На экране возникла реклама, и Олег задремал, уронил голову на грудь, и вскоре уснул под звуки телевизора. Он громко храпел. Ему снился ринг. А за окнами ночь расцвела огромной лиловой лилией с яркими сверкающими пестиками реклам и фонарей.
В понедельник работы было мало. Пришёл лишь студент – распечатать дипломную работу с флэшки, и подросток – распечатать фотографии. И всё. Днём Роман Григорьевич удалился, а спустя час разбежались и сотрудники. Вера с Машей-Дашей пошли в ближнее кафе. Они решили отметить прекрасный весенний день, гармонию в душе и в воздухе, и взяли графинчик водки и сладкое вино. Водку подали в стеклянной колбочке. А вино – в бокале. Для Веры. На закусь взяли пиццу и салатики. Соседние столики были пустые, посетителей в кафе не было, кроме подруг. Маша подняла тост:
– Девчонки, мы как королевы, одни в этом зале. В этом дворце мы единственные. И нас обслуживают слуги. Это наш родовой замок!
– Да, нам только и осталось, что мечтать и фантазировать, – сказала Даша.
– Дашка, ну ты всё портишь своим пессимизмом, – нахмурилась Маша. – Ну, залпом, за нас, за прекрасных принцесс!
Её крупное одутловатое лицо просияло, длинные тонкие губы раздвинулись, словно широкая щель, и она вплеснула туда водку.
Её примеру последовала Даша, боднув воздух своей большой башкой со щетиной разноцветных волос, похожих на стерню. Вера хихикнула, глядя на подруг, и пригубила вино. Взяла кусок пиццы, откусила.
– Эх, хорошо-то как! – выдохнула Даша. – Наливай!
Выпили ещё. Вера допила свой бокал, и ей заказали ещё вина. У женщин глаза заблестели, щёки раскраснелись. У Веры слегка припухли губы.
– Девчонки, а помните, помните? – сказала Маша.
– Помним-помним, – сказала Даша. – Я помню, как мы Верку нашли. Сидела в мегацентре и ревела. Сумку у неё уперли. И с работы уволили.
– Ну, во-первых, не уволили, а сократили! – вспыхнула Вера. – Я что, виновата, что половину больниц позакрывали. А я медсестрой была. И устроиться негде – везде много больниц сократили, врачей, персонал весь – на улицу! Я даже уж, с отчаянья, хотела даже в психдиспансер санитаркой, но и те посокращали, позакрывали.
– Конечно, земля в Москве дорогая, вот бизнесмены и скупают площади, а здания на снос.
– Нет, принцессы, не раскисать, команда прыгать и плясать! – вскричала Маша и так дрыгнула ногой, что столик отъехал в сторону, стул качнулся, и она грохнулась на пол. Но тут же поднялась, пододвинула стул, уселась на него боком, закинув нитеобразную ногу в золотистой лосине на другую, и снова наполнила свою рюмку. Лихо опрокинула её в щель рта, и затянулась сигаретой. Даша тоже закурила.
– Эх, хорошо сидим! – голос у Маши был низкий, мужской. – Верка, а ведь это мы тебя в «Ясюкям» привели, мы тебя и в подруги взяли, заценила?
– Маш, а помнишь, помнишь? – сказала Даша и захохотала.
– Это как я на столе голая танцевала, ты о том? – хохотнула Маша.
– Да, ты мне рассказывала так прикольно, там одни мужики были, и вахтёр пришёл, который у тя в подъезде сидел. Он прямо писал кипятком от восторга.
– Ну да, я пьяная была. Зато потом, каждый раз, когда я мимо проходила, он говорил: «А, Маш, ты так классно на столе голая плясала». Мне жутко неудобно было.
В это время в кафе вошёл высокий квадратный мужчина с длинными волосами цвета переспелой пшеницы. Маша с Дашей замолчали и с интересом взглянули на него. Вера тоже посмотрела. На вид лет под сорок, квадратные плечи, квадратный подбородок, крупный нос.
– Хороший жеребец, – оценила Маша. – У мужчин нос как член. У этого, видать, самое оно. Как думаешь, Вер?
– Думаю, это профессор, – сказала Вера первое, что пришло в голову.
– Ну, мы сейчас это выясним, – заявила Маша, и уверенным шагом направилась к устроившемуся возле окна мужчине.
