделали. Так что я с сегодняшнего дня официально работаю.

- То есть придётся тебе на работу ходить?

- Не придётся ходить мне на работу. Я на удалёнке работаю. Но главное что? Ты правильно задаёшь вопросы. Уже завтра, девятнадцатого, будет консилиум онкологов Москвы по моему случаю.

- Ничего себе. Почему?

- Потому что, как я подозреваю, впервые сделана разумная операция. То есть взяли, вырезали опухоль и уже отдельно от меня стали её изучать. А вместе с опухолью они ликвидировали острую кишечную непроходимость. В принципе, они изначально должны были это сделать. Я думаю, что так и должны делать. Вырезали и изучайте всё отдельно от меня. Они взяли пункции и уже сегодня есть все результаты. Что, почему, зачем, как, отчего. Завтра будет слёт онкологов. Как я понимаю, это они впервые, чуть ли не во всём мире, проделали такую разумную операцию.

- Ну, да. И для этого, наверное, есть у них повод собраться и выпить.

- Вроде того, - смеялась Искра, - но главное, что по результатам исследования этой самой пункции, этими самыми онкологами мне будет предложена химиотерапия. Один курс либо три курса. То есть мне придётся ещё полежать в больнице дня три. Химиотерапия – это просто под капельницей ты лежишь, и тебе что-то капают.

- Да?

- Да. И всё.

- Смотри, а то какой-нибудь гадости тебе накапают.

- Нет. Хотя, само собой разумеется, гадость мне накапают. Естественно. Но я потребую, чтобы у меня, как и в первый раз, была отдельная палата.

- Конечно.

- Я тебе говорила, что я триста тысяч заплатила?

- Да. Но они сказали, что сдачу тебе вернут.

- Вернут. Но дело в том, что каждая химиотерапия будет мне обходиться по сто пятьдесят тысяч.

- Ух, ты! Но хорошо, что у тебя теперь есть деньги на такие химиотерапии.

- Это очень хорошо. По крайней мере, они мне спасли жизнь в прямом смысле этого слова. Я бы до понедельника не дожила.

- Да-да.

- Более того, врачи мне не верили, что я неделю не пила.

- А я думал, врачи не верили, что ты доживёшь до понедельника.

- Да, но я подставляла рот под кран. Глотать не могла, полоскала рот для того, чтобы вода хотя бы в слизистую впиталась.

- Понятно. Скажи, у тебя нет соображений, что это, из-за чего это? Как это всё?

- Мне сказали, что опухоль росла много лет. У меня есть соображение… Я думаю, эта фигня началась давно, сразу после смерти мамы.

- Скорее всего, это так.

- В последнее время у меня и давление поднималось, а теперь, когда опухоль вырезали, у меня сто тридцать пять на восемьдесят. Может высокое давление опухоль и провоцировала.

- Само собой.

- Главное, что люди с такими опухолями испытывают боли. А я никаких болей не испытывала. Более того, меня прощупывали, и результаты томографии показали, что я здоровый человек. Ведь у меня и рука была сломана, и были проблемы с позвоночником. Томография показала, что никаких у меня травм нет, всё у меня в норме, всё у меня в соответствии. Только две небольшие бляшки на печени и на лёгких. То есть, вполне возможно, что ради них и решили провести химиотерапию. Ну, это уже завтра будет мне известно. А пока я с ближайшей субботы дома, - ем, пью, наслаждаюсь жизнью и остаюсь очень счастливым человеком. Ну, как, интересно тебе?

- Да, интересно, - ответил я и засмеялся горьким смехом, не ожидавший подобных новостей и нагруженный ими сверх нормы, - интересно-то интересно. Я просто поражаюсь твоему хорошему настроению. Как говорится, если человек оптимист, то он всегда оптимист. Я тут брату Вите звонил, он всё время на всё и на всех жалуется. Как бы хорошо ему не было, он всё равно жалуется. А ты перенесла столько испытаний и так весело о них рассказываешь, словно на курорт съездила, отдохнула.

