Литмир - Электронная Библиотека

– Вы не задаете вопросов. Вы все знаете? – спрашиваю я у нее.

– Да, знаю, – честно отвечает она.

– Может, хотите что-нибудь добавить? – предлагаю я.

– Могу и добавить, – она и не пытается скрыть свое раздражение в мою сторону. Где я так сильно успел ей насолить?

– Разговаривайте с ними как с обычными людьми, а не как с пациентами, – начинает она перед автобусными. – Представляйтесь просто именем и желательно коротким.

– Отлично, – я хвалю ее. Девушка абсолютно права.

– Не оказывайте им никакой медицинской помощи. Это делают медики! Оставайтесь с ними на одной позиции. Не поворачивайтесь к ним спиной не оставляйте одних до окончания сессии. Не трогайте их по голове! Избегайте лишних расспросов. Больше слушайте. Общайтесь как можно проще и без терминов. Они все сейчас в измененном состоянии, в остром стрессе. И никаких разговоров между собой! Хабиб сказал правильно. Плач – это хорошо. Ступор -это плохо. Иногда после ступора начинается истерика, будьте готовы к этому

Блондинка говорит громко и без суеты. Я начинаю менять свое мнение в отношении ее персоны. Она хорошо подготовлена. Возможно даже в прошлом она уже участвовала в подобном. Но этот голос я уже слышал раньше. Может, он звучал иначе. Но тембр и способ выводить определенные слова – все это я слышу уже не в первые.

– Не приступайте к действиям сразу. Подождите секунд тридцать и сначала подумайте, чем вы можете помочь этому человеку. Постарайтесь уменьшить чувство страха за своих близких у людей, которые еще не знают всех новостей. Они сейчас в самой нестабильной позиции. Скажите им, что они не одни и весь мир пришел им на помощь, и это правда! – блондинка продолжает оповещать всех нас и я внутренне радуюсь, что хоть кто-то из Московских в курсе предстоящей работы.

– Прекрасно. Спасибо, – я хлопаю ее по плечу и отправляю на место.

****

От этого хлопка меня чуть не перекосило. Ненавижу, когда он меня трогает. Кожа сразу начинает зудеть в этом месте. Будь моя воля я бы его облила бензином и подожгла! Господи! Я ужасаюсь собственным мыслям. Я столько лет отрабатывала негатив в сторону Хабиба и убедила себя в том, что все забыто, а обиды побеждены. Ничего не вышло! Годы тренировок и походов к другим психологам вопроса не решили. Я хочу, чтобы он закрыл свой рот хочу, чтобы он закрыл свои черные глаза и выпрыгнул из автобуса. И желательно на огромной скорости! Я чересчур гордая девочка. Не могу и не хочу его прощать. Мой внутренний ребенок шепчет о том, как ему было больно все этим годы, и никто не пожалел его.

– Подъезжаем, – предупреждает Хабиб. – Совершенно правильно сказала белокурая девушка. Не бросайтесь в работу сразу. Дайте себе пару минут адаптироваться к шуму и суете. Людей внутри много. У каждого свой характер. Терпения вам! Здесь нет шаблонов, действуйте по обстоятельствам! Держим связь друг с другом. Нам предстоит после работать со спасателями. Им так же потребуется психологическая поддержка. Поэтому экономно расходуйте свои силы. Будет хуже если на вторую смену никто из вас не сможет выйти. И запомните, первый пострадавший, который к вам сядет, будет самым сложным – потом будет проще. Потому что ваш мозг адаптируется. Просто дайте ему время. И не обязательно работать за столом. Можете работать в зале, сидя, стоя, как вам удобнее.

Дом культуры горит огнями не смотря на приближающееся утро. Вокруг все забито машинами. Бегают люди в форме. Я стараюсь держаться и не поддаюсь расползающейся панике от этого места. Я случайно встречаюсь взглядом с Хабибом. Он, похоже, догадывается о моих чувствах, но молчит. Мы все, кроме настоящих психологов МЧС, выходим из автобуса на ватных ногах. На улице холодно и очень ветрено. Мои длинные волосы разлетаются в разные стороны и я поспешно надеваю капюшон.

– Давайте сумки, – Хабиб забирает вещи у Елены Николаевны и Клавдии Ивановны.

– Алла, – зовет он ее. – Что там у тебя? Давай сюда, – Алла передает ему свой небольшой чемодан. Он ждет, когда я отдам ему свою сумку.

– Не тяжелая, – грубо кидаю я ему и первая двигаюсь к центру культуры. Алла догоняет меня и берет под руку.

