Его размышления прервал парень с колючими голубыми глазами, появившийся так же неожиданно, как и в первый раз. Он посмотрел Николаю в глаза и молча кивнул головой в сторону коридора. Николай уже не первый раз встречался с этим коридорным стражем и знал, что он не глухонемой, но никогда еще не слышал его голоса. Это не то что бы ставило Николая в тупик – ну не хочет человек говорить, это его право, – но оставляло на сердце какой– то неприятный осадок.
В полутьме узкого коридора Николай быстро нашел нужную дверь. Ему приходилось бывать в гостях у Махурина и раньше – по разным поводам. Он шагнул за порог и попал в комнату, отдаленно напоминавшую приемную. В ней, вместо женщины– секретаря, за столом сидел огромный парень. Николай, глядя на него, вспомнил, что в бандитских бригадах рядовых бандитов называют «быками» – так уж повелось с тех пор, когда было маловато оружия, и физическая сила имела значение в разборках между конкурирующими бригадами. Теперь имеет значение число бойцов, их подготовка и вооруженность. Физическая сила, как прежде, уже не важна, но название за рядовыми бойцами так и осталось – «быки». Но перед ним был вовсе не «бык». Перед ним был «бычара» – настолько он был здоров и свиреп на вид. Раньше Николай его здесь не встречал. Раньше в приемной Махурина никого чаще всего никого не было. «Секретарь» чем– то был похож на начинающего боксера-тяжеловеса из Питера, фотографию которого Николай видел однажды в «Комсомолке». Но больше всего его поразил не столько огромный бандит, сколько то, что на спинке стула, который неизвестно как выдерживал сидевшего на нем «секретаря», висел автомат Калашникова со сложенным металлическим прикладом. Николай от неожиданности даже остановился и почему-то подумал: «А зачем им приклад-то у автомата?».
«Бычара», несмотря на свою внушающую страх свирепость, неожиданно оказался весельчаком. Заметив замешательство Николая при виде автомата, он улыбнулся и, хохотнув, неожиданно заговорил голосом, который, в понимании Николая, не соответствовал ни его виду, ни роду его занятий: это был мягкий человеческий баритон.
– День добрый, Николай Степанович. Я не буйный, бояться меня не надо. А чего ты такой удивленный? Да ладно тебе! Думал, тут телка длинноногая торчит? А вот, блин, и ошибся! Да ладно, бывает. Я понимаю! Я тут вот, понимаешь, с некоторых пор референтом у Александра тружусь, – сыпал словами «бычара», пристально глядя Николаю в глаза. – А, да ты еще и насчет этого озадачился, что ли?! – «бычара» и кивнул на автомат. – Да это мой рабочий инструмент: автоматическая ручка-самописка. Я ей расход подписываю… Да ты проходи. Александр тебя ждет.
– А ты весельчак, – спокойно сказал Николай. – Познакомиться-то с тобой можно, референт? Тем более, что ты меня уже знаешь.
– Валяй, – добродушно сказал «бычара». – Знакомься.
Он встал со стула, жалобно скрипнувшего, и подал Николаю свою здоровенную пятерню.
– Михаил, – сказал он. – Друзья Мишаней зовут. Можно и так.
Николай с некоторой опаской подал свою руку, которая, рядом с «клешней» Михаила, показалась ему детской ручкой. Но рукопожатие бандита было мягким, человеческим.
– Ну, Степаныч, будем дружить. Друзья моих друзей – мои друзья, – сказал бандит.
– Я – за, – сказал Николай. Он улыбнулся Мишане и открыл дверь в кабинет его шефа.
Махурин сидел за большим столом в белом кожаном кресле и, улыбаясь, смотрел на Николая. Потом вышел из- за стола и шагнул навстречу.
– Ну, здорово, чертяка, – сказал он, приобняв Николая. – Что так долго не заходил-то?
– Здравствуй, дорогой, – с улыбкой сказал Николай, тоже приобняв и похлопав друга по широкой упругой спине. – А что же по пустякам беспокоить занятых людей?
– Ах ты, лжец, – добродушно, в тон Николаю, заговорил Махурин. – Я же знаю: не любишь ты нас, бандитов.
– Откуда знаешь? – сделал удивленное лицо Николай и тут же улыбнулся.
– Я, Коля, много чего знаю, а о еще большем – догадываюсь, – улыбнулся ему Махурин. – Но ты ко мне не как к бандиту захаживай, а по-дружески, я ж тебе всегда рад.
– Знаю, что рад. Потому и прихожу к тебе не как к бандиту. И какой ты вообще бандит? Ты среди них чужой.
