– Как ее звали?

– Наташа, – громче всхлипывает дедушка.

– Как я могу к вам обращаться, – не торопливо спрашиваю я.

– Василий Иванович, – он продолжает сморкаться в платок.

– Я Ульяна я из МЧС, и я здесь для того, чтобы вам помочь! У меня большой опыт работы в данной сфере, – начинаю я врать, чтобы показать свою компетентность в данном вопросе. Первые часы после потери самые сложные. Если человек уйдет надолго в себя его психика может ощутимо пострадать и в дальнейшем добавятся новые когнитивные психорасстройства. Поэтому психологическая помощь так важна именно в первые часы после трагедии. Мы должны «дожать» пострадавших.

– Попейте воды, – я прошу Василий Ивановича сделать несколько глотком. Мягко, без давления, я жду продолжения его рассказа и это работает.

– Я так не хотел, чтобы она летела! – Василий Иванович начинает плакать по-настоящему. Я мысленно ставлю себе плюсик. – Это я не уберег ее!

Я слегка касаюсь его руки.

– Вы же, наверняка, понимаете, что вашей вины в этом нет. Уверена, вы прекрасный отец, – я общаюсь без эмоциональных скачков и нажимов. Мой голос ровный и не громкий. Я не привлекаю лишнего внимания к нам. – Вашей дочери очень повезло, что у нее был такой отец!

– Родители не должны хоронить своих детей! – срывается он на рыдания. Он плачет долго. Я не тороплю его и жду, когда все его эмоции выйдут.

– Да, это правда, – мягко поддерживаю я его. – Но у вас хотя бы осталось ради кого жить, – я переключаю внимание деда на малыша. Который наконец успокоился и уснул у него на руках. – У некоторых людей, которые так же, как и вы, сейчас скорбят, не осталось никого. Но даже им предстоит отпустить эту боль и жить дальше. Посмотрите вокруг.

Василий Иванович оглядывается по сторонам. Он видит сколько людей сейчас страдают. Взрослые мужчины, а рыдают как дети……Он не один такой и, как не странно, от этого становится легче.

– На кого похож ваш внук? – по-прежнему перевожу я тему на связывающее с этой жизнью звено.

– На Наташу, – плачет Василий Иванович. Я улыбаюсь.

– Это прекрасно! – говорю я от всего сердца. – Бог вас любит.

Слезы начинают подкатываться к глазам, но я упрямо не даю им хода.

– Спасибо, дочка, – Василий Иванович трепет меня за руку.

– Вы можете позвонить мне в любое время, как только вам это потребуется, – я пишу свой телефон на листике из блокнота и протягиваю Василию Ивановичу.

Василий Иванович поднимается со своего стула с ребенком на руках и уходит. Я не вижу куда именно он движется. Я выдыхаю. Это было очень трудно. Смена только началась, а я уже эмоционально выпотрошена. Психолог МЧС – невероятно сложная профессия. Для меня они настоящие герои наравне со спасателями. Начинаю смотреть по сторонам. Хабиб одновременно работает с пострадавшими и наблюдает за всеми нами, а именно, как мы справляемся. Он кивает мне, что означает одно – ты справилась. Я поспешно отворачиваюсь.

****

Мне приходится контролировать их всех. Но после того, как пожилой мужчина уходит совсем растроганный, но выплакавшийся от Ульяны, я выдыхаю вместе с ней. Она молодец. Все хорошо. На контроле сейчас минус один. Это очень трудно и следить за всеми и делать свое дело. Передо мной молодая девушка. Она потеряла обоих родителей в этой катастрофе, и я изо всех сил пытаюсь подобрать подходящие слова. Она плачет. Это уже хорошо. Но она такая молодая и, похоже, до сих пор не прошла сепарацию. Предлагаю ей походить в дальнейшем к местному психологу. Говорю, что это ей необходимо и она верит мне. Все идет совсем неплохо. Пока без срывов….И как только я подумал об этом я слышу крики Аллы. Она сидит недалеко от Ульяны. Та моментально подскакивает. Я тоже оказываюсь рядом. Алла плачет. Под глазами у нее растекается тушь. Она так и не умылась, хотя я просил! Эта ситуация действует как шок на собравшихся, и они начинают моментально закрываться от всех нас. В глазах Ульяны понимание происходящего. Она смотрит на меня как на спасательный круг, но моментально берет себя в руки.

