– Знаешь, что? Я в книге читала: такое поведение развивается на фоне депрессии. А депрессия, сплин, тоска – это серьезное заболевание. Может, к врачу? – спросила она вечером у Егора.

– Да какая депрессия, о чем ты, Дашка? Работу надо нормальную искать, – Егор вздохнул, помолчал, словно сил набирался перед затяжным прыжком, – Надо ехать, Даша, в Питер. Никуда не денешься. Пчелин давно меня звал. Кто знает, может и наладится наша жизнь, Дашка.

Она ничего не сказала в ответ. Что тут скажешь? Егор был прав. Родителям который месяц не выплачивали зарплату. Свекровь потеряла всякую надежду на законные жалкие копейки пенсии, и тайком от всех собирала бутылки в парке. Декретные выплаты, которые были получены Дарьей, быстро таяли. Чего ждать? Нет, держать Егора она не будет. Наверное, такую жизнь семейной не назовешь, но… Пусть едет. Ей будет спокойней. Главное сейчас – безопасность и нормальное развитие ребенка. Это – самое важное.

Егор все решил. Если он сходит с ума, то самое лучшее – уехать из дома. А вдруг он, находясь в горячке, что-нибудь натворит? Вдруг он навредит жене, матери? Может, это – правда, депрессия? Черт знает этих психологов – может быть, они правы? Уедет к Пасечнику, начнет зарабатывать бабло, забудется. Он так и не сказал Дашке, что получил от него на днях телеграмму. Пасечник приглашал на свадьбу. Настоятельно приглашал. О свадьбе говорить жене не хотелось – куда ей с пузом ехать? Да и не в свадьбе дело – Леха предлагал работу в охранном агентстве «Пчелин и Ко».

На сборы оставалось всего два дня.

Московский вокзал встретил Егора шумом и суетой. Множество ларьков торговало разной ерундой: шоколадками, майонезом, пивом, водкой, сигаретами. В киосках предлагали газеты и журналы с кричащими заголовками: «У Аллы Пугачевой объявился внебрачный сын», «Сюткин продал жену за три копейки», «Группа «На-на» состоит из женщин». Пресса разлеталась как горячие пирожки. Главным образом, из-за обилия кроссвордов и сканвордов на задней полосе – люди любили скоротать время в дороге, решая головоломки.

Егор зашел в павильон с вывеской «Шаверма». Захотелось попробовать заморское лакомство. На вертеле крутилось нечто, напоминающее огромный кебаб. Мужик с зубочисткой во рту ловко срезал с него куски, бросил на тонкую лепешку, зачерпнул с тазиков овощей и залил массу розовым соусом. Быстро завернув содержимое «шавермы» в конверт, вручил сверток Егору.

Как ни странно, запах от конверта шел аппетитный – есть можно, если не смотреть на неряшливого продавца и мух, навеки погибших на липких лентах, свисавших с потолка павильона. К шаверме предлагались напитки: чай, кофе, вино, пиво, водка. Егор попросил чай. Пластиковый стаканчик с одиноким пакетиком, залитым кипятком, невозможно было удержать в руках. Пришлось присесть за грязноватый столик. Егор откусил от шавермы, пожевал… Вкусно. Кетчуп с майонезом неплохо сочетались с куриным мясом. Куснул еще раз, и… нащупал языком что-то острое. Выплюнул на ладонь… зубочистку. Ту самую зубочистку, которая пять минут назад была во рту чернявого.

Злость накрыла Егора, как цунами прибрежный город. Он, отбросив от себя пластиковый стол, в один миг подскочил к продавцу. Мускулы налились злой силой: Егор схватил щуплого мужчину за шиворот, и стал запихивать недоеденную шаверму ему в глотку:

– Жри, гадина, жри! – приговаривал он. Продавец давился, дрожал, мычал что-то.

Из подсобки вдруг выскочил второй, видимо его напарник. Что-то прокричав, кинулся на Егора. И зря. Егор одним крепким ударом отбросил напарника метра на три, не меньше. Тот, пролетев довольно длинную дистанцию, ударился об стену. Посыпалось стекло. Со всех сторон к павильону устремились коллеги продавца, охрана и зеваки. На Егора набросилось пять человек одновременно: крик, шум, гам, удары по голове.

Пронзительный свист отрезвил воинственных мстителей. Два дюжих молодца в милицейской форме стояли среди общего хаоса. Драка прекратилась, и окровавленного Егора без лишних выяснений поволокли в обезьянник, бросив на заплеванные нары. Егор заставил себя успокоиться, и это ему, хоть и с трудом, удалось. «Зашибись – приехал в северную столицу. Покушал, блин», – с ненавистью подумал он.