- Кстати, - смеясь, говорила Искра, - когда я лежала в палате, ведь мне же и с работы звонили, и ребята, с которыми я играю в теннис, звонили, и соседи мне звонили. И я со всеми беседовала так же жизнерадостно. В клинике познакомилась с женщиной, она лежала с больным сердцем. Так она послушала меня и тоже стала звонить своей родне и жизнерадостно рассказывать, что тут интересного в больнице.

- Ты заразила оптимизмом всю больницу. Положительный пример дала, научила…

- Так что всё замечательно.

- Потом врачи кишку уберут?

- Это будет через три месяца. Сделают ещё одну операцию, вернут её на место.

- Видишь, всё это не так скоро и не так весело.

- Не хотела тебя расстраивать, поэтому и не звонила. Но сейчас всё страшное позади, я отдохнула, поужинала, легла. По телевизору смотреть ничего не хотела. И потом, со всеми я уже поговорила. А тут я в силах… Понимаешь ли, когда мне звонят, то телефонные разговоры меня всё-таки утомляют. Утомляют в большей степени из-за того, что все начинают на меня кричать, поучать: «А почему ты раньше к врачу не ходила? Почему врачам себя не показывала?». Ну, зачем на меня давить? Какой смысл на меня кричать? Я не люблю бессмысленные разговоры. Ненавижу. Я люблю, чтобы было со смыслом. Зачем, почему, для чего. Вот я всё это тебе рассказываю, понимая, что ты рассказанное мною запомнишь и наверняка всё это опишешь.

- Конечно, запомню и опишу. Правильно сделала, что позвонила.

- А главное, мне хотелось с тобой поговорить, твой голос услышать. Повода побеседовать не было. А тут подходящий повод.

- Да, - горько усмехнулся я, - повод…

Искра залилась своим звонким смехом и я, заражаясь её весёлостью, вместе с ней какое-то время тоже смеялся.

- Смотрю, у тебя настроение хорошее, - сказал я. - Уверен, что всё это пройдёт, как страшный сон.

- И всё закончится весёлой свадьбой?

- Обязательно.

- Нашей с тобой? – озорно поинтересовалась Искра.

- Да, нашей с тобой, - пообещал я.

- Помнишь, я тебе рассказывала, что мне снятся вещие сны, некоторые из которых уже осуществлялись.

- Да-да.

- Один из таких снов был про то, что я в семьдесят восемь лет всемирно прославлюсь.

- Видишь, врачи по твоему поводу уже всемирный конгресс собирают.

- Раз я в столь преклонном возрасте должна прославиться, значит до этого не могу умереть?

- Не должна.

- Вот. Так что можешь мне задавать вопросы.

- Ну, сейчас как-то не это… Вопросы… Всё-таки ты…

- Ладно. Вижу, всю эту историю тебе ещё надо осмыслить.

- Конечно, переварить.

- Ну, хорошо. А я полежу, почитаю книжечку, может, посмотрю ещё телевизор.

- А что ты читаешь, какую книгу?

- Ты знаешь, раньше я читала всякую там «чернуху», про выходцев с того света. Интересно, но я подумала, что это плохо на нервную систему действует. Поэтому сейчас читаю только развлекательную литературу, чтобы было мне смешно и весело.

- Правильно.

- Никакой «чернухи», никаких детективов, никакой «мокрухи». Только весёлое, радостное чтение, чтобы все мышцы у меня были расслаблены, всё было расслаблено, чтобы я спала безмятежно, ощущая себя счастливым человеком. Мне до сих пор снятся счастливые сны.

- Это хорошо. Это на самом деле хорошо. Сны, как правило, не обманывают. Если организм плохо себя чувствует, то хорошие сны не снятся.

- Но главное, они настолько реалистичны, настолько объёмны. Можно назвать их осознанные сны. Единственно, когда я в них попадаю, я сразу осознаю, что сплю, и мне всё это снится. Потому, что всё происходящее в них противоречит законам природы, законам здравого смысла. Это сразу бросается в глаза, и я тотчас понимаю, что это сон и просто наслаждаюсь процессом.