– Ладно. Все. Хватит меня лечить. Мы все тут – чужие. Временные. Присаживайся, где удобно. Выпьешь что-нибудь?
Махурин, глядя на Николая, остановился посреди кабинета в ожидании ответа. Высокорослый, широкоплечий, с правильным тонким носом на правильном лице, светловолосый и голубоглазый красавец Махурин ни в чем – ни в облике, ни в одежде, ни в поведении – не походил на бандита. Обычный парень. Иногда бывает даже несколько щеголеват. Волосы носит не короткие, как у братвы, а нормальной длины, даже, может быть, немного удлиненные.
– Есть «Корвуазье», «Мартел», армянский коньяк, есть настоящая «Хванчкара», «Мукузани», «Чинзано», что-то еще французское и очень дорогое, есть чача, есть бабушкин самогон, наконец, есть настоящая шацкая водка!
– Нет, Сань, спасибо. Ты же знаешь – не охочь я до зелья.
– Я тоже. Бизнес у меня тяжелый, всегда начеку надо быть, как на охране границы.
– А чем же снимаешь стресс? – усмехнувшись, спросил Николай.
– Ну, во– первых, у меня крепкая психика и железные нервы. Во– вторых, к жизни и смерти, да и вообще, ко всему, что внутри жизни, ты же знаешь, я отношусь с философским спокойствием. А в– третьих, есть спортзалы, баня, женщины. Все способы – безалкогольные. Ладно, шутки в сторону. Рассказывай, что привело, какие проблемы?
Махурин прошел на свое место и опустился в кресло.
– Слушай, а у тебя там, в приемной сидит… референт. Балагур! Меня откуда– то знает… Ты что, дал ему список тех, кого без пропуска можно пускать?
– Что ты, Коля! Какие списки! Любые списки в нашем деле легко становятся уликами! Это я ему сейчас сказал, чтобы пустил Николая Степановича – тебя то есть. Это, Коля, называется – порядок. А если скажу: «Не пускать!», – то не пустит. Вот так. Я не для всех доступен в любое время суток. Только для друзей.
– А чего это он у тебя с автоматом? Можно сказать, наперевес? И раньше я его у тебя не видел. Что– то случилось?
– Автомат? А… Ну да, автомат…, – грустно повторил Махурин. – Да… не обращай внимания. Мы теперь так всегда. В последнее время. А Мишаня – это мой… это моя ударная сила…
– Да пусть хоть ударная, хоть безударная… Автомат– то так зачем развешивать? Ну, чтоб на виду? А если менты? – недоумевал Николай.
– Да какие менты, Коля? Забудь про них. Территориалам никто не даст команды нас шмонать. А Богачеву – это РУОП – мы ни в чем дорогу не переходим. Мы его уважаем, Коля, как отца родного. На нас, на меня и мою бригаду, ни один коммерсант, даже самый поганый, никогда ему не пожалуется. Потому что мы не беспредельщики – лишнего не берем, в бухгалтерию не лезем, собственность не отбираем. Немного денег – и это все, что нам нужно. И коммерсантам от нас, поверь, пользы больше, чем вреда. Зарабатывать мы стараемся сами. А оружие – это только для самообороны.
– А что, приходится обороняться?
– Ну, к счастью, пока нет. Но ты же знаешь: если хочешь мира, готовься к войне. Не нами придумано. Вот я и следую этому святому в нашем деле принципу. Подбираю ребят, подкупаю оружие. Ну и другие мероприятия выполняю. Да ладно, чего там. Проехали. Ты и так все это знаешь. Тебя– то что привело? Решился под мою крышу? – сказав это, Махурин улыбнулся.
– Давай не будем о грустном. Ты же знаешь, что это невозможно. Они замочат меня сразу же, как только я откажусь им платить. А потом и тебя, если ты за меня вступишься. Так что…
– Да, я пошутил. Я сам большой, все понимаю. Сильны они, суки, как никто, – с горечью в голосе сказал Махурин. – Переть против них, все равно, что против ветра писать… Это– то и грустно. А самое поганое, что братва не желает объединяться против них. Уроды! Боятся! Говорю им, больным: в Москву надо, к солнцевским под крыло и от них работать. Не понимают. Глухари. Дебилы. Не ровен час, объявят войну, – перестреляют всех, как куропаток. Элементарно! А моя команда – одна – никакого интереса для солнцевских не представляет. Я слишком маленькая фигурка для них. Если бы со мной объединились еще пару хотя бы таких бригад, как моя, – о, тогда б другое дело было. Поэтому я предпринимаю необходимые меры безопасности на тот случай, если попытаются начать отстрел без ультиматума.
