Однако этого хватило, чтобы дремавший на его навершии огромный черный орел замахал тяжелыми крыльями и распахнул бездонные глаза, которые, поворачиваясь вместе с пернатой шеей, подобно радару, начали ощупывать окружающее пространство.
Вскоре зоркие очи хищной птицы встретились с настороженным взглядом незримого свидетеля, и громадный орел грозно заклекотал, не сводя немигающего взгляда с непрошеного гостя.
Веселая музыка тотчас стихла и взоры всех гостей уперлись в ту сторону, куда устремил свой взор пернатый страж. Танцы тоже сами собой прекратились.
– Да тут кто-то есть, – громко, чтобы его все услышали, произнес ловко выскользнувший из распавшегося хоровода атлетически сложенный юноша. Мягким крадущимся шагом он дошел до стула, на котором, как разглядел Петелькин, радостно забили крылышками кожаные сандалии и зашелестели блестящей чешуей змеи, обвившие бронзовый жезл.
Юноша мгновенно надел крылатую обувь, взмыл вверх и направил острие жезла в ту сторону, куда, не шевелясь и не мигая, глядел орел.
– Вижу подсмотрщика! – обрадованно вскричал воздушный гимнаст, лишь только исходящая от жезла невидимая энергия задела нечаянного небопроходца.
Видимо, непроглядная пелена, до того момента скрывавшая единственного постороннего зрителя, рассеялась, и он в полный свой рост предстал перед пиршествующими.
– Кто таков? – грозно сдвинув густые брови, громовым голосом вопросил Зевс[3], и в его глазах начали разгораться отблески молний, притягивая черные грозовые тучи.
– Отец, сейчас выясню, – с готовностью крикнул шустрый летун и стремительно начал пикировать в направлении затаившего дыхание и потому, несомненно, тайного соглядатая.
Приземлившись в пяти шагах от намеченной жертвы, самоуверенный олимпиец, рисуясь и небрежно-беспечно поигрывая жезлом, неслышной развязной походкой направился к Петелькину.
Виктору же за время таможенной службы не раз приходилось встречаться с подобным контингентом. Поэтому он слегка выставил вперед левую ногу, чуть пригнул голову и приготовился к драке. Тем более что верная катушка удобно устроилась в его кулаке, выставив наружу между сжатыми фалангами пальцев два сверкнувших на солнце сегмента боковых кружков. Чтобы значительно усилить мощь совместного удара.
А опытный противник вдруг высоко подпрыгнул, взмахнул жезлом, обозначая им удар сверху в голову, а сам неожиданно нанес быстрый удар ногой. Но готовый к любой хитрости закаленный земной боец выставил блок левой рукой, а правой вместе с заветной катушкой нанес ему сильный удар в район голеностопа.
Оглушенные крылышки на сандалиях обиженно затрепетали, отчего Гермеса[4] развернуло в воздухе, и покровитель лавочников и воров наткнулся на неразрезаемую нить, которая незримой линией тянулась из кулака стража таможенной границы куда-то к центру зала. Крепчайшее в мире волокно музыкально спружинило и отбросило обидчика на мраморный пол.
Тогда, выхватив меч, в бой бросился кровожадно-неистовый Арес[5]. Но по умоляющему взгляду Афродиты тотчас божественно заиграл на волшебноголосой кифаре Аполлон[8], и ярость бога неправедных войн улеглась.
Звуки музыки успокоили и Зевса, тем более что его супруга Гера[6], любопытная, как и все женщины, поглядев на мужа, красивым грудным голосом обратилась к позабавившему ее такому бойкому человечку:
– Давно у нас не было земных гостей. После того как мой великий супруг, – тут она повернулась к Зевсу и почтительно склонила голову, – надумавший было приглашать к нашим трапезам людей, а затем вынужденный отправить нечестивца Иксиона[7] путешествовать по небу привязанным к горящему колесу, а гордеца и злодея Тантала[8] – низвергнуть на вечные муки в царство своего брата Аида, мы решили, – тут она приподняла левую бровь и вопросительно-выжидающе взглянула на своего божественного супруга.
