– Да что вы из нас сейчас делаете маленьких девочек! – вдруг не выдерживает вторая блондинка и взрывается. Она резко встает. – Все прекрасно понимали куда едут! Мы будем работать наравне со всеми. И никто никуда сбегать не собирается. Согласна, что у вас колоссальный опыт работы с пострадавшими. Но мы справимся! И давайте больше не будем поднимать тему нашей бабской никчемности. Там на месте все само решится, кто тут лишний, а кто нет!

Я смотрю на нее, не произнося ни слова. Так вот кто тут смелый на самом деле. Она злится. На щеках у нее играет румянец. Похоже, я ее реально достал. Но эту гневную тираду поддерживает женская часть автобуса аплодисментами. Я улыбаюсь под бородой.

– Ну, настрой у вас боевой, – это меня радует. Как вас зовут? – спрашиваю я у блондинки.

– Неважно! – резко отвечает она. – Мы сюда не знакомиться приехали.

– Умыться не забудьте, – напоминаю я. – Вы дорого одеты. Переоденьтесь. Людям не очень приятно будет видеть в момент их горя разряженных. Толстовка есть?

Она мотает головой.

– А говорили, что знаете куда едете.

Я достаю из сумки черную толстовку и кидаю ей.

– Мою наденьте, – распоряжаюсь я тоном, которому нереально противиться. И если она не полная дура, то согласится.

– Хорошо, – девушка моментально начинает стягивать с себя красную водолазку. Не стесняясь и не отворачиваясь. У нее дорогой красный лифчик и большая грудь. Все, до глубины смущенные мужчины, начинают поспешно отворачиваться. И я в их числе.

– Так лучше? – раздраженно спрашивает она.

Я поворачиваюсь и вижу ее в своей кофте. Она конечно же велика ей. Но сейчас эта блондинка похожа не на разодетую куклу из Москвы, а на волонтера. И люди начнут открываться ей. Эта девушка кого-то напоминает мне. Но я не могу вспомнить. Даже когда я очень стараюсь.

– Гораздо! Так, Алла. У вас есть во что переодеться?

– Да, – тихо отвечает она и открывает свою дорожную сумку. Мы, мужчины, заранее отворачиваемся.

– Ногти покажите! – приказываю я.

Девушки по очереди демонстрируют мне свои ногти.

– Слава Богу у вас хватило ума не красить их в яркие цвета.

– К вам претензий нет, – объявляю я двум пожилым женщинам. – Спасибо, что приехали. Предлагаю познакомиться.

– Клавдия Ивановна, – громко объявляет женщина с рыжими короткими волосами. Я жму ее сухую руку. Она теплая.

– Хабиб! – повторяю я свое имя.

– Елена Николаевна, – объявляет вторая седоволосая.

– У вас есть опыт работы с суицидниками? – спрашиваю я.

– Да. Я работала в школе в девяностых годах. Много детей тогда были в депрессионных состояниях.

– Хорошо. А вы? – перевожу взгляд на Елену Николаевну.

– Я работала очень долго в центре поддержки. Особенно с теми, кто лишился всего имущества. Пациентов было очень много. Я справлюсь. Можете не переживать за нас. А вот молодежи надо будет помочь. Они все из Москвы из дорогих клиник.

– Это я уже понял, – тихо добавляю я. – Но тогда я попрошу вас взять на себя более сложных. Девочки будут обрабатывать на первичном этапе и самых тяжелых, у кого нет больше живых родственников…. ради кого они могли бы жить дальше…, отправлять уже к вам. Ну а вы уже по привычный схеме.

– Хорошо, Хабиб. Не переживайте, – она жмет мою руку. – Так трогательно видеть человека, который так искренне переживает за всех этих людей! Которых вы даже не знаете!

Я скромно улыбаюсь ей и слегка прикасаюсь к ее плечу.

Мне гораздо сейчас лучше, когда я понимаю, что он меня не узнал и вряд ли узнает. Он пристально разглядывал меня в своей толстовке, но так и не понял кто перед ним. Поэтому можно расслабиться и нормально готовиться к работе. В голове я начинаю перебирать наиболее подходящие скрины. Сразу появляются схемы и ответвления от них, если пострадавший начнет реагировать не по сценарию. Все это я знаю наизусть. Но применять на практике…это все совсем по-другому. Когда на тебя сыпется поток эмоций других людей гораздо сложнее оставаться в ресурсе и не поддаваться их настроению. Необходимо применить эмпатию, но в то же время не утонуть в ней.

