— Плохо! — говорил Глегола. — Ничего не видел.

— Уж где тебе добыть зайца! Ты хоть тигра убей, и то ладно будет, — смеялись стрелки.

Но Глегола был человек тихий, терпеливый и не обижался на шутки товарищей.

— Завтра опять пойду, — говорил он им в ответ, смазывая свою винтовку.

Итак, я пошел вперед, а через минуту догнал меня и Глегола.

Стояла холодная погода; земля основательно промерзла, а снегу еще не было. Река быстро затягивалась льдом. За ночь забереги местами соединились и образовали естественные мосты. Чтобы не провалиться, мы взяли в руки тяжелые дубины и, щупая ими лед впереди себя, благополучно и без труда перебрались на другую сторону реки.

Как только мы отошли от берега, сразу попали в непролазную чащу. Сухие протоки, полосы гальки, рытвины и ямы, заваленные колодником и заросшие буйными, теперь уже засохшими травами, кустарниковая ольха, перепутавшаяся с пригнутыми к земле ветвями черемушника, деревья с отмерзшими вершинами и мусор, нанесенный водой, — таков поемный лес, куда мы направились на охоту. Дальше бурелома было как будто меньше, но кустарники и молодые деревья, искривленные и тощие, росли в удивительном беспорядке и мешали друг другу.

Мы шли с Глеголой и разговаривали. Собаку он держал на поводке. Она, тащилась сзади и мешала идти: ремень то и дело задевал за сучки. Иногда Хыча обходила дерево справа, в то время как Глегола обходил его слева.

Это принуждало его часто останавливаться и перетаскивать собаку на свою сторону или, наоборот, самому идти к собаке.

— Пусти ты ее! — сказал я ему. — В таком лесу едва ли зверь будет.

— В самом деле, — ответил Глегола, снял поводок с Хычи и заткнул его за пояс.

Собака, почувствовав свободу, весело встряхнулась и, перепрыгнув через колодину, скрылась в чаще.

Вдруг из оврага выскочила дикая козуля. Навстречу ей бросилась наша собака. Испуганная коза быстро повернула назад. Громадным прыжком перемахнув кусты, она в мгновение ока очутилась на другом краю оврага и замерла.

Глегола быстро прицелился и спустил курок, но выстрела не последовало. Поспешно он снова взвел курок и, приложившись, нажал на спуск, но опять у него ничего не вышло.

Увидев приближающуюся собаку, коза побежала в чащу леса, сильно вскидывая задом.

— Осечка, — сказал Глегола и открыл затвор, чтобы вынуть испорченный патрон, но оказалось, что ружье его вовсе не было заряжено.

Надо было видеть его досаду! Единственный раз иметь возможность стрелять в стоячего зверя и так глупо лишиться такого ценного трофея! И из-за чего? Никогда он не забывал заряжать ружье перед выходом на охоту, а тут, как на грех, такая оплошность! Глегола готов был расплакаться.

— Ничего, — сказал я ему, — имей терпенье, брат! И на твоей улице будет праздник.

Он зарядил ружье, и мы пошли дальше.

За оврагом среди высокой травы часто попадались лежки козуль.

— Вот ты теперь знаешь, где надо искать зверя, — сказал я Глеголе. — Когда подходишь к ним, всегда иди против ветра.

Я объяснил ему, что всякий зверь боится не столько вида человека, сколько запаха, исходящего от него.

Мы устали и присели отдохнуть на краю оврага.

Вдруг в кустах недалеко от нас послышался визг собаки. Мы бросились туда и там, у подножия старой липы, увидели такую картину.

Хыча лежала на спине, а над нею стояла большая рысь. Правая лапа рыси была приподнята для удара, а левой она придавила голову собаки к земле. Прижатые назад уши, свирепые зеленовато-желтые глаза, крупные оскаленные зубы и яростный хрип делали ее очень страшной. Глегола быстро прицелился и выстрелил. Рысь издала странный звук, похожий на фырканье, подпрыгнула и свалилась на бок. Некоторое время она, зевая, судорожно вытягивала ноги и наконец замерла.

