С самого начала культурного вечера Сергею показалось, что Вика чем-то расстроена. Но потом она улыбалась, а он держал ее за руку, и все, казалось, в порядке.
– Пресноватый оказался спектакль, – проронил Сергей, когда они вышли на подсвеченную фонарями московскую улицу. – Уже поздно, я провожу тебя до дома?..
Виолетта ответила не сразу. Она вдруг остановилась, и Сергей увидел, что ей трудно говорить.
– Что такое?.. – его голос понизился.
– Сергей, я… не знаю, как это сказать…
Она начала чего-то объяснять, и вся суть сводилась к следующему: это все нелепо. Он – кандидат наук, она – буфетчица, у которой даже вуза за плечами нет. Про них все шепчутся, над ней смеются. Никто не может в это поверить.
Сергей раскрыл глаза, насколько мог. Он привык не обращать внимания на окружающих до тех пор, пока они в моральном смысле не пытались его ударить подносом по лицу. Или же пока его голова не начинала сама по себе сходить с ума… Но теперь воображаемый поднос обрушился на Виолетту.
– Тебя это волнует?.. – серьезно спросил он. – Тебе важнее остального мнение других людей?..
– Нет, но…
Она очень неровно вздохнула. Сергей еще не понял, обижает ли его происходящее. И стоит ли вообще прилагать дальнейшие усилия.
– Ты сама представь, на что ты ему можешь быть нужна? – спросили ее коллеги по работе – прожженные жизнью столовские работницы, прошедшие закалку многочисленными коллективами и теперь знавшие ответы на все вопросы. – Где ты, а где он?.. Если б ты королевой красоты была при этом… А так – поиграет и бросит, а ты будешь реветь месяцами в подушку.
Сергей не мог знать об этом «напутствии». И вряд ли мог войти в тонкости ее положения. Но что-то внутри подсказало ему, что проблема глубже, чем может показаться.
– А ты сама что думаешь? – вымолвил он.
– Я… – она взглянула на него, и он увидел побежавшие по щекам слезы. – Я не знаю… Прости меня…
– Ну, не надо… Не плачь, пожалуйста, – он сам удивился своей мягкости, когда обнял и прижал ее к себе. И по ответному движению он тут же понял, что она все же думала.
– Вика, мне с тобой хорошо, и я вижу, что тебе со мной тоже. Какой смысл слушать, что треплют злые языки?.. Я хочу узнать тебя лучше. Встречаться с тобой… Я знаю, что много болтаю, – и это не самый большой мой недостаток. Но и слушать тебя я очень хочу. Давай просто будем… ну, будем… Короче говоря… Ты ведь согласна продолжать в том же духе?.. – она взглянула на него и коротко кивнула, его ладонь пригладила выбившуюся из-под ее шапки прядь волос.
Сергей впервые поцеловал ее в губы, и это надолго исчерпало болезненную тему.
Глава 14. Сурова аспирантура, но та еще дура
Как-то на научную конференцию на экономическом факультете заглянули ученые-юристы, поскольку часть вопросов пересекалась с их сферой исследований. Они зачем-то притащили с собой свои чудовищные журналы и пытались раздать их всем желающим. Последних почти не обнаружилось.
Сергей не особенно любил представителей юрфака, считая их занудами, живущими в искусственной вселенной и апеллирующими к несуществующим понятиям с таким жаром, что яичницу можно было приготовить.
Но одну фразочку на латыни, которую услышал тогда, он запомнил и полюбил: «Dura lex, sed lex». То есть: «Суров закон, но это закон». И с тех пор всякий раз, когда кому-либо не нравились законы родной страны, Сергей с основанием говорил, что даже сами законники считают их дурой.
– Станислав Эдуардович, я бы не стал так рисковать, – один из аспирантов вошел к профессору в кабинет, желая поговорить наедине.
– В плане?
– В плане Шлепцова. Чтобы Вам лично брать руководство его диссертацией. Понимаете…
– Ну?
– Я не хочу наговаривать… Но он слишком неустойчивый. Вести себя не умеет. Поговаривают даже, что там с психикой нелады.
