11 июля 1908 года наш маленький отряд, плывя на лодках по реке Анюю, достиг речки Гобилли. Непрекращающиеся дожди и постоянная прибыль воды в реке очень беспокоили наших проводников-удэхейцев. Они опасались, что их семьи захватит наводнение, и стали проситься домой. Я обещал не задерживать их и отпустить, как только они доставят нас к подножию горного хребта Сихотэ-Алинь.

На речке Гобилли наши лодки несколько раз попадали в опасное положение, из которого мы благополучно выходили только благодаря ловкости и находчивости удэхейцев. Пусть читатель представит себе узкий коридор с отвесными стенками, по которому вода мчится с головокружительной быстротой. Шесты не достают дна, и для того чтобы продвинуться вперед, надо упираться в выступы скал или подтягиваться на руках, хватаясь за расселины камней.

На второй день путешествия по Гобилли мы наконец достигли конечного пункта нашего плавания — небольшой горной речки, которую впоследствии удэхейцы назвали Чжанге Уоляни: это значит «ключ к перевалу чжанге» (чжанге — начальник, старшина; так они звали меня).

У подножия хребта Сихотэ-Алинь мы расстались с нашими проводниками. Удэхейцы вошли в лодки и, пожелав нам счастливого пути, отчалили от берега. Мы остались одни и сразу почувствовали себя отрезанными от мира, населенного людьми. Нам предстоял трудный и долгий путь к морю через горы и пустынную тайгу.

Подъем на гребень Сихотэ-Алиня оказался настолько крутым, что мы вынуждены были идти зигзагами и карабкаться, хватаясь руками за корни деревьев. Самый перевал — это покрытая лесом седловина высотою в тысячу двести метров над уровнем моря. Обломки каменной породы лежат здесь так плотно, как будто кто-то нарочно пригонял их друг к другу.

Добравшись до вершины, мы сели отдыхать. Чжан Бао лег на землю, но тотчас поднялся.

— Сун ню! (Вода есть!) — сказал он уверенно.

Мы стали прислушиваться и действительно услыхали, что где-то неглубоко под землей тоненькой струйкой льется вода. Мы поспешно разбросали камни и через несколько минут открыли источник с чистейшей, холодной, как лед, водой.

Тишина в лесу, гулкое эхо и хмурое небо предвещали непогоду. Когда мы снова выступили в поход, начал накрапывать дождь. Однако, несмотря на ненастье, все были бодро настроены. Сознание, что мы перешли Сихотэ-Алинь и теперь спускаемся к морю, радовало моих спутников.

Горный ручей, по течению которого мы держали свой путь, то низвергался мелкими каскадами, то просачивался подо мхом, заболачивая почву.

Дождь все усиливался и скоро превратился в настоящий ливень. Пока я наносил на планшет наш маршрут, Чжан Бао прикрывал его сверху куском бересты, чтобы защитить от дождя. Но скоро и это перестало помогать. Дождевая вода текла по намокшим рукавам, капала с фуражки и портила бумагу.

Пришлось стать на бивак. Только тот, кому приходилось быть застигнутым в лесу ненастьем, может понять, какое это наслаждение — раздеться и под навесом палатки просушить свою одежду.

2 августа наш маленький отряд достиг реки Буту. Здесь нам часто стали встречаться «непропуски». Горные отроги подходили вплотную к реке. У подножия отрогов образовались глубокие водоемы, и обойти их рекою было невозможно. Нам приходилось с тяжелыми котомками взбираться на кручи.

Этот переход был очень утомительным. Особенно трудно давался он нашему геологу Гусеву, попавшему в тайгу впервые. Он часто отставал, терял наши следы и отклонялся в сторону. Каждый раз приходилось разыскивать его и напрасно терять дорогое время. Близорукий, он плохо видел и в очках, да к тому же часто терял их и тогда становился уж совершенно беспомощным.

Однажды мы дали Гусеву нести алюминиевый котелок. Он привязал его так, что крышка болталась и звенела. Я рассчитывал убить какого-нибудь зверя в пути, но Гусев этим звоном мешал охоте. Он шел впереди, а я производил съемку и немного отстал. Я попросил казака догнать Гусева и привязать котелок как следует.

— Не надо, — ответил казак, — пусть уж лучше идет так. Если он потеряется, легче будет найти его в лесу.

