– Они? Это они? – воскликнул Матвей.

Его отец схватил аптечку и кивнул. Из больной ноги сочилась кровь: старые джинсы продырявило что-то маленькое и круглое. Он закатал штанину, схватил зубами бинт и плеснул на рану спирт.

– Попали, – сказал он. – Попали всё-таки. Гады. Ну, ничего, я им ещё задам трёпку!

Матвей отдёрнулся. В отличие от него, Катя не могла понять суть разговора – только предполагала что-то страшное.

– Ты их выследил?

– Ещё днём. Они держались далеко, в десяти километрах. Видимо, только начали охоту. К утру они бы уже были здесь и застигли нас врасплох. Я не заметил, как парочка… – он высказался ругательством, – подобралась ко мне сзади. Прострелили меня, как зайца. Знали, кого нужно искать. Зря я отпустил урода, который хотел тебя убить, – Миша приложил к ране смоченную в спирте вату и принялся перевязывать бинтом. – Настучал, как пить дать. Ну, былого уже не воротишь.

Катя, побледнев, привалилась к стене. Ей хотелось плакать от ужаса. Не меньше страха она ощущала чувство глубокой вины. Зачем она втянула во всё этих людей?

– Это всё из-за меня, – прошептала она. – Лучше бы я умерла.

– Нет, – ответил Матвей. – Ты здесь ни при чём.

– Нет, при чём! Если бы не я…

– Твоей вины здесь нет, девочка, – сказал Михаил. – Это продолжается уже много лет. Ты не первая, кого они пытаются заполучить в свои лапы, и не последняя. Я и моя семья им уже давно как кость в горле. Они бы напали на нас, рано или поздно.

Некоторое время Катя лишь недоумённо взирала на него.

– Что это значит? Что продолжается? Зачем им я? И зачем им…

– Расскажи ей, пап, – посоветовал сын негромко. – Она всё равно не отстанет.

– У нас нет на это времени. Сам её просветишь, – сказал Михаил. – Собирайтесь, живо. Они явятся через два или три часа. К тому моменту вас не должно здесь быть, поняли?

– А ты?

– Я останусь здесь.

Матвей поджал губы, но отец не дал ему высказаться. Он взял потасканный рюкзак, распахнул дверь и устремился к погребу.

– Одевайся. Я выйду, – сказал Матвей и закрыл за собой дверь.

Катя лишь спустя несколько секунд вспомнила, что из одежды на ней – только хлопковая футболка и короткие шорты. Из всей собранной одежды только эта как нельзя кстати подходила для ночной. Красная от стыда, она принялась одеваться. Накинула джинсы, а поверх футболки – ветровку с капюшоном. Кроссовки, в которых она бежала по лесу, были убиты в хлам, но другой обуви у неё не нашлось.

– Ты не должен оставаться здесь! – услышала она, лишь открылась дверь. Впервые она слышала в бесстрастном голосе Матвея гнев и непонимание. – Они убьют тебя за всё, что ты сделал! Они уже давно мечтали это сделать! Я никуда без тебя не уйду, ясно?

– Уйдёшь, – отрубил отец. – Так нужно.

– Нет!

Михаил уставился на сына. На лице мужчины появилось престранное выражение: словно он хочет сказать что-то, но изо всех сил сдерживается. Он почти беззвучно вздохнул.

– Ты должен уйти. Твоя мать не простит мне, если с тобой что-то случится. Больше всего она хотела, чтобы я увёз тебя отсюда. Следовало сделать это раньше. Только вдали отсюда ты будешь в безопасности.

Матвей отвернулся от него, заметил Катю и устремился мимо неё в дом. Когда он вернулся, отец всучил ему рюкзак с продуктами и водой.

– Куда мы пойдём? – спросила она дрожащим голосом.

– Пойдёте к дороге и поймаете попутку. Мы всегда так добираемся до города, – сказал Миша. – Матвей, иди обычным путём и никуда не сворачивай. В рюкзаке фонарь и деньги. Рассветёт только через два часа, смотрите под ноги, а не то угодите в топи. Если повезёт, днём уже будете в городе. К нашей квартире даже не приближайтесь. Они знают этот адрес и будут вас там искать. Найдите гостиницу подальше, поселитесь там на время. Ты выглядишь взрослее своих лет, так что подозрений не будет. Если спросят про Катю – скажешь, что она твоя сестра, и вы приехали посмотреть город. Через два дня позвонишь мне. Я вас найду. Ты всё понял?

