Мне хотелось пнуть что есть дури чемодан на полу, глупо и уродливо раззявивший пасть в ожидании моих юбок и блузок.

– Тесса…

Риина оставила платяной шкаф распахнутым и подошла ко мне. Она сжала мою руку, и я в который раз тупо подумала о том, как это, наверное, Риине неудобно – всегда и везде ходить в этих ее перчатках.

Она так и стояла рядом со мной, неловко взяв мою руку в свою, а я вдруг поняла, что снова плачу.

– Она перепутала. Медсестра. Представляешь? – забормотала я, чувствуя, как злость внутри сдувается в бессильное отчаяние. – Перепутала меня… Говорила, что я уже приходила к маме вчера вечером… А это была не я… Или это вообще не к ней? Она сказала, это был какой-то сбой…

Не знаю, зачем я стала все это говорить. Просто не могла удержать в себе: слова сами рвались наружу. Наверное, я ждала, что найду сочувствие, но Риина почему-то вдруг спросила:

– К твоей маме кто-то приходил?

Я смахнула слезы. Нужно было взять себя в руки, в конце-то концов. Все верно: мне не нужно сочувствие Риины. Она мне не сестра.

– Да нет же, не к ней.

– Но ты же сама…

– У них там все перемешалось. И регистрация визитов тоже.

– Но если к ней вчера кто-то приходил… Неизвестно кто… А потом твоя мама…

Я заморгала. Нет, я ждала совсем не такого.

– Ты о чем?

– Кто-то приходил к твоей маме вчера вечером. А сегодня ей стало хуже…

– Да я же говорю: у них все перепуталось. Не мог к моей маме никто приходить. В системе было отмечено: член семьи. Единственная ее семья – это я.

– Но…

– Риина, я не понимаю, – вскинулась я. – Ты хочешь сказать, что моя мама… умерла из-за кого-то? Кто-то вчера пришел и… не знаю… отключил ее от капельниц? Или, может, впрыснул что-то в ее лекарства? Ты об этом?

Риина чуть отступила:

– Тесса, я не…

– Откуда это? С чего ты вообще такое взяла?

– Тесса, я не говорю, что твою маму… кто-то убил.

Я вспыхнула:

– Ну конечно!

– Я просто говорю, что это странно. Что к ней кто-то приходил, а потом…

– Да никто к ней не приходил! У них там тот еще бардак, и мне даже уведомление о ее… о ее…

Слова встали в горле комом. Глаза в который раз наполнились слезами. Я помотала головой:

– Это бред. Полный бред. Если к ней кто-то и приходил, то уж точно не для того, чтобы навредить.

– Но ты подумай… – мягко продолжала Риина.

Я выпрямилась:

– Зачем ты мне все это сейчас говоришь? Зачем такие предположения?

Риина нехотя кивнула:

– Хорошо, ты права. Сейчас не время. Давай потом, хорошо?

– А потом зачем? Потом о чем? – воскликнула я.

Риина смотрела на меня не моргая, а потом снова заговорила:

– Понимаешь, это странно. Смотри сама. Сейчас не сезон тетры, больных можно по пальцам одной руки пересчитать.

– Двух рук, – машинально поправила я, вспомнив занятые палаты в лазарете.

– Ну двух, – согласилась Риина. – Но ты же понимаешь, что при эпидемии все места забиты под завязку?

Я молчала.

– Дальше. Твою маму понизили. Ты же сама рассказывала… Из оранжерей в подземные огороды…

Еще пару месяцев назад в школе, когда нас еще не отправили на подготовку к выпускным экзаменам, я и правда жаловалась Овии с Рииной на то, что мою маму перевели из цветущих, ароматных оранжерей в подземные гидропонные теплицы (да еще и платили там не семьсот баллов в месяц, а пятьсот). Овия тогда крепко меня обняла, за что я была ей очень благодарна, а Риина вообще ничего не сказала. Но она, выходит, все прекрасно запомнила.

– В гидропоны, – машинально поправила я.

– Все одно. Ее понизили. Из-за возраста, да?

– Она проработала в оранжереях тридцать лет.

– Ну вот… Посчитали, что уже не справляется… Но ты сама подумай: лучше там, под землей, пожилому человеку?

Я не ответила.

– Может, там работа легче? – предположила Риина.

– Работы там было меньше, – неуверенно отозвалась я.