Как только собака освободилась, она бросилась было бежать, поджав хвост, но вскоре одумалась и начала лапами тереть себе морду. В это время я услышал шорох у себя над головой. Взглянув на дерево, я увидел там другую рысь, по размерам вдвое меньше первой. Это оказался молодой рысенок. Испуганный собакой, он взобрался на дерево, а мать, защищая его, отважно бросилась на Хычу.

Мы растерялись от неожиданности. Рысенок спрыгнул на землю и исчез в кустах. Собака при появлении нового зверя сорвалась с места и бросилась наутек. Глегола побежал было за рысенком, но не нашел его.

Он взвалил рысь себе на плечи, и мы направились прямо к реке.

— Вот видишь! — сказал я ему. — Теперь ты вернешься с хорошей добычей.

Раза два мне показалось, что рядом с нами кто-то бежит по кустам.

Мертвая рысь была довольно тяжелая, и Глегола часто останавливался и отдыхал. Я предложил ему вдвоем нести рысь на палке, но он отказался и просил меня взять только его ружье.

Пройдя километра два, Глегола стал скручивать папиросу, а я принялся рассматривать убитую рысь и гладить ее рукой по шерсти. В это мгновение я увидел рысенка. Он вышел из травы и внимательно смотрел на меня, вероятно недоумевая, почему его мать не двигается и позволяет себя трогать.

Глегола не мог утерпеть и потянулся за винтовкой. Рысенок испугался и снова исчез в кустах.

На следующем привале мы опять увидели его. Он были на дереве и обнаружил себя только тогда, когда мы подошли к нему вплотную… Так провожал он нас до самой реки, то забегая вперед, то следуя за нами по пятам. Я думал, что удастся поймать его и, быть может, приручить.

Наконец лес кончился. Мы вышли на отмель реки. Рысенка не было видно, но слышно было, как он мяукал поблизости в траве.

Вдруг из кустов выскочили сразу три собаки. Среди них была и Хыча — вероятно, в качестве проводника. По их настороженным ушам и разгоревшимся глазам было видно, что они учуяли зверя. Я принялся кричать на собак, бросился за ними, но не мог догнать их, запутался в зарослях и упал. Когда я поднялся и добежал до места, где неистовствовали собаки, рысенок был уже мертв.

Мне стало жаль погибших животных. В чем провинились рыси? На нас они не нападали и вели себя так, как вели бы себя в таком случае и люди. Мать защищала детеныша, а детеныш следовал за матерью.

Я хотел поделиться своими мыслями с Глеголой, но у него был такой ликующий вид, что я не сказал ничего.

— Поймали и эту! — воскликнул он весело. — Ну, слава богу! Вот удача! Завтра я опять пойду на охоту и возьму с собой всех трех собак.

— Пойдем, брат… — сказал я своему спутнику.

У каждого из нас были свои думы.

Когда мы подошли к дому, стрелки обступили Глеголу. Он начал им рассказывать, как все случилось, а я пошел прямо к себе и сел опять за работу.

Весь день мы провели в фанзе и с вечера завалились спать. Я проснулся рано. Проворочавшись с боку на бок до самого рассвета, я решил одеться и пойти на разведку в надежде убить пару крохалей и посмотреть, как замерзает река.

Когда я выходил из дому, чуть брезжило. На востоке занималась холодная багровая заря, и неясный свет утра уже растекался по всей земле.

По тропе я дошел до реки. Протока, сначала широкая, стала быстро суживаться. Две отмели совсем близко подошли друг к другу — только узенькая полоска воды разделяла их. В этом месте виднелся какой-то темный предмет. Мне показалось, что он шевельнулся. Я остановился, чтобы лучше его рассмотреть, но в это время темный предмет вдруг поднялся на воздух и полетел в лес. Это оказался филин. Я вспомнил, что накануне один стрелок тоже видел филина в воде.

Что он мог тут делать? Я спустился вниз и направился прямо к гальке. Долголетние скитания по тайге приучили меня разбираться в следах. Я стал внимательно смотреть себе под ноги. Вода в протоке была чистой, галька в нескольких местах запачкана отбросами пернатого хищника, а на свежей пороше по льду — десятка два старых и новых следов больших птичьих лап. Значит, филин прилетал сюда часто.