Расположившись на круглых белых валунах, я начала стягивать с себя кроссовки, чтоб подсушить их на горячих камнях.
– Смотри! Еще один оцелот! – Алекс тронул меня за плечо.
Какие же они глазастые эти леары! Я не сразу разглядела в высокой траве белого пятнисто-полосатого охотника. Он лежал неподвижно, прижав тело к земле, потом стал ползком подкрадываться к кому-то. Стремительный прыжок к груде плоских камней и сильный удар лапой. Еще удар! И еще! Змея с шипением разинула зубастую пасть и, извиваясь, стала отползать в траву. Я не сразу поняла, для чего оцелот стучал по камням. Возможно, воздушными вибрациями он изгонял змею от каменистой насыпи, чтобы та не ускользнула в какую-нибудь глубокую скальную расщелину. Но когда пресмыкающееся оказалось на траве, зверь скачком вонзил зубы в шею жертвы и убил ее. Зажав в клыках длинное змеиное тело, оцелот быстро вскарабкался вверх по скале и вскоре исчез в зеленых дебрях.
Поскольку близился вечер, мы решили оставить осмотр пещеры на потом. Я очень хотела спуститься к реке. Но искупнуться в зеленых водах Грихальвы мы не рискнули. Ее песчаные берега были усыпаны огромными плоскими валунами, между которыми грелись на солнце зубастые крокодилы. Разглядывая их с воздуха, я удивилась тому, что шкуры их сливались с каменистой почвой по цвету, а серые зубья гребней напоминали острые неровности скал.
Осмотрев красоты дикой природы, мы полетели к обсерватории. Она располагалась на вершине другой горы. Среди бушующей зелени комплекс выделялся своей ослепительной белизной.
Ого! – восхитилась я. – Выглядит как новенький. Памятник утерянного будущего нашей Земли!
– Ну, вообще-то мы кое-что починили, заменили оборудование и доработали его. Но в целом, да, неплохая работа, – ответил Алекс, опуская меня на небольшую взлетную площадку.
– Красиво до невероятности! Прямо-таки сияющий город ангелов! Интересно из чего это сделано? Издали кажется, что он отлит из хрусталя! Для чего он так светится?
– Панели зданий отражают солнечный свет. Это защищает обсерваторию от разлагающего воздействия лучей.
Навстречу нам тут же выбежали люди… ой, то есть не люди, а леары и полулеары, вероятно… – Ты привел с собой самку выжившего человека! И она не совсем не похожа на дикарку, – по-русски заметила одна из женщин.
На вид ей было где-то лет тридцать пять. Волосы ее, заплетенные в косу, были двух цветов и чередовались серыми и белыми прядями. А карие глаза ее были такими же, как у меня, –человеческими. Но все остальные смотрели на нас узкими вертикальными зрачками, как у Алекса.
– Это выжившая землянка, – ответил ей Алекс. – И она не дикарка. Ее зовут Наташа.
На меня напала оторопь. Я давно уже не видела так много людей… Почти сто лет мы с Ташей жили в полном отрыве от общества, а тут столько народа собралось… Я испуганно переводила взгляд с одного пришельца на другого и молчала. Хотелось прилипнуть к Алексу и спрятать лицо у него на груди, так делают грудные дети…
– …Здравствуйте, гуманоиды с другой планеты, – растерянно проговорила я, вынуждая себя приветливо улыбнуться. – Сегодня отличная погода на Земле, не правда ли?
Я даже не ожидала, что мои ничем ни примечательные слова произведут на них такое сильное впечатление. Они стали переглядываться, изумленно округляя глаза и покачивая головами.
– Здравствуйте, Наташа! Неужели на вашей опустевшей планете еще есть цивилизованные люди? После апокалипсиса нам довелось увидеть только дикарей. По нашим расчетам это третье поколение людей, случайно спасенных неоритом. Все они – потомки осиротевших детей, выросших без родительского воспитания. Кто же воспитал тебя, милая? – спросила женщина.
– Я тоже одна из тех, кто был спасен неоритом, – призналась я, затрудняясь ответить на вопрос о воспитании.
– Келла, а сколько лет прошло со дня земного апокалипсиса? – с лукавой улыбкой спросил Алекс, видимо, замышляя очередную провокацию.