– Или она была просто дешевле. Платили ей совсем не так, ты тоже говорила.

– Говорила…

– Ну вот. А тут твоя мама долго болела…

– Риина, какого терминала, а? – оборвала я.

Тетрой болели всегда – и при эпидемиях, и без них. Не повезти могло любому. Маму понизили, но это и правда из-за возраста, а уж выбирать работу в Ционе без особых привилегий не приходилось. А остальное… Ну кому нужно «добивать» ее в лазарете лишь потому, что она уже не так молода и сил Циону может отдавать все меньше? Теория заговора, достойная антиутопии.

– Риина, – повторила я и перевела дух. От негодования меня так и лихорадило. – Ты злишься на Цион из-за своего отца. И я бы тоже злилась. Я бы, наверное, просадила все баллы, мне было бы вообще на все плевать. Но у тебя это уже не злость, не обида. Это уже другое. Это паранойя. Тебе так не кажется?

– Тесса… – Риина протянула ко мне руки.

– Нет. – Я отстранилась. – Я серьезно. Тебе, может, и голоса слышатся? Или что там еще бывает? – Я опустила взгляд на ее протянутые руки. – Зачем тебе перчатки, а? От чего ты прячешь свои руки? Тоже какая-нибудь мания? Боишься бактерий? Боишься тетру с поручня подхватить?

Риина замерла. Голос ее зазвучал тихо:

– Ты сейчас не в себе, Тесса. Ты готова кидаться на всех и вся. Но отталкивать меня не нужно. Я на твоей стороне.

– На моей? И поэтому ты рассказываешь мне все эти вещи? Чтобы я тоже позлилась на Цион? Этого ты добиваешься?

Я шагнула к шкафу. От предположения, что в понятную, расчерченную на клеточки правил повседневность могла закрасться ошибка, горло сдавило. Риина была права в одном: я хорошо играла по правилам Циона. Я знала, что делать так, чтобы Цион меня вознаграждал, и знала, как избегать штрафов. Иначе на моем счету не значилось бы больше девяти тысяч баллов, накопленных еще до Распределения. И я любила эту понятную, подконтрольную мне жизнь всем сердцем.

– Мне нужно собраться, – бросила я. – Нужно подумать, какая одежда мне нужна, а какую можно сдать на переработку. За это же хоть сколько-то баллов дадут, нельзя здесь ничего оставлять.

Я принялась стягивать блузки с вешалок и швырять их в чемодан. Мне точно понадобятся как минимум три белые: их нужно часто стирать, одной тут не обойдешься. И выходное платье, конечно: темно-синее и сидит хорошо, и смотрится прекрасно. «Все сразу», как говорила мама.

– Тесса, послушай. – Риина подошла сзади и тронула меня за плечо. – Я правда не хочу, чтобы мы рассорились. И я вовсе не хотела сделать тебе больно. Прости. Я понимаю, как это все звучит. Не стоило об этом всем говорить…

– Конечно, не стоило! Это чушь какая-то.

– Хорошо, пусть будет так. Возможно, я и правда притянула что-то за уши.

Риина отошла, сгребла со стола мои учебники и принялась складывать их в чемодан.

– Вот именно.

Я скинула белье с полки прямо на пол и тупо смотрела на груду тряпок, не зная, за что браться. Бело-бурые пятна тканей плясали перед глазами.

Маму не могли отключить от капельниц. Не могли ее списать, как отработавшую железку. Цион так поступить не мог. Ведь Цион строили на благо людей. Для защиты от тетры. И – конечно! – чтобы была на свете справедливость. Риина и правда не в порядке. Ей давно уже следовало сходить к врачу – теперь я в этом убедилась окончательно. Эта ее маниакально аккуратная одежда, странные эти перчатки, привычка молчать и держаться подальше от людей…

Только когда я опустилась на колени, чтобы разобрать чулки (две пары шитых-перешитых сдать на переработку, а одну пару новых взять с собой), в моей голове мелькнула предательская мысль: сбой в лазарете был и правда какой-то странный.

Я МОРГНУЛА, И СЕРЫЙ РЮКЗАК исчез в толпе. Это был непримечательный и довольно обычный серый рюкзак, только вот на лицевом кармане из него торчали желтые нитки – ровно там, где раньше красовался желтый ярлычок Второго швейного кружка. Наверное, показалось…