– Ого, да ты поэт! – восторженно завопила Даша.
– А то! – хмыкнул он, и положил ладонь на массивное Дашино колено.
– Ну так выпьем за поэта! – предложила Маша.
– Отличный тост! – поддержал президент фирмы.
Чокнулись стеклянными рюмками с золотистыми каёмочками по краям. Выпили водку, Вера – вино. Слишком уж сладкое.
– Ну, а теперь – за нашего дорогого президента! За нашего мудрого и любимого руководителя! – произнесла тост Даша.
Выпили. Музыка гремела всё громче. Певец разошёлся во всю. Подали горячие блюда. На столе появился острый аджапсандали, необычайно вкусный, азу, антрекоты, буритто, ризотто, чахохбили, и много всякого разного. Вера ела всего понемногу, и запивала апельсиновым соком. Тосты наплывали друг на друга, на столе возникали очередные графинчики с водкой, а потом чача, коньяк, и Вера не могла понять, что это за кухня, грузинская, что ли? Ресторан вроде с нейтральным названием.
Маша с Дашей пошли плясать. Обе были в лосинах. Машины тонкие длинные, как соломины, ноги были обтянуты золотистыми лосинами и высокими – до половины ляжки – сапогами-ботфортами, живот горой торчал вперёд и во время танца подскакивал, словно огромный арбуз в сетке. Туника была сетчатая и тоже золотистая, и сквозь неё просвечивала плоская грудь. Даша же была выпуклая со всех сторон, и все её выпуклости скакали словно сами по себе, отдельно от хозяйки. Олег не выдержал такого зрелища, вскочил, и присоединился к пляшущим дамам. В танце он то и дело хлопал Дашу по квадратному заду и восклицал:
– Лунозадая моя!
Вера отяжелела от съеденного и выпитого. Она медленно потягивала сок через трубочку и смотрела по сторонам. Посетителей в ресторане было мало. В углу сидела юная влюблённая парочка, в конце зала – старичок со старушкой, такие трогательные, они о чём-то увлечённо беседовали и словно ничего вокруг не замечали. Через три стола от них весело шумела небольшая группа кавказцев. Эти тоже были заняты собой. Вера задремала. Ей было уютно и спокойно. Роман Григорьевич куда-то вышел. Потом она очнулась и бросила взгляд в зал. Даша с Олегом танцевали в обнимку, а Маша возле шеста выделывала какие-то странные трюки. То задирала на шест свои тонкие ноги, которые казались золотистыми верёвками, то, раскорячившись, кружила, наседая на шест, потом она повисла на нём, уцепившись своими длинными верёвочными руками. Тут шест рухнул, и Маша распласталась под ним. Похоже, она даже не поняла, что произошло, настолько была пьяна. Она просто уснула. В это время в зал вошёл Роман Григорьевич. Все сотрудники фирмы столпились возле спящей и стали её поднимать. Но вставать, просыпаться она явно не хотела. Лежала себе и похрапывала. Народ за столиками с интересом наблюдал за всем этим. Веру разобрал смех. Весёленький корпоративчик получился – подумала она. И вдруг ей стало скучно. Глупость какая-то, бред, – подумалось ей. Она подошла к столику, допила сок, и вышла из ресторана. Поймала такси, и поехала домой. Окошко авто было опущено, и тёплый ветер отдувал назад лёгкие Верины локоны. Она с удовольствием подставила лицо весеннему воздуху.
В кармане пискнул мобильник, пришла СМСка. От Дениса – увидела она. И с каким-то новым чувством удовлетворения прочла мелкие строчки: «Весна идет вперед, ура! И вот сегодня день безобразно хорошего настроения! Бывает такое: ты не можешь спокойно идти – только подпрыгивать, ты не можешь спокойно отвечать на вопросы – только в шутку, на языке пляшут сотни смешинок, и вместо слов получается только не вполне приличный хохот, ты танцуешь под музыку, звучащую для тебя одного, кружишься на месте сияющим водоворотом, даришь конфеты незнакомым людям – и солнце выглядывает из-за тонких весенних облаков, чтобы ласково погладить тебя по буйной свихнувшейся голове… Это и есть просто безобразно, кричаще хорошее настроение. И я искренне желаю тебе, чтобы таким образом у тебя проходил не один день, а вся жизнь! И перестань быть змеюкой (((((( Вот!»
