Отпер дверь, положив тяжелый, в советское время выкованный, а потому надежный калачик замка, на подлокотник крыльца, и ступил в темные сени. Пахло сухой землей, но гнили не чувствовалось. Скупой дневной свет еле-еле пробивался сквозь маленькое оконце. Широкая лавка вдоль стены с оцинкованными ведрами. Коромысло на гвозде. Деревянный шкаф – наверное раньше в нем хозяйка хранила молоко, масло и простоквашу. Низенькая, обитая дерматином, дверь в горницу – Егор потянул за ручку, затаив дыхание: что его ждет там, за этой надежной, крепко сколоченной дверью?

Открыл… и зажмурился прямо! Яркие солнечные лучи били в окна беззастенчиво, жарко! Стены, на южный лад крашеные побелкой, добавляли комнате воздуха и объема. Янтарные лавки вдоль, крытые домоткаными половичками, были широки – ночь на них проспишь, на пол не свалишься! Самодельный грубый стол твердо умостился на крепких ногах. В углу – буфет, изготовленный теми же умелыми, хоть и грубоватыми крестьянскими руками. Две низеньких кровати с высоченными перинами, пирамидой сложенными, одна на другую, красовались по разные стороны горницы. Беленая печь неуклюжей громадиной царила в избе, нисколько не умаляя ее пространства.

– Сколько же ты, голуба, дров зимой жрешь? – Егор провел рукой по шершавому боку печки, – это я замучаюсь запасать тебе прокорм, а?

И вдруг он, в первый раз за последние три года, по-хорошему улыбнулся той самой широченной русской, доброй и открытой улыбкой.

В дверь постучали. Смело, кулаком, видно было, что стучавший ничего и никого не боится, чувствуя себя здесь полным хозяином. Егор открыл. Перед ним стоял приземистый, коренастый мужичок, не по сезону одетый в плотную куртку–афганку. Пуговицы куртки с огромным трудом были застегнуты на круглом брюшке, и это придавало мужику забавный вид. Маленькие, глубоко посаженные глазки смотрели на Егора снизу вверх оценивающе, настороженно. Их обладатель, с подозрением оглянув горницу, поздоровался, но руку не протянул.

– Здрасти. А я смотрю, кто тут в Северьяновом доме хозяйничает? Ворья ныне развелось – спасу нет!

Егор молча вынул из рюкзака пакет с документами, протянул мужичку бланк купли-продажи. Тот неторопливо осмотрел бумагу, даже на свет проверил. Егор хмыкнул насмешливо. Бдительному соседу не понравилась усмешка, и он острым глазком зыркнул в его сторону.

– Понятно. Будем, значится, рядом проживать. Я – Александр. Саша Некрасов, – он показал в сторону окон, – мой дом, вот он, наискосок. А другой – бабки Верки. Так что…

Некрасов попятился к двери и уже на выходе бросил сурово:

– У нас народ тут, в основном хороший, не барагозит попусту. Ты уж уважай наши порядки. А то…

Егор за все это время не проронивший ни слова, стоял посередь избы, широко расставив ноги. Ему не понравился сосед: сложно было воспринимать его хозяйское, без предупреждения, вторжение. Судя по всему, Некрасов так же отнесся к новому жильцу. Он еще раз неприязненно взглянул прямо в глаза Егора и аккуратно затворил за собой дверь.

Оставшись в блаженном одиночестве, Егор раздраженно похлопал себя по нагрудному карману. До смерти захотелось курить, а он, как назло, недавно решив бросить это занятие, специально не купил с собой ни одной пачки. Самоуверенный идиот! В тайге, да здоровый образ жизни! Тут и самогонку начнешь хлебать ведрами с такими товарищами! Ишь ты: пор-я-я-ядки! Только-только приехал, не осмотрелся еще, а уже гости нагрянули со шмоном.

Егор чертыхнулся и опять посмотрел на здоровущий бок русской печи. Раскорячилась тут, королевна – ни проехать, ни пройти! И тут, на аккуратном уступке, он увидел заросшую паутиной стеклянную банку. Взял в руки, сдул пыль, открутил плотно привинченную крышку и… чуть не прослезился от благодарности. Банка была полна отлично высушенного, мелко молотого табака! Рядышком лежала, завернутая в кулек, стопка папиросной бумаги. Егор быстренько свернул «козью ножку». Чему-чему, а этому делу он еще в армии научился. Нашарил в рюкзаке коробок спичек и поджег самокрутку, с удовольствием затянувшись сладковатым, терпким дымком.

