Он накинул ей на плечи куртку, хотя было ещё тепло. Поздняя осень в этом году была на редкость солнечная, температура рекордно высокая. Погода удивляла.

На каждом шагу встречались лавочки и урны. Изредка мимо проходили люди, некоторые сидели и что-то пили, жевали, беседовали.

– Чего бы тебе хотелось? – спросил Андрей.

– Мороженое хочу, – жалобно произнесла Наташа. – Ну, такое, в вазочке, шарики цветные. Фисташковый шарик, клубничный, и ванильный. В том кафе, за забором, на воле.

– Ну ладно, пойдём на волю.

Они вышли за больничные ворота. Кафе было близко.

Наташа выбрала столик в углу. Официант принёс мороженое и чай. И Наташа впервые за долгое время ощутила вкус и запах. Наконец-то она отвела душу. Возвращаться не хотелось, но пришлось.

В отделении был тихий час. Все отдыхали в своих палатах. Андрей ушёл. Наташе стало тоскливо. Она вышла в коридор. И увидела пожилую санитарку. «А, та самая, тёть Зина», – вспомнила она.

– Что же ты не отдыхаешь, миленькая? – подошла к ней тётя Зина. – Иди-ка ты к себе, полежи.

– Не хочется, скучно мне, тоскливо, – ответила Наташа.

– А ты книжку почитай. Помолись. Ты же крещёная. А крестик не носишь, зря, – сказала санитарка.

– Откуда вы знаете? – удивилась Наташа.

– Вижу, – сказала та. – Православная ты.

– Ну, да. Верно. А вообще, про Православие много всякого говорят, – сказала Наташа. – Что религия рабов, что застывшая, не развивается. Что религия убогих. А вот на другие веры так не нападают. Их спокойно принимают.

– Ну так, миленькая ты моя, это и понятно, – мягко сказала тётя Зина. – А что же ты хотела? Ненавидят, потому и нападают. Ни на иудаизм, ни на мусульманство, ни на католицизм, ни на буддизм. Это всё приемлют. И секты всякие, и психомедитации, и психологические практики. Потому что те помогают открыть сознание для внедрения бесам.

Ведь бесов больше всего допекает именно оно, наше православие. Очень оно им опасно.

– Ну, странно как-то, – сказала Наташа. – Какие-то бесы, не верю я в них.

– А зря, – ответила санитарка. – Все твои беды от них. И беды твоих родителей. Что же ты, крещёная, православная, а такое творила? Ведь нельзя в воскресенье работать, воскресный день – Божий день, вот всё и полыхнуло, всё и сгорело! И не венчанная ты жила с мужем, и грешила. Всё и порушилось! Вот как выйдешь отсюда, иди к батюшке Рафаилу, он святой, батюшка-то, старец, он тебе сыночка-то найдёт.

– Да как я старца разыщу? Дайте адрес, – пробормотала поражённая Наташа.

– Захочешь, найдёшь. Иди уже, – строго сказала тётя Зина.

В палате оказалась Эля.

– Я к тебе в гости, – заявила она, улыбаясь. – Проскользнула незаметно.

– Слушай, тёть Зина всё обо мне знает, откуда?

– Она прозорливая. А я по делу к тебе.

– Насчёт мухомора? – спросила Наташа.

– Нет. У меня прокладки кончились.

Зимой Андрей забрал Наташу из больницы. Он закутал её в длинную шубу из белоснежного пушистого песца, надел ей на ноги кожаные сапожки с меховой оторочкой, и бережно посадил в салон машины. Наташа задумчиво улыбалась. За окнами авто было особенно светло от снега. День был ясный и морозный. Они ехали по сияющим белым улицам, стояли на светофорах, сворачивали в переулки, выезжали на проспекты, и вот вдруг остановились возле роскошного ресторана. Андрей распахнул дверцу салона, подал ей руку, и как-то слишком уж торжественно повёл к двери здания. Наташа всё поняла. Он хочет сделать ей предложение! Она остановилась, резко повернулась к нему и сказала, решительно глядя в глаза:

– Нет, нет и нет! Пока я не найду сына, нет! И не думай!

– Но ты не знаешь… – начал, было, он.

– Знаю! Что ж здесь не знать. Я выйду за тебя, но только когда сына найду.

– А если…

Но она оборвала его:

– Никакого если. Я знаю, где искать.