По рассеянности Гусев, собираясь в путешествие, захватил с собой только одну старенькую рубашку, которая скоро изорвалась, но зато у него было три пары кальсон. Он ухитрился надеть на себя кальсоны вместо рубахи. На груди у него получался косой разрез с пуговицами, а сзади — пузырь, надуваемый ветром. Сначала мы все помирали со смеху, но потом привыкли к его наряду.

Пусть читатель не думает, что Гусев был посмешищем для нас. Мы все относились к нему с уважением и всячески старались ему помочь. Больше всего был виноват я сам, потому что взял с собой человека, мало приспособленного к странствованиям по тайге.

5 августа мы дошли до места, откуда уже можно было плыть на лодках. Мы решили выдолбить две улимагды; нашли подходящие деревья, свалили их и очистили от коры. На изготовление лодок ушло четверо суток. Наконец обе улимагды были готовы: одна малая, другая побольше. Оставалось только сделать весла и приготовить шесты.

Накануне отъезда я всю ночь не спал. Меня мучили сомнения. Так ли мы идем? Скоро ли встретим людей? Хватит ли у нас продовольствия? Выдержат ли лодки? И невольно мне вспоминалась старинная русская песня: «Мы не сами идем — нас судьба ведет».

Недостаток продовольствия заставлял нас торопиться. Вода в реке была мутная и все прибывала, а лодки были тяжелы, неповоротливы. В первый же день малая улимагда разбилась о камни. Люди успели выбраться за бурелом, но палатки, фотографический аппарат и значительная часть продовольствия погибли.

Тогда мы разделились на две группы: одна с грузами следовала на лодке, а другая шла пешком. К вечеру 11 августа мы дошли до какой-то высокой скалистой сопки. Казаки принялись устраивать бивак, а я пошел на гору, чтобы посмотреть нет ли где дыма, указывающего на присутствие людей. Сверху мне хорошо была видна долина реки Буту. Около левого скалистого берега на камнях пенилась вода. Правый, низменный берег выступал вперед мысом. Здесь река делала поворот. У поворота, на низменном берегу, наклонившись, росла большая старая ель. Возвратившись на бивак, я сказал Крылову, чтобы завтра он держал лодку поближе к старой ели и подальше от левого берега, где много опасных камней.

Плавание по горно-таежным рекам полно неожиданностей. Ночью старая «натулившаяся» ель упала в воду и вершина ее застряла на камнях у левого берега, а мы, ничего не подозревая, поплыли вниз, стараясь держаться правого берега. На повороте улимагду подхватило сильное течение, и в это время я увидел злополучную ель. Комель ее лежал на берегу, а ствол почти касался воды; ветви были загнуты по течению.

Не успели мы схватиться за шесты, как ель со страшной быстротой надвинулась на нас. Дальше случилось то, в чем я совершенно не мог отдать себе отчета. Помню воду кругом себя, затем пошли какие-то зеленые полосы. Что-то зацепило меня за рубашку, но вскоре отпустило. Потом я всплыл на поверхность и вздохнул полной грудью. Впереди показался из воды обломленный нос лодки, рядом плыли шесты и какие-то вещи. Я сообразил, что надо плыть по течению, забирая все ближе к берегу. Скоро руки мои коснулись дна, и, цепляясь за прибрежные камни и кусты, я кое-как выбрался на землю.

Хорошо, что обошлось без человеческих жертв. С большим трудом мы вытащили лодку из-под плавника. Она была пуста и так изломана, что уже не годилась для плавания. Все наше имущество погибло: ружья, продовольствие, походное снаряжение, запасная одежда. У каждого осталось только то, что было на себе, — у меня поясной нож, карандаш, записная книжка и засмоленная баночка со спичками. Весь день мы употребили на поиски утонувшего имущества, но ничего не нашли.

Печальную картину представлял наш бивак. Все понимали серьезность положения. Обратный путь отрезан: сзади нет ни лодок, ни людей. Нам оставалось одно — идти вперед без всякой надежды найти помощь.

Надо было сразу решить, какой стороны реки держаться: ведь дальше река сделается шире и многоводнее, и переправиться будет труднее, чем здесь. Всем почему-то казалось, что удобнее идти левым берегом. Вскоре Буту разбилась на два рукава, заваленных плавником; по плавнику мы и перешли на другую сторону. Это была ошибка, как выяснилось несколько дней спустя. Левый берег оказался гористым, частые непропуски вынуждали нас взбираться на кручи и тратить последние силы.