– Я возьму, – оповещает она меня и садится на место Аллы. Перед ней женщина, которая в руках держит фотографию своего маленького сына. Я мысленно сочувствую Ульяне.

– Давай я, – предлагаю я ей.

– Я справлять, – шепчет она. Мне страшно за нее. Я понимаю, что нужно увести Аллу и передаю ее волонтерам.

– Это ваш сын? – я слышу ровный как стекло голос Ульяны. – На вас похож, – тепло добавляет она, но без лишней эмоциональности. – Красивый. Очень.

Женщина начинает плакать.

Она справилась. Слава Богу! Я смотрю на потолок словно и правда могу увидеть там Бога и возвращаюсь на свое место. Но сейчас никто не спешит возвращаться к нам. И поэтому я сам начинаю искать себе работу. Я подхожу к пострадавшим и ненавязчиво вклиниваюсь в их разговоры и через пятнадцать минут за моим столом снова сидят люди.

****

Я никогда раньше в своей жизни так не уставала. Если я еще раз услышу про то, что кто-то умер, я просто сойду с ума. У меня нет сил. Совсем. Мои коллеги все уже выдохлись и покинули свои места. Остались только штатские с Хабибом и я. До конца смены еще час. Я судорожно поглядываю на часы и думаю только о подушке. Люди передо мной уже давно потеряли свои индивидуальные черты и сейчас все на одно лицо. Но голос мой по-прежнему как на аудио записи. Я стараюсь им помочь, но не понимаю качественно это у меня получается или нет. Я единственная женщина из всех сотрудников. Горжусь ли я собой в данный момент? Плевать вообще. Очень хочется курить и кофе. Подзываю волонтера и незаметно прошу принести мне кофе. Заканчиваю с пожилым мужчиной и выхожу на улицу вместе со стаканом в руках. Я без куртки, но мне не холодно. Мои чувства притупились и я мало что ощущаю. Только легкую тошноту. Я уже не способна сопереживать людям. Работаю просто на потоке. Но они плачут и благодарят. Значит, все получается.

– Угостите сигаретой, пожалуйста, – прошу я у штатских на улице. Похожи на спасателей. Они предлагают мне разные сигареты из открытых пачек. Я беру те, которые не самые крепкие. Подкуриваю у ближайшей зажигалки и отхожу в сторону. Я хочу побыть одна. Хочу оглохнуть и никогда больше не слышать про смерть. Пусть она сама сдохнет, сука! Я затягиваюсь и сразу улетаю. Не курила уже несколько лет и вспоминаю, как это может быть приятно. Кто-то мягко берет меня под локоть и отводит в сторону.

– С тебя уже хватит на сегодня, – говорит мужчина низким охрипшим голосом. – Иди в автобус, – распоряжается он. Конечно, это Хабиб.

Я смотрю на него сейчас без страха. Продолжаю курить прямо в его красивое, смуглое лицо.

– Я сама решу, когда мне хватит, – я вручаю ему в руки свой стакан с кофе и, докурив сигарету, тушу ее о колонну дворца. Выкидываю бычок в урну и возвращаюсь в зал. До конца смены еще сорок миную. В штабе по-прежнему много народу. Одни пострадавшие родственники уезжают, но появляются другие. Ровно, как и люди из списков пассажиров, они становятся либо выжившими, либо нет. И мне кажется это каким-то нескончаемым конвейером. Словно лента в магазине. Но как только я сажусь на свой стул напротив меня сразу появляется человек. И я радуюсь искренне. Я могу помочь кому-то еще. Люди верят в меня и я буду стараться до последнего.

****

Наша смена закончилась. Это были тяжелые двенадцать часов. Ульяна ушла вместе с нами, но я нигде ее не вижу.

– Ты не видел Ульяну? – спросил я у Ивана в автобусе.

– Здесь ее нет, – ответил он.

– Я видел ее в гардеробе, – ответил Вася штатский психолог. – Крутая баба. Думал, свалит одна из самых первых, – слышу у себя за спиной. – В результате, меня пересидела.

Я возвращаюсь в гардероб. Ульяна сидит на полу в полной темноте, прижав колени к груди. Взгляд потерянный и бессмысленный. Она выжата, как лимон, это и так понятно. Не знаю пока что говорить и поэтому просто сажусь на пол рядом с ней. Она по-прежнему в моей толстовке, только эта вещь уже пропахлась насквозь ее запахом и поэтому больше принадлежит сейчас ей нежели мне.