– Ульяна, мне очень страшно, – признается она мне. – Я никогда раньше не была в таких местах. У меня нет такого опыта как у них, – она кивает в сторону Хабиба.

– Ни у кого нет, – сухо отвечаю я. – Но раз мы уже здесь, то сбегать поздно. Будь сильной, – даю я ей ободряющее наставление и прибавляю хода по хрустящему снегу. Алла остается одна. К ней подходит Хабиб и они вместе направляются по моими следам.

Внутри очень шумно и многолюдно. И гораздо светлее чем в автобусе. А в первые минуты я чуть не оглохла. Плач детей и взрослых перебивают жесткие маты убитых горем людей. Их понять не сложно – там под завалами самолета их родные и близкие люди. И некоторые еще неопознанные. К горлу инстинктивно подступает ком, но я сглатываю его. Не время раскисать. Кто-то из детей кричит «Мама, где моя мама? Я хочу к маме!». Трехлетний малыш начинает капризничать. Его берет на руки усатый мужчина. Вероятнее всего, дедушка. Его глаза почти мокрые от слез. Но он тоже старается не раскисать, чтобы не напугать своего внука. Я приближаюсь к волонтерам.

– Ульяна Замитова, – говорю я волонтеру и та протягивает мне бейдж пропуск с моими данными и фотографией. Я надеваю его на шею и отправляюсь в туалет, чтобы умыться, как настаивал Хабиб. В гардеробе оставляю свои вещи и беру с собой лишь телефон, блокнот с ручкой и бутылку воды. Сейчас семь часов утра. Первая смена будет длиться двенадцать часов. Потом сон и вторая двенадцатичасовая смена. После третья. За эти дни максимальное количество погибших будет выявлено, а все, кто сейчас находятся в подвешенном состоянии, наконец, узнают, чего и кого им ждать. Когда я обратно возвращаюсь в общий зал-штаб около волонтеров уже толпятся мои коллеги и так же разбирают бейджики с пропусками. Хабиб сначала смотрит на меня, потом на мой бейдж. На мгновенье мы замираем. Его глаза говорят все сами за себя. Он узнал меня. Но я не даю возможности ему заговорить со мной и занимаю первый свободный стол. Нахожу дедушку с внуком и мягко приглашаю его поговорить. Он не отказывается. Я полностью погружаюсь в работу. Хабиб, как парализованный, продолжает наблюдать за мной. Я чувствую это своим затылком. Но уже через несколько секунд я превращаюсь в настоящего психолога МЧС и стараюсь действовать как можно профессиональнее.

****

Как я мог не узнать ее сразу? В автобусе было темно, пытаюсь оправдать сам себя. Конечно, это было Ульяна. Когда она вышла без макияжа и с поднятыми в хвост волосами на место красивой женщины вернулась та девчонка из университета. Она выглядела сейчас скорее как практикантка, нежели как опытный психолог. Я моментально вспомнил все то, что сделал ей, и как вел себя на протяжении целых двух лет – стало ужасно стыдно. Ульяна поняла, что я наконец узнал ее, но она не разрешила мне заговорить с ней…Я видел, как она очень быстро включилась в работу. Никакой воды. Все только по теме. Я гордился ей. Она смогла бы работать настоящим психологом МЧС если бы только захотела. Но о такой работе мог мечтать только ненормальный человек. Никакой романтики здесь нет. Если в вас живет спасатель, которого вы никак не можете утопить в глубинах своей души, то тогда вам, вероятнее всего, к нам.

****

– О ком вы так скорбите? – задаю я вопрос дедушке с внуком.

– Моя дочь, – отвечает он и сморкается в платок. В глазах непролитые слезы. Я пытаюсь отгородиться от него, но меня как клеем тянет присоединиться к его горю.

– Уже есть новости? – аккуратно начинаю я.

– Да, – через длинную паузу отвечает он. – Час назад узнал.

– Мне очень жаль, – поддерживаю я его. – Как вы справляетесь? Расскажите мне, – прошу я его.

– До сих пор не могу поверить. Это как страшный сон, понимаете? – он смотрит на меня. Скупые слезы стекает по его морщинистому лицу. Я держусь из последних сил. Малыш плачет у него на коленях и постоянно спрашивает о маме. Первый пострадавший самый сложный, как сказал Хабиб. Конечно, он прав. Мой мозг еще не успел переключиться. Я умышленно тяну время и молчу, чтобы дать себе подсказку. Сейчас мозг заработает в другом режиме. Сейчас. Надо просто подождать.

4
{"b":"821803","o":1}