– Кто говорит? Девчонки, которых он побросал?.. Нет, Борис, послушайте, – Станислав прекратил дальнейшие попытки. – Возможно, в нем есть небольшая придурь, но для научного работника это скорее плюс, чем минус. Хотя Вы, например, успешно обходитесь без нее. Мыслит он чисто и хорошо, и мне это нравится. В остальном можно и помочь парню, если что будет не так.
Так без присутствия Сергея был заключен важнейший союз, во многом предопределивший дальнейший образ его мыслей и в некоторой степени – образ жизни.
Сергей затруднялся сказать, что он чувствовал к Виолетте. Раньше ему не раз срывало крышу, но теперь это было что-то совсем иное. И отношения развивались не так, как он привык.
Он с удовольствием бы увлек ее к себе еще в вечер после театра. Но что-то его остановило. Он видел ее огромные глаза, обращенные на себя, и совершенно терялся в этом вопросе.
В тот день, проводив Вику до дома, он еще раз поцеловал ее около подъезда и обещал, что спланирует следующую встречу. А пока… Спокойной ночи.
Тема диссертации была выбрана и сформулирована, и Сергея окончательно затянуло в водоворот дум, чтения и дискуссий. Вдобавок Главный вовлекал его во все процессы, в которые в принципе мог быть вовлечен аспирант.
В эти дни Сергей летал на крыльях. Он вдруг почувствовал впервые в жизни, что в песочнице взрослых людей он действительно чего-то значит, и это укрепило его в собственных глазах.
Меланхолия и неуверенность, доселе занимавшие его жизнь, внезапно стали вытесняться новой реальностью. У него была и учеба, и работа – научная деятельность! Это воодушевляло, и он несся на встречи с научным руководителем, как ласточка стремилась к своим мушкам.
Сергей вдруг понял, что он именно этого и хотел в своей жизни – свежего, умного и неформального. И если кто-то мог ему дать такое, это был его научный руководитель.
Это была настоящая любовь к душе. По Платону. Высокая, светлая, космическая и вечная. Она пока не требовала ничего взамен. Но получала все, что было необходимо для того, чтобы жить и действовать.
Для Сергея этот человек, с которым он хотел бы общаться несравненно больше, но так и не смог этого сделать из-за его занятости, навсегда остался солнцем.
Сергей никогда не рассказывал, что за ужасы терзали его на самом деле. Но когда раз или два он приходил к профессору, подавленный и истерзанный стандартами общества, то шаг за шагом мог постичь истинную философию бытия.
– Я сам знаю, каково это быть в таком настроении… Любая потеря и трудность может восприниматься порой как конец света… Особенно в Вашем возрасте. Но поймите одну вещь: сейчас важнее всего – иметь правильный потенциал и положительную динамику для его реализации… И они у Вас есть. Вы забудете о своих проблемах незаметно. А когда однажды ты оглянешься, окажется, что ты уже другой человек. Такой, что ты и сам себе еще позавидуешь. Кофе выпить хотите?..
К студентам и аспирантам было принято обращаться на «вы», но в минуты человеческого общения и при большой разнице в возрасте это правило иногда нарушалось.
Глава 15. «Любовь, а не немецкая философия служит настоящим объяснением этого мира» (О. Уайлд)
Сергей некогда отрицал состояние своего тела, давая волю желаниям, а затем стал отрицать желания, присудив приоритет физическому здоровью.
В нынешний же момент в нем творилось нечто невообразимое: чувство эйфории и обострившийся вкус к жизни смешались со страстью и новыми для него эмоциями.
В моральном смысле он уже обладал ей. Он не хотел предоставить ей ни дня без себя: приходил, просто был рядом, болтал на всевозможные темы. Вика же отвечала ему открытым внимательным и светящимся взглядом, в котором он не мог до конца прочитать ее мысли и намерения.
Что же будет дальше?..
На первых курсах института Сергею хотелось найти родственную душу. И он думал, что таковую обрел в дружеских отношениях. Однако последние не выдержали проверку на прочность, и Сергей в конце концов решил, что эта тема для него закрыта. Каждый раз, когда потребность в общении по душам возвращалась, он напоминал себе, что излишнее сближение ни к чему хорошему не ведет.