— Мы ведь искали её. Очень долго, — я опустила взгляд вниз, а слова срывались с моих губ тягостным бесконтрольным потоком. — Когда Ханну украли, а папу убили, мама отвезла меня в другое укрытие. Это был дом дедушки, который давно пустовал. Она не покидала город до последнего. Даже когда большая часть населения сбежала.

Прохладный ветерок закружился вокруг, лаская кожу. Но я поёжилась и лишь обхватила свои плечи, стараясь согреться. То ли от холодного дуновения, то ли от ледяных воспоминаний.

Эрик не перебивал и молча сидел рядом. А его присутствие чувствовалось лишь стойким ощущением внимательного взгляда, устремлённого сейчас на меня. Вот только в этот раз находиться с ним было спокойно и как-то правильно.

— Мама возглавила отряд беженцев, к которому постепенно присоединялись остальные. Она всегда предпочитала держать под контролем абсолютно всё. Вот только никто не догадывался, что истинной её целью было найти Ханну. Она даже отправляла добровольцев на поиски людей, давая тем ориентировки сестры, но они приводили к нам других новых членов будущей фракции. И среди них не было одной единственной Ханны.

Мой голос смолк, а пальцы нервно сжимались, выдавая обуревавшее волнение.

— Она любит собирать разные штуковины, — произнёс Эрик через несколько бесконечных секунд, а я в тот же миг повернулась, прикованная к его профилю в ожидании дальнейших слов. — Кассеты, пластинки, резинки для волос. Всё, что угодно. Всё, что осталось от прошлых лет и что собирают рысщики по старым городам.

— Рысщики? — непонимающе переспросила я.

Эрик кивнул, поясняя:

— Те, кто осмеливается выходить намного дальше, чем мы, и кочуют по старым городам в поиске каких-либо вещей, будь то книги, монеты, лекарства. Дальше они перепродают их на чёрном рынке сопротивления. Даже бывают во фракциях.

— Но я никогда не видела их. И не слышала об этом, — я озадаченно посмотрела в сторону, стараясь припомнить нечто подобное.

— Возможно, твоя мать говорила тебе не обо всём, — пожал он плечами.

— Нет. Она всегда рассказывала мне о текущих делах фракции. Я, пожалуй, знала даже больше остальных советников, — вымолвила я и в тот же миг поджала губы, испуганно оглядываясь на Эрика.

Его внимание полностью застыло на мне. Он будто бы даже не моргал, а внимательно сканировал, словно старался прочитать мысли. Я задержала дыхание, до боли сжимая пальцы, а сердце в груди сделало кульбит.

Это было именно то, чего он хотел, чего так нагло просил тогда — информация о фракции и о планах матери. Всё то, что я не могла рассказать, не предав своего родного человека. В горле, кажется, вновь застрял ком.

— Я видел то, что собирает Ханна, — продолжил он, отводя взгляд, а я медленно прикрыла веки, делая шумный вдох. — Среди всего есть одна, особенно поразившая меня вещь — фотография двух незнакомых девочек, держащихся за руки. Я знал, что Ханна — дочь Алианы. Она призналась мне в этом когда-то сама, испугавшись, что я выгоню её из фракции, узнав правду.

На несколько секунд он замолчал, а я повернулась к нему лицом, поджав под себя ноги.

— Как и знал, что у неё есть сестра. Но она никогда не говорила о тебе, Нея. Лишь до сих пор хранит фотографию двух неизвестных даже ей сестёр у себя в комнате, оберегая, как зеницу ока.

Прохладный ветер вмиг показался ледяным, пробивающим до самой кости. По моему телу сновали десятки взволнованных мурашек, а я неотрывно глядела на Эрика, который задумчиво смотрел вдаль леса на другом берегу.

— Никто не хранит воспоминания так трепетно, если их ненавидит, — уже тише произнёс он. — Это я знаю точно.

Моё сердце вновь сжалось в тиски, распаляя боль всё сильнее. Его слова были тем самым спасительным светом, который сейчас помогал мне выбраться из темноты.

— Ноэ скучает по тебе, — выпалила я, ощущая резкую нехватку воздуха от пронзительного взгляда, который стал ещё более острым.

Челюсти Эрика напряглись, и он словно дёрнулся от этих слов, разминая шею.