Неприятные мысли и раздражение тотчас же улеглись. На душе прояснилось – посветлело. Значит сам дом пригласил Егора к себе, предоставив отличного табачку для знакомства. Видать, хорошим человеком был неведомый Северьян, царство ему небесное! Значит, все у него получится! Добрый знак! Ну а сосед… что сосед… А сам бы Егор не сходил бы проведать? Мало ли какой лихой горилла в чужую избушку заглянул. Правильно, нечего тут на рожон лезть.

Егор оглянулся: работы много. Нужно привести в порядок жилье: выколотить пылищу из пуховых перин, вымести паутину из углов, кое-что простирнуть и вытряхнуть. Провести ревизию в сарайчике: может, найдется в нем коса, топор, да еще какой-нибудь нужный в хозяйстве инструмент. Не помешает осмотреть и крышу, чтобы не случилось неприятных сюрпризов в дождливую погоду. Много дел, только поворачивайся.

Нет, а все таки сосед – упырь. Не нравится он Егору.

Весь день Егор возился по хозяйству. К его радости, в маленьком сарае, примыкавшем к дому, нашлось все, что нужно. Коса-литовка, заботливо завернутая в тряпицу, не потеряла своей остроты. Егор за час выкосил участок, и крапива легко падала от малейшего прикосновения к ней. Новый хозяин осмотрел нижние венцы: подгнили, требовали замены. Хлопотно, но куда денешься? Крыша, слава богу, была цела. Удобства на улице – не беда, не принц какой, побегает. Оставалось затопить печь, чтобы проверить, не дымит ли где?

В дровянике штабелями сложены сухие березовые и осиновые поленья: хватит на два года. Егор набрал охапку, отнес в дом. Проверил вьюшки, почистил, где надо. Скомкал старую газету и поджег ее, поместив в жерло. Газета быстро прогорела, обнаружив отличную тягу. Немного бересты, тонких щепочек для растопки, пара чурочек – огонь занялся дружно и весело, а дым сразу же повалил из трубы.

Егор быстро вскипятил чайничек, заварил чай, достал из рюкзака пачку простенького «курабье» и напился в первый раз за день крепкого, душистого чаю. Свернул еще одну самокрутку – закурил, задумался. Черепицыну нужно сказать огромное спасибо – удружил. То, что надо. То, чего хотелось, Егор получил.

– Егор, без обид, все что мог. Может, время выиграешь. Пасечник говорил, что здесь тихо.

В последний раз они тогда встретились. И теперь, может, не увидятся никогда. Да и зачем? И без того тошно…

Пасечник, надо же… А ведь когда-то он был просто Лешкой. Лехой Пчелиным, армейским дружком Егора.

Ноябрь 1989 г.

Егор крепко сдружился с Пчелиным еще в армии. Леха был родом из Ленинграда, считай – земляк. Егор, тихвинец, очень обрадовался земеле: часть была переполнена незнакомыми, воинственными и агрессивными дедушками.

С первого же дня после учебки между Егором и дедами завязалась крепкая драка, грозившая закончится серьезными увечьями. Днем Егор, молодой и отчаянный, наотрез отказался «проходить вождение», ползти на пузе под двухъярусными кроватями, расположенными рядами в длинной казарме. Дембеля отметелили Егора так, что живого места на нем не видно было.

На разводе Егор молчал как партизан. Дежурный офицер равнодушно скользнул по нему взглядом, и пошагал дальше, оставив после себя терпкий запах одеколона и гуталина. Хотелось крикнуть вслед: «Что же ты, гад! Пацанам почки отбивают, а ты молчишь?» Но Егор, сжав зубы, стоял, вытянув руки по швам.

После развода он ощутил на плече чью-то руку:

– Не струхнул, парень, молодец, – Егор увидел широкое, чернобровое лицо с синими-синими глазами, – ты откуда, душара?

– Из Тихвина.

– Да ты че? Земеля! Держись меня, не пропадешь! Ну, бывай, – парень хлопнул ладонью по плечу Егора и отошел неторопливо, враскачку.

Так и познакомились. А потом и подружились. Леха не раз прикрывал Егора от дедов, но и Егор – не лыком шит.

Однажды Леха показал фотографию своей невесты Танюшки. И Егор, увидев милое лицо, пропал, раз и навсегда. Огромные глазищи, в пол-лица, загадочная улыбка на полных губах, и волосы… Густые, тяжелой копной, длинные, закрученные тугими локонами как у средневековой принцессы.