« В гостях хорошо, а дома лучше» – Артём скинул пакет с вещами в прихожей, снял куртку и готовился к завтраку и водным процедурам.

Через какое-то время, будучи уже мытым, он лениво потягивал чай. Пахло далеко не самой удачной смесью мяты и свежей яичницы, которые смешивались в один престранный аромат. В голове крутился автобус – тот самый, в котором недавно шёл тихий диалог с девушкой с изумрудными глазами, которая поражала своей новизной. И тот спящий, казавшийся таким знакомым – Артём был готов поклясться, что узнает эти глаза из тысячи, и не просто узнает, но с радостью их выдавит. Хотя могло ли в таком случае просто разыграться больное воображение? Вряд ли, учитывая, что Алиса тоже его видела. Но с другой стороны, об этом не хотелось основательно задумываться в такое хорошее время, ибо если он и был прав, то уже поздно что-то менять.

«Что, тоже о том мужике думаешь?» – раздался уже знакомый голос в голове.

«А говорил, что ночью поболтаем»

«Поболтаем, ещё как. Но кто мне запрещает говорить с тобой здесь и сейчас? Уж точно не эта… как её…»

«Алиса»

«Я знаю. Попозже ещё поговорим»

«Забавный такой у тебя диалог получается, моё ненаглядное альтер-эго»

Но ответом послужила лишь тишина. Артём рассеянно вздохнул и направился с кухни в комнату. Больная голова всё ещё взывала от каждого чересчур резкого движения, погода заманивала в сон, как и обыденная обстановка во всём, вместе с полной тишиной внутри. Но на этот день было запланирована ещё пара дел, которая могли подождать вечера. На телефоне начал свой отсчёт будильник, Артём лёг на диван и сомкнул глаза.

В ушах стоял шум тишины. Это явление противоречит самому себе, однако, каким бы парадоксальным оно ни было, шум тишины существует. Можно предположить, что этот шум создаёт сам мозг, чтобы не сойти с ума от резкой смены обстановки, ведь в нашем мире всегда что-то шумит: шелестят развивающиеся по ветру листья, хлопают крыльями птицы, ревут поезда и гудят машины. Мы уже настолько привыкли к этому, что исполнись наше желание побыть в тишине хоть раз именно так, как должно по идее, и мы бы больше никогда не просили. И словно внимая этому шуму, вокруг не было ничего, кроме белой идеально ровной пустоши без конца и края.

– Артем…

У него пробежали мурашки по спине. Это был её голос.

– Я умер?

– Нет, глупенький, ещё нет.

Прямо из этой белизны вышла девушка, казалось, что она скользит по ослепительной глади. Такое же белое платье еле колыхалось от каждого её движения.

– Вера…

– Я здесь, Артем, я всегда была здесь.

Артем упал на колени, на глаза навернулись слезы.

– Почему я не видел тебя раньше?

– Не хотела тебя мучить. Надеялась, что ты сможешь избавиться от этого чувства, – Вера села рядом. – Видимо, ты не врал тогда… помнишь, что ты говорил в парке в тот день?

– … Украла моё сердце, положила в ларчик и поставила рядом со своим, чтобы никто не нашел… как такое забыть?

– Слово в слово… – она грустно улыбнулась, – ты все такой же романтик, Артем…

– Стабильность – признак мастерства, – он попытался улыбнуться в ответ, но ничего не получилось.

Неизвестно, сколько они так сидели и молчали, может, всего несколько минут, а может уже не один час. Так все продлилось до тех пор, пока Вера не оживилась и сказала:

– У меня для тебя сюрприз, Артем.

Она достала из-за спины небольшую шкатулку.

– Ларчик… – Артем снова был готов расплакаться.

– Возвращаю владельцу. Тебе пора двигаться дальше. Ты всегда будешь греть меня, Артем, и я буду рядом, когда это потребуется. Пройдет время, все закончится, и тогда я буду рада, что ты смог жить настоящим, а не прошлым…

– Мне так одиноко без тебя, Вера. – Артем дрожащими руками взял ларчик, внутри которого что-то тихо постукивало. – Ты не представляешь, как мне одиноко…

– Я знаю… но я всегда буду рядом, а ты всегда будешь рядом со мной. Просто тебе пора жить дальше, Артем, – Вера встала и улыбнулась, – а сейчас мне пора. Прощай, Артем.

– До свидания, Вера…

Она посмотрела куда-то вдаль и медленно растворилась…

Люди часто вспоминают о тех, с кем уже не суждено встретиться в жизни. Мы готовы винить себя за все ссоры, произошедшие с этим человеком, рыдать, вспоминая светлые моменты, проклинать в припадках отчаяния весь мир, пока бьёмся в припадках осознания рокового факта: больше это всё никогда не повторится.

И всё же это жизнь. Несправедливо-коварная, порой абсолютно ужасная жизнь, за которую мы готовы держаться даже тогда, когда уже ничего не держит, а самым верным решением кажется отказаться от данной возможности выстроить свою судьбу…

Артём открыл красные опухшие глаза и уставился в потолок. Несмотря на то, что он был белым, на фоне сна он казался тёмно-серым, давящим всем своим весом на всё внизу. Он пролежал так несколько минут, затем сел в кресло, выдвинул один из ящиков стола и, подержав немного в руках, поставил возле настольной лампы пыльную рамку с фотографией его самого, стоящего в обнимку с Верой. Тогда они оба улыбались во всё лицо, пусть и лил сильный дождь, от которого слиплись каштановые волосы девушки, спускающиеся далеко ниже плеч, на макияже виднелись небольшие подтёки, а лёгкая бежевая куртка и вовсе потемнела от воды. И всё-таки она улыбалась. Улыбалась не так, как во сне: без тени грусти, излучая лишь счастье. Счастье, которое она забрала с собой.

Он сдул пыль с рамки, задержался на голубых глазах и, зажмурившись, глубоко вдохнул, удерживая наворачивавшиеся слёзы.

– Может я тебя неправильно понял, но теперь ты будешь здесь… рядом со мной. Слишком долго ты просидела в темноте и пыли, а я слишком долго пытался игнорировать этот факт.

Тень улыбки отразилась от стеклянной поверхности рамки. Артём взял со стола несколько скреплённых между собой стопок бумаг, достал из пакета в прихожей своё пальто и вышел на улицу.

Издательская контора «Юнкер» служила единственным шансом всех поэтов и писателей в городе увидеть обложки для своих работ. Хозяин и главный критик в конторе, Игнат Сергеевич, отбирал всех, в ком видел хоть долю таланта с каждого литературного конкурса, надеясь получить благодаря их трудам прибыль в свой карман, из которого, трижды взвесив все «за» и «против», давал законный (в лучшем случае) процент авторам. Это был тучный человек лет пятидесяти, любящий носить серые пиджаки в вертикальную полосочку, которые, якобы, его не полнили, сиял лысой макушкой так, словно она была начищена воском, никогда не вставал со своего массивного кожаного кресла и всегда оценивал посетителей взглядом, в котором даже не пытался скрыть своего брезгливого отношения к людям.

Дверь на другом конце кабинета легонько скрипнула, и в щель протиснулся Артём:

– Здрасьте, Игнат Сергеевич, можно?

– Здравствуйте-здравствуйте, господин Серов, проходите, – дверь захлопнулась, – по какому, так сказать, поводу обязан Вашему визиту?

– Ну, – Артём сел на стоящий рядом со столом офисный стул, – если честно, то не поводу, а по поводам! Скажите, как там обстоят дела у «Дневников Пожирателя», ещё не остыла читательская публика к ним?