Передвигаясь не иначе, как бросая перед собой яблоки, отряд обошел всю базу и на закате дня установил, что больше подобных зон нигде нет, равно как и нет других людей. Очевидно, все обитатели форпоста и члены вернувшейся экспедиции находились в пределах здания командного центра. Кроме того, удалось выяснить, что «Альтаир», вопреки подозрениям Гадот, совершенно пуст, безопасен и свободен от вмороженности.

Леванов распорядился изучить материалы исследовательского зонда; этим ученые должны были заняться немедленно. С ними отправится пилот Кай Моррисон, который поможет получить доступ к бортовым системам. Сам же Леванов с остальной группой попытается проникнуть в здание, чтобы исследовать его изнутри настолько, насколько позволит периметр зоны. Но Клим запротестовал и сказал, что хочет участвовать в проникновении в диспетчерскую, поскольку ему необходимо увидеть свою дочь. Полковник не стал спорить, тем более что знания физика могли пригодиться и там, в здании. На «Альтаир» отправилась Соира с Каем. Изучение материалов, решил Леванов, следует в таком случае начать с данных тех компьютеров, которые фиксировали состояние людей на борту во время полета. Это может пролить свет на то, что с ними приключилось.

Огромный шар Дорадо сделался еще громаднее, когда его край коснулся горизонта. Светило стало наливаться фиолетовым, краски сгущались с каждой минутой, по мере того как гигантский диск медленно вплавливался в землю. Небо пошло лиловым и красным, облака вспыхнули темно-синим, а потом в течение нескольких минут перекрасились в сиреневый. Небосклон бешено играл всеми оттенками длинного спектра, но скоро затих, успокоился и разлился безмятежной чернотой. Загорелись редкие звезды, крупные и малые, которые были и не звезды, а огни далеких галактик.

Клим любовался закатом во время отдыха, который командир решил провести в парке перед проникновением в здание. Но изумительная красота неба не могла унять беспокойства; внутри леденела тяжелая глыба, ладони потели, а сердце колотилось о ребра. Он одновременно и желал увидеть Свету, и противился этому, потому что подозревал, что зрелище, каковым бы оно ни было, наверняка повергнет его в шок. Система жизнеобеспечения скафандра предложила утолить голод внутривенным вливанием питательной жидкости, но Климу сейчас хотелось лишь одного – стакана холодной воды. Однако полковник снимать скафандр запретил, а потому пришлось согласиться на укол. Жажда и голод исчезли, волнение никуда не делось. Система предложила легкие транквилизаторы, но Клим категорически отказался.

– Пора! – объявил Леванов и поднялся со скамьи.

Отряд встал и, пополнив запасы яблок из синтезатора, отправился следом за полковником к южной стороне командного центра.

Территория космодрома и прилегающих строений, кроме парка отдыха, освещалась прожекторами так, что никто не отбрасывал тени. Но в окне стоял мрак. Яблоко, брошенное на всякий случай, вновь подтвердило безопасность по крайней мере большей части помещения. Леванов влез первым, за ним Клим и остальные члены экипажа, команду замыкала Гадот.

В здании висела гробовая тишина. Комната, в которую проник отряд, оказалась складом медицинского оборудования. Дверь из нее вела в коридор. Он освещался люминесцентным потолком и выглядел безопасным в обоих направлениях. Сверившись с картой здания, Леванов повел отряд к лабораториям. Именно там, по его словам, находились ученые и пилот с «Альтаира». Это он знал из экстренного сообщения начальника базы Рене Рэй.

Клим ступал осторожно, чуть ли не на цыпочках, будто шел по минному полю. Скафандр вновь предложил транквилизаторы, но хозяин опять отказался. Он знал, что сердце уймется, только когда он увидит дочь, и то не факт.