– Лексо, ты и сам это прекрасно знаешь. Скоро этому траурному событию будет сто лет.
– Наташе – 121 год, – с явной гордостью произнес леар (он, видимо, ощущает себя причастным к творению моего нынешнего образа) и тут же перевел это на свой родной язык, видимо, не все понимали по-русски. – Наташа фисару – тур сики тур.
Вокруг меня снова послышались удивленные возгласы. Но поскольку это был единственный перевод, а мы продолжали вести разговоры на русском, толпа постепенно разошлась по своим делам.
– Но люди столько не живут! А она выглядит совсем юной! – Келла сощурила глаза, пытаясь распознать подвох или шутку.
– Это верно, не живут. Это не обычная женщина. Ее ДНК перестроено по аналогии с ДНК леаров. Ее теломеры продолжают деление. Ее клетки постоянно обновляются. Келла недоверчиво приподняла бровь.
– Кто и когда сделал такие сложные исследования? Это большой совместный труд многих ученых.
– Генетическое редактирование мы проводили в тесном сотрудничестве с моей подругой Натальей, – пояснила я и оглянулась, ожидая, когда же Алекс вставит свое горделивое : «Это я ей оставил нашу формулу».
– Это еще одна долгоживущая человеческая самка, – пояснил Алекс, словив вопросительный взгляд Келлы.
– Человеческая кто? – оскорблено спросила я. – Что я тут вообще делаю, если вы считаете нас приматами?
– Прости, я не хотел, старые привычки, – Алекс и вправду выглядел смущенным. – Среди нас много метисов. У Келлы, например, глаза и зубы, как у людей. Келла – моя племянница. Но она, увы, стареет чуть быстрее, чем среднестатистический леар.
– Леары научились скрещиваться с людьми ради продолжения потомства. Но увеличить короткий срок жизни метисов нам пока не удалось. Печально, если расу леаров ждет полное вырождение, – скорбно покачала головой Келла. – Я бы хотела спросить тебя…
– Лексо! Суаро пикрай элинару! – к нам подбежала девушка и радостно кинулась к нему на шею.
Темненькая, красивая, и…явно состоящая с ним в близких отношениях, судя по тому, как она смотрела на него и как льнула к нему. Он обнял ее в ответ. А та с выражением ласкового укора продолжала что-то выговаривать ему.
Мне стоило больших усилий, чтобы остановить губу, которая предательски задрожала. Годы без общения давали о себе знать, я забыла, что такое – сдерживать эмоции на людях. Боже, ну я же взрослая женщина! Но я борюсь с желанием расплакаться, словно малое дитя, убежать и послать всех к черту. Какая же я жалкая…
– У нас тут еще есть полулеары, которые не говорят ни на русском, ни на английском, – отводя меня в сторону, пояснила Келла. – Только на нашем родном языке. А у меня российские корни, – доверительно пояснила она.
– О! – искренно обрадовалась я.
– Ты проголодалась?
– Да. Мы свой ужин отдали обезьянам в лесу… – смущенно призналась я.
– Хочешь, я покажу тебе сад? Ты попробуешь наших фруктов! Уверена, ты ничего подобного никогда не ела! Я биолог. Я очень горжусь тем, что выращиваю невиданные здесь инопланетные фрукты и овощи.
Келла повела меня к лифту, и мы спустились на самый низ, прямо к подножию горы. Алекс остался ворковать со своей подружкой. К нему подошли еще какие-то друзья и знакомые.
Чувство, что меня только что насильно оторвали от единственного близкого человека, не покидало. Но в то же время я вдруг люто ненавидела его.
Возле здания обсерватории раскинулся небольшой парк с фонтаном. По тротуару, обсаженному с обеих сторон диковинными кактусами, мы подошли к оранжерее.
– Здесь в районе Сумидеро воздух сухой и горячий. На планете моего отца из-за того, что их звезда Ритан остывавает, климат был очень холодный. Конструкция нашей оранжереи позволяет нам поддерживать природные условия Леа. Хотя наши ученые немало поработали для акклиматизации леарской флоры. Здесь установлено оборудование для охлаждения воздушных масс, – увлеченно рассказывала биолог-полукровка, пока мы с корзинкой в руках бродили по саду и собирали мне фрукты на ужин.