Фраза возымела действие, Хаген посмотрел в сторону камеры Серого.

– Кто меня звал? – недовольству проповедника не было предела.

– Я, – Реми решил брать наглостью, но с каждой следующей фразой, он всё больше разуверялся в правильности своих поступков. – Уважаемый Хаген, можете взять меня с собой?

Хаген поднял одну короткую серую бровь, он некоторое время молча стоял и смотрел на сопляка. Син вытаращил глаза на мальчика и, насколько смог, закованными в наручники руками подавал знаки, чтобы тот замолчал и не продолжал. Убийца не знал, что план Реми заключался в другом.

– Зачем? – наконец спросил Хаген и дёрнул железной цепью, желая угомонить потуги заключённого.

– Я хочу убить Хаарта. Если я выйду, я точно найду способ это сделать. Возможно, обращусь за помощью в гильдию убийц, но я убью его! Своими руками. Вы его тоже ненавидите. Помогите мне, а я помогу вам. Вам не придётся нарушать законы, если Хаарта убью я, а я могу поклясться, что так и сделаю, – со всей серьезностью, на какую был способен, молвил Серый. Он забыл половину умных формулировок, которые вынашивал в мозгу последние недели дабы уговорить культиста. От страха мысли спутались, слова вылетели из головы, и Реми произнёс то, что вспомнил. Слова его звучали неуверенно и нелепо, план трещал по швам.

– Я – выше закона, – машинально ответил культист. Син теперь как заведённый переводил опасливый взгляд с мальчика на альбиноса, не зная, что и думать. – Ты что, дурак? – продолжал Хаген. – Если я захочу, я убью его. Законы писаны лишь для таких, как вы, – он ещё раз дёрнул цепь. Син скривился, железо больно садануло по запястьям.

– Но, – хотел возразить Серый, но вернулся надзиратель.

– Бреган, – обратился Хаген к стражнику, не отрывая глаз от мальчика за решёткой. – В следующий раз, я заберу этого парня на Карнавал Боли, понял? – Мужчина бросил испепеляющий взгляд в сторону надзирателя.

– Но он не смертник, его срок… – начал пернатый, но Хаген бесцеремонно его перебил.

– Так придумай ему вину. Если я не уйду с ним, я возьму на Карнавал Боли тебя, – чётко и громко ответил культист, глаза его загорелись безумием. Реми сжался от страха и непроизвольно отшёл на пару шагов от решётки.

– Я на службе у Поднебесного Правителя! Ты не имеешь права! – пытаясь придать себе грозный вид, но глазами и нервными жестами выдавая боязнь, проскандировал стражник.

– Мои права безграничны! Если я захочу, я убью вас всех. Я – Кровавый Звездопад, сам себе закон. Есть и всегда будет лишь один Поднебесный Правитель, которому я подчиняюсь – это Сильвана! – сверкая безумными глазами, повысил голос культист.

Реми с каждым новым произнесённым Хагеном словом, отходил всё дальше от решётки, а сейчас, уперевшись в противоположную стенку, медленно осел по ней на пол. Этот человек, это чудовище, его кровавого цвета глаза внушали дикий ужас. Попасть к нему на Карнавал Боли – это кара. Просто попасть к нему в руки – это кара. Как оборотень вообще додумался поговорить с этим монстром?

Подальше. Подальше, подальше, подальше. Нужно держаться как можно дальше от этого чудовища. Он чокнутый. От него веет безумием. И он сам себе закон. Творит что захочет. Сильвана-объединительница, кого же ты привела в наш мир?

– Да чёрт её знает, будет ли вообще ещё хоть одна реинкарнация Тиранши! Ты не можешь ходить вот так, самому себе законом! – опасаясь собственного поведения, воскликнул в ответ пернатый.

– Ну да, – уже более спокойно произнёс альбинос. – Есть ещё Ауру. Но ведь старших нужно уважать, – Хаген разразился самым безумным смехом, на какой способен человек, и пошёл к выходу, таща за собой на цепи Сина, точно тот упрямый пёс. Культист не обернулся, не дал новых распоряжений, просто ушёл.