Шли дни, недели, месяцы. Наташа ходила в разные храмы, стояла на церковных службах, вдыхала запахи ладана, ставила свечи, молилась возле икон со святыми ликами, горячо просила помощи, прикладывалась к мощам святых, расспрашивала батюшек, но никто не знал, где найти старца Рафаила. Монахов и иноков с таким именем много, и игумены есть, но где, какой старец, кто ж его знает? Однажды она исповедовалась у одного молодого батюшки. Он был высокий, красивый, с пышными длинными волосами и курчавой бородкой. Наташа рассказала ему всю свою жизнь, поведала о своём горе, расплакалась. Где найти отца Рафаила? Никто не знает, никто не может ей помочь! Неожиданно батюшка сказал, что слышал о таком старце. И посоветовал Наташе паломничать в один женский монастырь. Там она сможет как-то всё разузнать.

И вот она в монастыре. И снова зимний день. Кирпичная стена, покрытая инеем, витые металлические ворота, большой белый заснеженный двор, трёхэтажное кирпичное здание, высокое крыльцо со ступенями. Матушка игуменья лет сорока в широком чёрном одеянии, большой крест поблёскивает на груди. Лицо у матушки узкое, сосредоточенное, на голове апостольник. Она спрашивает:

– А что вас, Наталья, привело к нам сюда?

– Ну как, это святое место, чистое, нет искушений, нечисти всякой там, какой полно в мирской жизни, бесов.

Матушка улыбается:

– Ошибаетесь, Наталья. Бесов здесь намного больше, чем в миру.

– Как??? – опешила Наташа. – Здесь???

– Конечно, – ответили матушка. – Монастырь это линия фронта. Духовного фронта. Здесь кипит бой! Ведь для бесов совратить монастырскую чистую душу намного важнее, чем мирскую. За каждого совращённого монаха бес получает особое повышение в звании, так сказать – звёздочку на погоны. Как за тысячу мирских.

– Мирских грешников?

– Не совсем. Их интересуют чистые души. Грешниками они мало занимаются. А зачем? Грешники и так им принадлежат. Ты ведь попаломничать приехала? У нас есть гостевые кельи, пойдём, покажу. И первое тебе послушание – помоги нашим сестрам на кухне.

Келья была небольшая, узкая, с полкой вдоль одной стены, там стояла икона Божьей Матери Казанской. А напротив – кровать, тумбочка, шкаф. Наташа разложила по местам вещи, переоделась, и спустилась вниз. Кухня оказалась длинная, с тремя холодильниками и четырьмя плитами, на них бурлили большие кастрюли. Невысокая пухленькая девушка в тёмной одежде сноровисто работала, гремела посудой, что-то резала, чистила, тёрла.

– Инокиня София, – сказала матушка, – а это паломница Наталья. Помощница тебе.

Наташе тут же поручили чистить картошку. Рядом стоял мешок.

– Всю надо начистить, – сказала инокиня строго. – Нужно ведро картофеля.

– Так много? – ахнула Наташа.

– Это ещё не много, – сказала инокиня. – Тут кроме сестёр ведь и батюшки приходят к трапезе, и помощники, и паломники бывают. Сегодня их нет, так что мало.

Наташа взялась за чистку. Инокиня подгоняла. Наташа спешила. Вскоре она натёрла мозоль на большом пальце. Потом порезалась. Но терпеливо делала свою работу. Потом пришла другая сестра – послушница Татьяна. Дело пошло быстрее.

– Мать София, – обратилась Наташа к инокине. – Вы не знаете, случайно, что-нибудь о старце Рафаиле?

– Случайно знаю, – ответила девушка. – Он живёт на Афоне, но иногда приезжает в Россию, проведать своих чад духовных. Очень редко.

– А когда он приедет сюда? – оживилась Наташа.

– Неизвестно. Может, никогда. У него по всему миру чада, – ответила инокиня. – Но вы молитесь, и всё возможно. Для Бога нет пределов.

Семь лет Наташа подвизалась в монастыре. Жила там недели, месяцы, потом возвращалась домой, в особняк Андрея. И снова уезжала. Андрей смотрел на неё нежно и восхищённо. Он ждал. А Наташе стало нравиться в монастыре. Трудно, работы много, но попривыкла. Случались порой конфликты между сестрами, но ничего, всё потом улаживалось. А как хорошо было в монастырском храме! Наташу благословили петь на хорах. Ей это очень нравилось! Голос у неё оказался чистый, проникновенный. В храме было довольно много прихожан. Наташин голос узнавали, и когда её не было, многие спрашивали о ней. Наташа возгордилась было, но потом смирила себя. По праздникам особо усердных прихожан приглашали на монастырскую трапезу. Вот работы-то было сестрам! Иногда происходили интересные, просто невероятные события! Жизнь оказалась не простая, и весьма наполненная. Наташа выучила несколько молитв, и ещё одну, самую важную – Иисусову. Произнося её, она горячо, с болью в сердце, молилась о сыне.