Автобус останавливается у пит стопа. Все начинают выходить. Я накидываю капюшон от толстовки, а сверху свой пуховик.

– Здесь очень скользко, – предупреждает Хабиб и помогает женщинам, которые спускаются из автобуса. Он ждет меня, чтобы протянуть мне руку. Но я делаю вид, что не замечаю его.

– Я вас раздражаю, да, – догадывается он.

– Да, – не церемонюсь я с ответом. – И очень сильно!

– Всему виной первое впечатление, – выдает он популярную версию. И попадает в точку. Мое лицо неосознанно расплывается в презрительной улыбке.

– О, это вы точно подметили, – говорю я и перед глазами у меня снова проплывает фрагмент из моего прошлого. Как Хабиб в студенческой столовой демонстративно заплатил за меня, приговаривая, что сегодня у него акция помощи бездомным. Это было так унизительно!

– Не пропадайте, – попросил он и направился за кофе.

Я направилась в сторону туалета. Алла крутилась около Хабиба. Он ей понравился. Я считала ее мимику и жесты за пол секунды. О том, что мы знакомы, она понятия не имела. Эту позорную страницу из моего прошлого никто не знал. Ровно и то из какой я семьи. И кто мой отец. Друзей в Москве у меня не было, лишь знакомые. Все свое время я тратила на работу, потому что не хотела больше в чем-либо нуждаться. И у меня это отлично получалось.

****

– Пришли новые данные, – объявил я своим автобусным, когда мы отъехали от пит стопа. – Пятнадцать человек в реанимации. Шансы на выживание десять процентов. Поэтому, пожалуйста, не используем никаких фраз типа: «Все будет хорошо». Это понятно? Главный принцип в работе психолога ЧС – не навреди. На ваших бейджах будет указано только ваше имя без отчества. Говорите уверенно, хоть это и не правда, что у вас большой опыт в работе чрезвычайных ситуаций.

Я отпил из бутылки и прополоскал горло. Автобус мчался на повышенной скорости и иногда меня слегка кренило из стороны в сторону. Я снова находился на ногах перед публикой и пытался запихать в их головы как можно больше информации. Большинство из них понятия не имеют, как работать с жертвами катастроф. Они работают с внутренними детьми своих клиентов, которых не «долюбили» и не «доласкали» в детстве. Это совсем другое.

– Будьте максимально доброжелательны. Легкий телесный контакт. Запомните – легкий. Никаких объятий. Никаких теплых покрывал. Ничего это быть не должно. Сессия на одного человека пятьдесят минут. Не больше. Чтобы не уходить в проблемы одного человека целиком и оставаться объективными. Если не знаете, что говорить, лучше вообще молчите! Но будьте рядом. Никаких фраз «Возьмите себя в руки». Лучше чаще давайте им пить. В случае панической атаки или же истерического психоза подождите пятнадцать – двадцать минут, не вступайте сразу в контакт, но не забывайте про воду. Так…внимание… и сейчас очень важное. Вы не должны забывать о себе! Если кто-то из вас понимает, что сейчас сорвется – используйте дыхательную гимнастику. В случае потери контроля над ситуацией срочно сообщите мне! Категорически запрещены слезы на глазах у потерпевших. Захотите порыдать – идите в туалет! Как обычно работаем в двух направлениях. Профилактика со здоровой частью населения – это девочки и вы, парни. А вторая группа работает с населением в наличии у которых уже могут быть нервно-психические нарушения. Это я, Клавдия Ивановна и Елена Николаевна и штатские. В первой группе будет еще Иван. Он присмотрит за вами. На месте уже работают несколько штатских психологов. Если не решитесь вступить в контакт с пострадавшими сразу, можете посидеть рядом и послушать как это делают психологи ЧС. Вопросы?

Я пристально осматривал каждого из собравшихся. Где вопросы? Почему они молчат? Все совсем хреново!

– Так. Все плохо! – произношу я вслух. – Вы, девушка без имени. Выйдите сюда, – приказал я блондинке в моей толстовке. Пошатываясь, она двигается в мою сторону. Ее походку я помню. Кто-то уже так ходил в моей жизни. С гордо поднятой головой и дерзким взглядом на лице. Кого она мне напоминает? Мозг мучительно перебирал в голове всех знакомых…Нет. Я не помню ее. Но откуда-то знаю. И это очень сильно бесит!