— Приехали… — пробормотал Кузьма.

— У-у-у, зашевелилась земля, поднялся страшный мертвец! — замогильным голосом проверещал здоровяк Маркел и расхохотался.

— Замолчи!!! — тонко взвизгнул вдруг Кузьма.

— Псих, шуток не понимаешь?! Ладно, давай в темпе. Выволакивай баллон!

Склон хоть и выглядел пологим, но давался приятелям с трудом — из-за обилия тонких змеевидных корней, которые так и норовили петлей опутать ноги. Маркел поминутно спотыкался, чертыхаясь и звеня сумкой с инструментами. Кузьма, несший на плече ацетиленовый баллон, двигался молча и так осторожно, будто перед ним лежал участок минного поля.

Макушку холма венчала рваная гранитная плита. В нее была вделана бронзовая сфера величиной с крупный арбуз, служившая в свою очередь опорой для изваяния — гордого орла, изготовившегося к полету. Фигура птицы была выполнена со всей тщательностью — на распрямленных крыльях обрисовывалось каждое перышко, на лапах, сжимающих сферу, четко различался каждый коготок.

— Ух, красавец! — восхитился Маркел. — Точно антик! Смотри-ка, а бронза даже не позеленела. Начищают его, что ли?

— Не знаю. Давай скорее сделаем, что надо, и свалим.

— Кто бы спорил… А там что за огонечки?

— Деревенька. Маркел, ну, зажигай горелку! Резанем выше когтей и назад!

С Кузьмой явно творилось что-то неладное.

Маркелу, уже подсчитавшему в уме барыши, идея подельника не понравилась.

— «Выше когтей»… — передразнил он его. — Опупел, что ли?! Своими руками товар портить? Нет, брать будем вместе с шариком. В нем весь цимес! Придется, конечно, поработать зубилом… — он опустился перед изваянием на колени. — Эге, а здесь какая-то табличка. Буквы наполовину стерлись, но прочитать еще можно. Ну-ка… «Не тревожь мой покой. Иначе…» Что — «иначе»? Не пойму. Ага! «Смерть!» Нет, еще не все. «Без…» Хм! А, понял! «Иначе смерть или безумие!» Ха-ха! Во как в старину шутили деды! — он поднялся и фамильярно похлопал изваяние по гулкому боку: — Ладно, птаха! Хватит тебе торчать в чертовой глуши! Пора на лоно цивилизации!

Будто в ответ заскрипели стоявшие полукругом корабельные сосны. Где-то рядом заухал филин.

— Маркел! — жалобно заскулил вдруг Кузьма. — Не надо никакого антика! К бесу баксы! Ничего не будет трогать! Поехали отсюда! Поехали, прошу тебя!

— Я те поеду! — рявкнул Маркел. — Нет, сам же втравил меня в это дерьмо, а теперь — в кусты?! Заячья душонка! Кладбища испугался! Психушка по тебе плачет! А ну-ка, бери зубило и молоток и руби вот здесь!

— Маркел, ну, пожалуйста!

— Руби, говорю!

— Сам руби! Не надо мне моей доли! Я иду вниз!

— Ты у меня шагу отсюда не ступишь, придурок! Держи! — здоровяк насильно вложил тому в руки инструменты.

— Маркел, у меня мозги пухнут! Пусти!

— А в рыло?

— Пусти же! — Кузьма поднял зубило. — Не то…

— Ну, блин! — по-настоящему рассвирепел Маркел. — Ты на кого тянешь, урод?! Совсем, что ли, офонарел?!

В припадке безумия Кузьма бросился на него…

— Темное дело… — сощурился пожилой, необщительного вида следователь.

— А, по-моему, напротив — всё ясно, как дважды два — пять! — хмыкнул кругленький, весь какой-то по-домашнему ухоженный судебный эксперт. — Вот вам готовая версия. Можете построить на ней свой отчет. Дарю! Итак, два охотника за наживой приехали ночью на заброшенное кладбище, чтобы срезать бронзовое надгробье. С целью последующей продажи. По невыясненной причине между подельниками вспыхнула ссора, перешедшая в драку. Один из конфликтующих, более слабый, импульсивно защищаясь, ударил второго острым металлическим предметом, предположительно зубилом, в правый глаз. Удар — неожиданно для первого — оказался смертельным. В результате чего невольный убийца, узрев содеянное, свихнулся, рехнулся, сбрендил, спятил, ополоумел, слетел с катушек, вольтанулся. Уф!