Вскоре квадратный уже сидел за их столиком, потягивал коньяк и вещал:
– А вот как вы считаете, почему после падения Берлинской стены и развала СССР не был подписан новый Вестфальский мир или Версальский договор? Молчите? А-а! Ну, вот почему, думаете, геополитические державы тех времён, прежде всего США, устранились от установления нового мирового порядка? Молчите? А-а! А просто не было желания доверить всё умелой дипломатии – предпочли путь глобализации и права на гуманитарное вмешательство, которое стало новым правилом…
Тут Маша перебила его:
– Вы такой потрясающий! Давайте знакомиться! И пойдём ко мне, всей компанией ко мне в гости! У меня дома потрясающая собака, сучка Герма, ну такая умница! Как-то я делала салат, тут завопил мобильник, я вышла в коридор на минутку, взять телефон, а когда вернулась – салата нет, тарелка пустая, а Герма облизывается…
– Собаку звать Сперма? – переспросил квадратный. – Какое сексуальное имя.
Вера захохотала. Она всё хохотала и хохотала, и никак не могла остановиться.
Во вторник утром Роман Григорьевич собрал всех своих сотрудников и объявил:
– Друзья! Коллеги! Мы переходим на новый уровень!
Все переглянулись и притихли, уставившись на президента фирмы. А президент, лощёный, длинноногий, бритоголовый, с высокими темными бровями и густыми ресницами, держал паузу. Сотрудники стали нервно поёрзывать на стульях. Наконец, президент произнёс:
– Мы будем продавать сопутствующие товары. Куколки из соломы. Это сейчас модная тенденция, такие куколки пользуются немалым спросом.
– А где мы возьмем эти куколки? – спросили разом Маша и Даша.
– А, вот! – Роман Григорьевич выбросил вперёд руку, словно Ленин. – Вот главный вопрос! Это ваша задача, коллеги и друзья! Вы должны найти оптовый рынок.
– Такого рынка нет и быть не может! – вскричала Маша.
– Значит, надо самим этих кукол делать. Найти солому и делать! – отрезал президент.
Тут Вера вскочила с места, её осенило.
– А в нашей, в бабушкиной деревне полно соломы, и мы в детстве вязали таких кукол из соломы. И не только. Ещё собачек, кошек, коров. И кто-то там умеет, я знаю!
Роман Григорьевич просиял, и сказал:
– Отлично, Вера. Ты – ценный кадр. Маша, выпиши ей командировку в деревню, пусть договорится о поставках этих кукол. За это мы её премируем.
– На сколько дней командировку оформлять? – деловито спросила Маша.
– На неделю. Недели тебе хватит, Вера?
– Вполне.
В поезде Вера уснула, и сон был долгий и глубокий. Потом она ехала в автобусе, потом шла три километра по пыльной колдобистой дороге. Вот и деревня родная, серые бревенчатые избы, большой красивый дом генерала, снова маленькие избы, вот родной забор из выбеленных солнцем, дождями и ветрами кольев цвета вечерних облаков. Бабушка возилась в огороде, за высокими ветвистыми деревьями её было совсем не видно, но Вера знала, что она там. Вера распахнула дверь серой дощатой калитки, и прошла между грядками. Скинула со спины рюкзак и поставила его под большими вишнями, они были все в белых цветах. Так легко и душисто пахло травой, цветами, столько воздуха и зелени вокруг! Вера дышала и не могла надышаться. Вот она подошла к грядке. Бабушка от неожиданности ахнула и радостно заулыбалась, и кинулась обнимать внучку.
– А я и не ждала, вот неожиданность, вот радость-то! – вскричала она. – Пойдём скорее, накормлю, а я как раз пирогов напекла в печке, с капустой, суп гороховый сварила! Вот чай поставлю!
Вера даже не ожидала, что ей будет так хорошо! Она соскучилась по родной деревне, и только сейчас это поняла. Они с бабулей долго сидели за столом и говорили о том – сём, о всяких мелочах, и им было уютно и легко.
На следующий день они с бабулей пошли в гости к тёте Тоне и дяде Пете. Тётя Тоня была младшей сестрой Вериной покойной мамы. Вера помнит их свадьбу, сама она тогда была ещё малышкой лет пяти, ей было интересно и удивительно – уйма народу, огромные столы во дворе и куча еды на них самой разной, вся деревня собралась, и ещё потом – костёр на берегу реки и шашлыки, горячие, жёсткие и необычайно вкусные! Потом была музыка из магнитолы, и все плясали. И Вера тоже крутилась и топотала ножками и танце. А уж когда у тёти Тони с дядей Петей родилась Гапка, Вера была уже взрослая, работала уже в московской в больнице. Приезжала сюда в отпуск. Гапка была такая крошечная, словно кукла, спелёнутая лежала в корзине, пищала тихо-тихо, как котёнок. Она родилась поздно – тётя долго не могла забеременеть, ездила в город, в поликлиники разные, в больницы, сдавала анализы, лечилась, всё без толку. Потом в какой-то монастырь они с дядей Петей ездили, к чудотворной иконе. И через год после этого на свет появилась Гапка. Назвали её Агапией, в честь святой мученицы. Гапка выросла мелкой, худенькой и тихой.