Парень уставился мимо него и хмуро кивнул. Катя, в свою очередь, не поняла ни слова. В её голове образовалась полнейшая каша.

– Теперь в путь. Живо, – скомандовал Михаил. – Идите и не останавливайтесь ни на минуту. Чем раньше вы отсюда выберетесь, тем лучше.

Матвей уложил увесистый рюкзак на плечи, но в последний момент остановился.

– Если с тобой что-то случится, – произнёс он тихо, – я вернусь и убью их всех.

Матвей ушёл и на отца даже не обернулся.

– Спасибо вам, – сказала Катя, прежде чем отправиться следом за ним. – За то, что спасли, и выходили, и вообще…

– Иди, девочка. И проследи, чтобы он не натворил глупостей.

К тому моменту, как рядом с домом раздались выстрелы, подростки уже давно исчезли.

Ночь приближалась к утру. Беззвёздное сумрачное небо постепенно светлело и наливалось алым цветом. Солнца ещё не было видно. Катя поднимала голову, чтобы поймать первые лучи, но кроны деревьев заслоняли обзор. Среди дикой растительности, неподвластной руке человеческой, она чувствовала себя словно в ином мире. В этой отрезанной от цивилизации вселенной не было места людям.

Двое подростков брели среди густых зарослей, минуя болота и мелкие речушки. Изо всех сторон доносились звуки: кваканье лягушек, шорохи листвы, пение кузнечиков и птичьи оклики. И каждый звук пробирал Катерину до мурашек. Любой отголосок жизни здесь мог свидетельствовать о появлении чужаков. Тех, кто охотился на них, тех, кто пытался убить её и её друзей. Она отгоняла прочь любые жестокие мысли: к счастью, на размышления почти не оставалось времени.

В лесу приходилось быть начеку беспрерывно. Стоило ей увлечься хоть одной мыслью, как она непременно спотыкалась о корягу или врезалась в неведомо откуда взявшийся сук. Матвей всякий раз подавал ей руку и советовал быть внимательнее. Этим их взаимодействие ограничивалось. Каждый раз, когда она пыталась заговорить, он давал односложный ответ и всем своим видом демонстрировал, что не намерен поддерживать разговор. Она понимала, что он чувствовал. От этого становилось страшно.

Катя не знала, сколько километров осталось позади. Лес казался ей необъятным и непроходимым. Когда золотистые лучи коснулись земли, Матвей остановился. Он тащил на своих плечах неподъёмную ношу, но ни разу даже не пожаловался на неудобства. Лишь вспотевшее лицо и красные щёки выдавали его.

– Нужно передохнуть, – сказал он и с яростью сбросил свою ношу наземь.

Матвей уселся на заросшее зелёным мхом бревно и принялся искать еду. Он вытащил бутылку воды, две булочки хлеба с кунжутом, батон колбасы и яблоки. Катя не хотела есть – страх притупил чувство голода. Она с жадностью выпила две кружки воды (кружка нашлась в её собственном рюкзаке) в прикуску с булкой.

– Ешь ещё. Идти ещё полдня. Тебе понадобится много сил, – сказал Матвей. Он нарезал колбасу на толстые куски и укладывал на хлеб.

– Я не могу. Мне не хочется.

– Тебе, может, и не хочется. А твоему желудку и мозгу понадобится еда. Иначе ты свалишься без сил через пару часов.

Катя вынудила себя прожевать и проглотить один бутерброд и половину яблока. От еды её тошнило. Даже знакомый запах сервелата пробуждал рвотный рефлекс. Она сидела, прислонившись к дереву, и размеренно дышала. Этому трюку её научила мама. Чтобы прийти в себя и унять горячность в тяжких ситуациях, не сойти с ума на контрольной или не вести себя по-идиотски рядом с парнем, в которого ты влюблена.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Она почувствовала на себе взгляд исподлобья и, прищурившись, уставилась в ответ.

– Что? – резко спросила Катя. – Что не так?

Матвей, кажется, смутился. На его побледневших щеках зацвёл алый румянец.

– Ничего.

Он сорвал дикую мяту и принялся жевать. В другой раз Катя, может быть, и отвязалась бы от него, но нарастающие страх и тревога выводили её из колеи. Резкость, грубость и навязчивость в обычной жизни не были ей свойственны и пробуждались в исключительных ситуациях. И люди, видевшие в ней скромную, тихую и исключительно воспитанную юную девушку, от подобных проявлений впадали в ступор.