— Зубило? — покачал головой следователь. — Рана слишком аккуратная для зубила. Скорее, это нечто похожее на… — он осмотрелся в поисках точного сравнения, — клюв вот этой птицы!

— Не исключено, — согласился эксперт. — В пылу драки, да еще в темноте, погибший мог ненароком напороться глазом на клюв надгробного орла. Рост как раз соответствует.

— А где следы крови на клюве? Их нет!

— Спятивший подельник мог машинально стереть их.

Следователь думал о чем-то своем.

— Чья это могила? — спросил он. — Откуда в этом медвежьем углу такое непростое надгробье?

— Архивы не сохранились, — пожал плечами эксперт. — Местные, возможно, знают, но не говорят. Впрочем, слыхал я краем уха, будто здесь покоится то ли святой, то ли отшельник, то ли даже колдун. И будто бы до сей поры к могиле тайно приходят почитатели…

— А ведь это не первый случай, — заметил следователь.

— Да, припоминаю. Что-то подобное здесь произошло лет пять назад. И, как будто, еще раньше… Это только те случаи, о которых известно наверняка…

— «Не тревожь мой покой»… Значит, предостережение сбывается? Но ведь это мистика!

— Есть многое на свете, друг Горацио… — развел руками эксперт.

На вершине холма заскрипели сосны, хотя вокруг не было ни ветерка.

Оба сыщика, не сговариваясь, посмотрели вдоль склона наверх. И обоим вдруг показалось, что бронзовый страж чутко прислушивается к их беседе, зорко озирая свои владения.

Эту историю, произошедшую с ним в конце 80 гг 20 в., поведал мне мой добрый знакомый, хороший ленинградский писатель.

Естественно, я сразу же поинтересовался, отчего он, с его виртуозным владением пера, не поспешил собственноручно запечатлеть этот неординарный сюжет на бумаге.

Вздохнув, мой собеседник ответил, что в кругу своих читателей он пользуется репутацией твердого реалиста, ниспровергателя мистической ереси. Опубликуй он эту миниатюру под собственным именем, кое-кто из его поклонников, чего доброго, отвернулся бы от него.

Далее он вдруг заявил, что дарит эту фабулу мне, но при одном обязательном условии. Я не должен не только не называть его фамилии, но и вывести его под другим именем-отчеством. Так, чтобы героя не «опознали» даже коллеги по творческому цеху. Пусть, к примеру, он будет «Александром Владимировичем».

Поначалу я ответил категорическим отказом, ссылаясь на то, что не заимствую чужих сюжетов, но после целой серии деликатных препирательств дал всё же себя уговорить. Жаль, если пропадет столь диковинная быль!

И вот оно перед вами, это странное, преисполненное таинственности происшествие, случившееся в самой обыденной обстановке и изложенное от лица главного героя.

— В конце 80-х годов ленинградским писателям выделили дачный участок вблизи платформы «63-й км» по Выборгскому направлению, — начал свое повествование Александр Владимирович.

Дача, сад, огород — не мое призвание, поэтому я даже заявки не подавал на владение загородным «поместьем».

Но большинство ленинградских мастеров пера охотно вступили в дачный кооператив, в том числе мой приятель Василий Степанович, назову его так.

Если еще недавно мы беседовали с Василием, как правило, о тонкостях литературного процесса, то вскоре в наши разговоры мощно вклинилась дачная тема. По инициативе Василия, разумеется.

В какой-то момент я понял, что ему просто нужен помощник.

Не буду отнимать вашего времени описанием того, как мы расчищали его участок от спиленных сосенок, колючего кустарника и больших, вросших в землю камней, как корчевали пни и т. д. Как позднее выстроили по эскизам Василия из подручного материала, тех же распиленных сосенок и собранных в кучу камней, «избушку на курьих ножках».

Прошло еще два-три сезона, и садоводство приняло вполне обжитой вид. Мой Василий Степанович взял за правило переселяться в свою избушку на всё лето.

Обычно я навещал его один-два раза в месяц, если, конечно, позволяли дела и погода.

Во время одного из моих визитов и случилась эта весьма неоднозначная история.