— И вы… — продолжила я. — Вы очень похожи. Не только внешне имею в виду. А вообще.

Он усмехнулся, опустив голову, а я впервые увидела отблески смешинок в этих опасных глазах.

— Ноэ всегда был более рассудительным и хитрым. Если я мог пойти против системы, которая не устраивала, например, свалить с урока, когда учитель ругал меня, то Ноэ всегда умел приспосабливаться и подстраиваться под любые изменения.

Я улыбнулась, заметив, что Эрик заметно расслабился, а на его лице мелькнула еле заметная грусть при воспоминаниях о брате.

— Он говорил, что единственным его страхом был ты. Точнее, что с тобой может что-то случиться, — тише произнесла я, замечая, как он прищурился и внимательно вслушивался в мои слова, вновь пристально наблюдая за лесом.

Пустота внутри меня начала рассеиваться, и по телу побежала волна тепла. Это было крайне странно, но впервые за многие дни я ощутила лёгкость. Эмоциональные всплески, которые повторялись до этого, значительно измотали меня морально. И теперь, сидя где-то среди потерянного уголка мира, я ощущала близость и понимание к человеку, которого ещё недавно мечтала прибить. И вновь внутри словно затрепетали бабочки, а тело жаждало поддаться вперёд. Губы горели от того призрачного поцелуя, и я сжала кулак, лишь бы не протянуть руку к его лицу, чтобы провести по острым скулам.

— Ты скучаешь по нему? — вырвался неожиданный вопрос.

— Да.

— А по отцу? — я неотрывно следила за его лицом, которое вновь напряглось.

Он сжал губы и тотчас расслабил, стирая с лица промелькнувшую злость. Его внимание опять было устремлено на меня.

— Зак исследовал нашу кровь, Нея, — от резкого перевода темы я нахмурилась, ожидая продолжения. — На нас не действует никакой антидот. Даже сам Апфер. Наше время не обхитрить. Мы зависимы только друг от друга.

Сердце вновь болезненно сжалось от осознания приближающегося конца. Не сказать, что я верила в то, что у нас получится найти другой выход, кроме возможной любви. Но маленький проблеск надежды на счастливый финал всё же был.

— Интересно, могло ли бы у нас что-то получиться? — произнесла я мысли вслух.

И кровь моментально подбежала к лицу, по всей видимости заливая румянцем.

Эрик удивлённо посмотрел на меня, растягивая на губах самодовольную улыбку. И вновь я захотела его прибить. Или, как минимум, покалечить.

— А ты бы хотела, чтобы получилось? — выразительно приподнял он бровь.

Моё сердце, кажется, пропустило пару ударов, а я зависла, шевеля губами в попытках схватить воздух и ощущая, как щёки начинают всё сильнее гореть от смущения.

Господи, да я ещё никогда в жизни так не стыдилась чего-то! Даже до войны не приходилось испытывать это настолько ярко. Только, пожалуй, один раз, когда мама поймала меня около своей раскрытой косметички с алой помадой в руках. И то, мне было семь лет.

По всей видимости, эмоции на моём лице были весьма комичны, ведь впервые я услышала приглушённый бархатный смех Эрика.

— Нет. Ну нет. Слышишь? Ты внешне вообще не в моём вкусе, — быстро затараторила я, стараясь подавить это чёртово стеснение, но кажется, что ещё секунда — и мои щёки уж точно воспламенились бы.

— Правда? — вновь усмехнулся он. — И кто же в твоём вкусе?

Эрик поддался вперёд, а моё сердце слишком сильно забилось, отзываясь на сокращение расстояния. Его лицо было вновь предельно близко, а мне снова стало ужасно трудно дышать.

— Ноэ, — не думая, пробормотала я и медленно прикрыла глаза, осознавая всю иронию того, что они близнецы.

«Господи, Росс, ты совершенно не умеешь врать».

Эрик приподнял брови, театрально покачав головой.

— Что ж, разница действительно кардинальная, — усмешка вновь появилась на его лице. — Но полагаю, из-за одной четвёртой меня, — он указал на глаз, поделённый на два цвета, — у нас с тобой всё же есть шанс на спасение.

И теперь уже засмеялась я, шутливо ударив его в плечо и прикрыла руками лицо, ощущая контрастирующую прохладу.