Этот Хаген до ужаса пугал оборотня раньше, но сейчас кровь стыла в жилах от голоса и взгляда этого человека. Он не просто носил чёрную со звёздами мантию, но прямо заявил, что член Кровавого Звездопада, мало того, он одним предложением подтвердил, что Сильвана действительно существовала, он ей служил, и знал при жизни. Альбинос назвал имя Разрушительницы тридевяти миров без всяких титулов, не заменил имя ни единым прозвищем и признавал её власть. Он – бессмертный страж, внушающий трепет, леденящий душу, признавал над собой главенство женщины, девчонки. Как же сумела Сильвана подчинить себе этого безумного монстра? Заручиться его преданностью, сохравнишейся спустя триста лет. Сильвана – легенда Аэфиса, но Хаген, видевший те времена – живое подтверждение легенды. Ко всему прочему он убил сотни людей, сотни существ, среди которых истинные оборотни, и, скорее всего, вампиры, а может и демоны. Он чудовище.

– Сопляк, вот теперь ты точно попал. Молчал бы в стелечку и мирно сидел в своей камере, – погрозил надзиратель Серому и ушёл.

После скудного ужина, отойдя от слов сумасшедшего культиста, Реми обдумал своё положение: план «действовать через Хагена» не сработал, и теперь мальчика ждала смерть под крысоловкой или чем ещё похуже на страшном Карнавале. Других идей в голову оборотню не пришло, для сражения во время уборки снегом Реми был слаб, для того чтобы притвориться больным или мёртвым он выглядел чересчур загорелым и живым. Оставалось лишь дожить до пристального взора Персефоны чтобы воспользоваться запасным планом.

Первые два дня прошли спокойно, на улице лил серый дождь, такой, какой бывает лишь в конце зимы, холодный, мерзкий, пробирающий до костей порывами ветра, сыплющий с серого, скучного неба. Под таким дождём весь мир становится серым, лишённым всякого очарования. В такую погоду хочется сидеть дома, у разогретой печи или камина, пить горячее молоко с маслом и сахаром и слушать истории. Реми вздохнул, память о доме стиралась с годами, он сомневался, что когда-нибудь познает радости обычной жизни и семьи.

Брызги дождя залетали в холодную камеру его узилища, на полу образовалась лужа. Реми нахохлился, точно мёрзнущий голубь, распушающий перья. Только одна мысль способна согреть этот дождь, в отличие от его осеннего собрата, мысль о скорой весне, тепле и солнце.

Осенью дождь не жалел никого, он нёс только грусть и тоску, он мог идти бесконечно, переходить в снег, в метель, в серое угрюмое небо, но весной дождь обязательно заканчивался, и тусклый мир вновь сиял красками: серое небо возвращало себе яркий синий цвет холодного чистого воздуха, а деревья салатевели от почек и молодых листиков.

Первый день взора Персефоны Реми пропустил, не только из-за нахлынувших, словно неотвратимый и бесконечный прилив, облаков, но ещё и потому что ему необходима вся сила ночной богини. Он ждал пика, самого пристального её взора, самого круглого очертания её светлого лика.

Как оказалось, поутру облака, закрывавшие ночную спутницу, вовсе не дождь несли в себе, а снежные хлопья. Зима, должно быть, собрала все свои силы и просыпалась на землю последним снегопадом, завалившим подступы к тюрьме и испортившим все планы юного оборотня.

Поскольку сам Хаген поклялся забрать мальчишку при следующем визите в тюрьму, Серого, ещё живого, решили использовать на благо Товер Пост с наибольшей пользой и отправили расчищать и разгребать последний, слегка подтаявший и от этого ставший в разы тяжелее, снег. Оборотень не мог увильнуть от работы, так как не пренадлежал себе, и целый день работал, как раб.

Вернувшись в свою камеру впотьмах сумерек, валясь от усталости, голодный и промёрзший до костей, Реми раскаивался, что не попытался сбежать прошлой ночью, когда бы снег замёл все оставленные следы. Теперь же у него не осталось сил даже, чтобы подползти к окну и посмотреть чистое ли ночью будет небо.

Мальчик повернулся на спину в своей койке. Вперев невидящий взор в потолок камеры, он обдумывал, не попробовать ли завтра, когда Персефона начнёт медленно отворачивать лицо от этого бренного мира.

Яркий, колдовской свет глаз главы Кровавого Звездопада прошлого, отсветом падал на стенки темницы. Прошло несколько часов с захода солнца. В полудрёме, уставший настолько, что не мог уснуть от боли в мышцах, Реми ждал восхода Персефоны.