Яблоки привели отряд к границе зоны вмороженности, повиснув в метре от пола и в двух метрах от стены, в которую упирался коридор. Отряд остановился. Пока командир размышлял, что предпринять, Клим протиснулся вперед и, игнорируя предупреждения Гадот, подступил вплотную к висящим плодам. С этого ракурса он смог заглянуть в перпендикулярный коридору проход. Посмотрел влево – проход тянулся на десяток шагов и сворачивал в сторону, в стене виднелись три двери; повернул голову вправо – обнаружил сплошное от стены к стене окно. За ним в разных позах застыли фигуры: пять ортодоксов, еще две генмоды – один обладал четырьмя руками, другой четырьмя руками и дополнительной парой глаз на затылке. Все семь фигур находились в хорошо освещенной лаборатории. Никто не двигался.

Сердце оборвалось и рухнуло в преисподнюю. Среди ортодоксов Клим разглядел невысокую хрупкую девушку с чуть раскосыми голубыми глазами и черными как смоль волосами, заплетенными в старомодную косу. Светлана Юнь стояла к окну вполоборота, прислонив ладонь к виску, очевидно приглаживая выбившуюся прядь волос. Ее рот был слегка приоткрыт, губы растянуты в улыбке, другая рука уперта в бок. Еще совсем молодая, едва разменявшая пятый десяток, она выглядела свежо, бодро и привлекательно. Климу показалось, что она совсем не изменилась с последней встречи в реале год назад. Теперь девушка, пойманная зловещим феноменом в ловушку, казалась восковой куклой или персонажем с 3D-картины.

Клим проглотил комок в горле и перевел взгляд чуть в сторону, принявшись рассматривать других вмороженных.

– Юнь, будьте осторожны, – послышался голос Зои, – вы в нескольких сантиметрах от…

Клим почувствовал, что наклонился вперед слишком сильно и теряет равновесие. Его потянуло прямо на яблоки. Он не успел закричать, чья-то рука схватила его за плечо и дернула назад.

– Никакой самодеятельности, – прорычал Леванов, прижимая ученого к стене.

Клим всхлипнул и пробормотал извинения, а затем добавил:

– Там моя дочь…

– Что с ней? – спросила Зоя.

– То же, что и с остальными, – ответил он убито, – они все будто поставлены на паузу.

Леванов подступил к границе и осторожно выглянул в коридор, тихо выругался. За ним к яблокам приблизилась капитан, молча вгляделась в окно лаборатории и вернулась, не говоря ни слова. Лицо ее, видимое сквозь прозрачный визор, заострилось еще больше, глаза округлились. Остальные члены экипажа тоже воспользовались случаем и пронаблюдали, какой эффект неведомый феномен оказывает на людей.

– Вот, значит, что Рене имела в виду под словом «неконтактные», – проговорил полковник.

– Вы знали о проблемах с экспедицией только из ее словесного описания? – приподняв брови, осведомился Клим. – Разве она не присылала какой-то видеозаписи с изображением пострадавших?

– Нет, при мгновенной сверхсветовой связи невозможна передача никаких иных сообщений, кроме текстовых, – объяснил Леванов.

– Ах вот как… – Клим потер подбородок. С особенностями сверхсветовой связи он был знаком поверхностно, поскольку специализировался в другой области.

– Главное, – говорил полковник, – в сообщении начальник базы упомянула некие колбы с вакуумом и изложила суть проблемы, сопроводив его предположением о том, что у пострадавших нарушена психика, что они замкнулись и стали неконтактные, возможно ввиду некоего происшествия. У меня тоже сложилось такое впечатление, когда я прочел ее описание. Но теперь…

Он потряс головой, будто хотел стряхнуть с себя увиденную жуть.

– Разве она не видела разницы между живым человеком, у которого нарушения психики, и вот этим вот… – развел Клим руками.

– Поначалу, может, и не видела. Сообщение о проблемах с членами экспедиции она прислала сразу же после прибытия «Альтаира», видимо, на основе первого впечатления. Но ни о каких иных проблемах на базе или происшествиях с другими людьми не было ни слова. И больше она ничего не присылала.

– А командир гарнизона?

– Тоже. Никто. Первое время мы думали, что дело в нарушениях связи, такое порой случается: издержки технологии сверхсветового контакта.

Клим покивал.

– А когда мы прибыли, – продолжал полковник, – на базе никто не отвечал ни по нейросвязи, ни по виртуалу, ни по радио. Дальше вы знаете.