Верховный бог Олимпа в полной тишине подумал пару секунд, а потом мудро решил согласиться с Герой в такой малости и потому благосклонно кивнул.
Покровительница супружества удовлетворенно откинулась на спинку трона и продолжила:
– Мы решили больше не удостаивать людей милости пировать вместе с нами, вкушая божественную пищу – благоуханный нектар и амброзию. Поэтому, – тут она сделала паузу и так пристально посмотрела на Петелькина, что несмотря на то, что таможенный дознаватель стоял на самом солнцепеке, по его спине противно побежали холодные мурашки, – к тебе только два вопроса: как ты смог попасть к нам незваным и что ты так внимательно высматривал на нашем пиру?
Застывший на месте розыскник впервые на себе осознал, что означает выражение «жгучие взгляды»: потому что десятки пар глаз теперь смотрели только на него и даже через форменную футболку человеческий гость собственной кожей чувствовал каждый из этих взглядов: сочувствующих, злобных, любопытных, безразличных…
Нет, выполняющий законное поручение руководства опытный сотрудник вовсе не рассматривал себя беззащитной игрушкой в чьих-то беспредельно могущественных руках, потому что он находился в чертогах богов с праведными целями, без злого умысла и с заветной катушкой, зажатой во вспотевшем кулаке.
Поэтому таможенный служащий уважительно поклонился хозяину пира и его величественной супруге, затем присутствующим гостям и подробно рассказал обо всех событиях, которые предшествовали его попаданию на пир олимпийских богов.
И чем дальше излагал Петелькин известные ему факты и обстоятельства, тем все бо́льшим весельем искрились глаза великого Зевса, а многие гости начали вежливо покашливать и прикрывать рты ладонями, чтобы в голос не рассмеяться.
Когда же рассказчик дошел до того места, как в божественных чашах он опознал таможенные кружки, тут уж ни Зевс, ни Гера не выдержали и залились дружным смехом, который тут же растекся по всему пиршественному залу.
Когда главные боги, вытерев слезы, отсмеялись, Зевс с улыбкой спросил:
– А у кого же твоя кружка? – и приказал: – Ну-ка, дерни за нитку!
Озадаченный докладчик тотчас сильно потянул катушку на себя, и все увидели, как одна из пиршественных чаш вдруг настойчиво завибрировала в руках у добродушного здоровяка с могучими руками, широкой грудью и мускулистой шеей. Который, понурив большую голову, осторожно сидел на служебном стуле, видимо, опасаясь, что тот в любой момент может под ним подломиться.
Некрасивый здоровяк резво вскочил, но одна его ступня вдруг подвернулась, и он, еле-еле удержавшись на хромых ногах, под смешки присутствующих смиренно посмотрел в сторону своего отца.
– Ну что же, – усмехаясь в густую бороду, с наигранной укоризной обратился к нему царственный Зевс, – расскажи-ка, Гефест[9], нам еще раз, как ты три дня и три ночи без отдыха трудился, изготавливая новую дворцовую мебель и расписывая неведомыми узорами новые чаши для амброзии?
Тут вновь весь пиршественный зал накрыла волна безудержного божественного веселья.
– И как твой любимый внучок пришел к дедушке за подарками, – сотрясаясь всем телом, смог-таки выдавить из себя Зевс и опять зашелся в приступе могучего хохота.
Спустя мгновение уже сам зал заходил ходуном от смеха, причем от души развлекались все: и повелитель грома и молний, и его супруга Гера, и даже виновник этой нежданной забавы – Гефест.
Продолжая грохотать так, что, казалось, вот-вот сотрясется и сам высокий Олимп, Зевс призывно махнул рукой Гефесту и показал пальцем на Петелькина, вроде как приказав, мол, твои проделки, сам и занимайся-разбирайся с незваным гостем.
Сильно прихрамывая на обе ноги, бог-кузнец вскоре подошел к напрягшемуся крепышу и протянул богатырскую руку к катушке. Та тотчас беспокойно завозилась в кулаке небесного путешественника и, осторожно разжав его, прыгнула в могучую длань кузнеца.