Мд-а-а, сколько раз перед экскурсией в Ленинград мама предупреждала его:

– Сынок, никогда не покупай пирожки на улице. Можно отравиться, – и вручала ему, четырнадцатилетнему, китайский термос с чаем, бутерброды с жареной колбасой и вареные яйца.

Но Егор все равно, по запаху находил заветный уличный лоток, где на промасленной бумаге ровными рядами лежали тоненькие, похожие на сосиски, жареные пирожки с повидлом и ливером. Стоили они копейки и были невозможно вкусны – он тогда мог съесть десяток за один присест. Термос и мамина еда нетронутые, уезжали обратно. И непостижимо: дома, среди ночи, Егор с удовольствием доедал мамин паек. Чай казался особенно вкусным, а холодные бутерброды – ароматными. Мама не ругалась, догадываясь обо всем.

– Ты, сынок, неисправим, – смеялась она, – я, знаешь ли, будучи студенткой, тоже питалась «тошнотиками». С повидлом – самые вкусные.

– Не, с ливером, – возражал сын.

– С повидлом безопаснее!

– С ливером!

– А самые вкусные – ленинградские пышки! С кофе! – старалась закончить спор мама.

– Не! Самое вкусное – это твой чай с бутербродами! – шумно прихлебывая настоявшийся напиток, примиряюще говорил Егор.

Куда пропали «тошнотики», продавали которые милые толстые бабоньки в фартуках? Везде расплодились грязные ларьки с чебуреками, шавермой и люля-кебабами. Егора трясло: ведь неспроста была кинута в лаваш проклятая зубочистка. Торговцу повезло: Егор не успел его размазать по стенке – забрали. Главное, что эта едальня так и будет травить людей дальше. Неужели такая страна устраивала Пчелина?

Непонятно, сколько прошло времени, когда его кто-то окликнул.

– Егор Алексеевич Спицин?

Перед решеткой обезьянника стоял здоровенный, под потолок ростом, мужик в кожаной куртке. Бритая голова блестела в свете тусклой лампочки.

– Алексей Петрович Пчелин приказал вас встретить, – ласковым баском рокотал лысый мужик, и, сменив официальный тон на обычный бытовой, хмыкнул, – ты че, братан, в замуту попал? Зря ты, без команды у нас в замес не влезают! Но лично я – одобряю!

Мужик протянул Егору ладонь с лопату величиной:

– Серега Черепицин! – представился он.

Егор пожал руку Сереги. В этот момент к обезьяннику подошел милиционер и заскрежетал замком.

При своем немаленьком росте и довольно брутальной фактуре рядом с Черепициным Егор казался щуплым хиляком. Интересно, откуда повылезали этакие молодцы. На улице просто так их не встретишь. Серега по улице шел, как слон по джунглям, спокойно поводя широченными плечами. Вокзальные шаромыжники огибали его за версту, как мелкие суденышки огромный пароход. Парней ждала черная иномарка, БМВ, немка, красавица с удлиненным корпусом, приземистая, похожая на летающую тарелку.

– Видал? – спросил Егора Черепицин.

– Приходилось, – кивнул Егор. Соврал. Во время службы в Германии он искренне считал, что шикарней «Трабанта» просто ничего нет.

– Малехо освоишься сначала. А вообще, Пасечник ее для тебя приготовил. Ну, как тебе тачка? – улыбался Серега.

– Нормально, – ответил Егор. Куда уж больше. Внутри автомобиль напоминал космический корабль: мягкие кожаные сиденья. Кондиционер. До смерти хотелось сесть за руль, чтобы проверить, какова тачка в деле, но Черепицин предупредительно хохотнул:

– Не, братан, пока рано. Покатаемся по Питеру, выучим маршрут, тогда… Что такое пробки, в курсе, паря?

– Как в Мехико?

– Ага, – Серега заржал, – сериалов насмотрелся?

– У меня две женщины в доме, сечешь? – улыбнулся Егор. Серега начинал ему нравится. И да, лучше такого быка иметь в приятелях, нежели во вражеском стане.

Машина мягко, почти бесшумно тронулась с места и величаво двинулась по Невскому. Мимо проплывали рекламные вывески на стеклянных витринах магазинов, сплошь иностранные. Мягкий свет за сверкающими стеклами, красивые лица блондинок или брюнеток на рекламных баннерах, вызывающе вывернутые, красные их губы манили: купи, купи, купи, и ты станешь такой же, как я!