Она почувствовала лёгкое головокружение. Вино начало действовать, или весна, наверно что-то в воздухе было такое, весёлое, свежее, игристое, словно шампанское…
Денис припарковался возле парка. Ему хотелось посидеть в любимой беседке у пруда. Он вышел из машины, и не спеша направился к витой арке. У входа в парк качали ветками большие липы. Денис задумчиво брёл по дорожке. Мысли словно облака, гонимые ветром и подсвеченные солнцем, были лёгкие и разноцветные. Вспомнился отец. Его похороны. Его лицо, давно, давно, когда Дениска был ребёнком. Папа был неразговорчивый, спокойный, и очень редко кричал. Ну, бывало, конечно. Но чтобы вывести его из себя, надо было постараться. Папа был одним из родоначальников отечественного бизнеса. Однажды, когда Дениска был маленький, он захотел мороженого и стал истерить. Он орал, катался по полу и бил ногами. Папа сказал – какое тебе мороженое, ты шмыгаешь носом, и к тому же плохо себя ведёшь. Тогда мальчик выгреб мелочь из отцовского кармана и купил себе эскимо. Папа узнал, наорал на Дениса, и так сильно ударил его, что тот отлетел к стене и от страха описался. Это – самое сильное впечатление его детства, даже сильнее того дня, когда он впервые увидел огромного паука в большой красивой паутине. Он недоумевал – мелкие деньги, ерунда, за что? Неужели отец такой жмот? В тот день он невзлюбил отца.
Денис дошёл до скамейки возле пруда, сел и закурил. Вспомнилось, как они всей компашкой ездили по ночным барам, курили кальяны, снимали девиц, пили, снова пили, и Денис блевал, обняв унитаз. Пьяные они гнали по шоссе, обгоняя друг друга, серебристый «седан» Дениса летел словно сокол на соколиной охоте. Хорошо, гайцов не было. Потом его занесло, выскочил на тротуар и врезался в группу подростков. Но сразу вырулил и умчался, в гараже смыл с бампера кровь… Ну и что, пусть не шляются по ночам, дети ночью должны спать. Сам он, когда тинэйджером был, спал ночами, родители строго следили, прислуга, рано утром его везли в школу с английским и французским уклоном, потом – на музыку, на занятие танцами, на кун-фу. Все дни были расписаны по часам. Норма. Потом была стрельба, танки, черный октябрь, да, девяносто третий год, больше двух тысяч погибших. Денису было интересно, но он мало что понимал. Мелкий был ещё. Подросток, переходный возраст. Ему нравились танки, выстрелы, трупы. Его перестали возить в школу и везде. Это было классно! Все сидели возле телевизоров. Прилипли к экранам. Только папа куда-то уходил. А потом его убили. Как это случилось, Денис так и не узнал. Да и не спрашивал. Мама потом вышла замуж. Но это уже позже. Потом мать с отчимом уехали в Израиль. У отчима там была родня. Денис остался один. Он был сам по себе, не очень-то и переживал. У него были деньги, нефтяные акции, и полная свобода действий.
Лёгкий весенний ветерок взъерошил его волосы. Он подумал про Веру, про эту маленькую тоненькую словно нимфетка женщину с шоколадными волосами и колючим янтарным взглядом. И его душу обдало нежной душистой пеной. Он сплюнул сигарету, достал мобильник, и задумался над текстом для СМСки.
Даша, хмельная и счастливая, возвращалась домой на такси. Субботний вечер был так прекрасен! Она провела бурную ночь в объятьях Олега после такого классного корпоратива! Ночь плавно перетекла в день, полный секса и водки, потом – в поздний вечер, и Даша устала. Надо было выспаться, отдохнуть – ведь завтра на работу. В такси её разморило, и домой она пришла уже полусонная. Стянула с себя одежду и залезла под одеяло. Но сон, как назло, пропал, была лишь вялая дрёма. Голова кружилась, и казалось, что постель покачивается на волнах. Перед глазами замелькали лица, события, обрывки воспоминаний. Вот она подросток, мама сшила ей красивую голубую блузку с красной оторочкой и большими карманами. Даша во дворе срывает одуванчики, такие ярко жёлтые, солнечные, крупные, и плетёт из них венок. Идёт домой с венком на голове и с гирляндой на шее. Мама ахает – блузка испорчена, вся в больших жёлтых пятнах. Это уже вообще не отстирывается, мама плачет, ведь она так старалась… А вот они с мамой и дядей Гиви, маминым очередным другом, высоко – всю Москву видать, какая она огромная!!! – на колесе обозрения… Ужас, горе, кошмар! Самолёт разбился!!! А в нём – мама с дядей Гиви, они летят в Сочи… Летели… Бабушка ужасно кричит… Морг, бабушка не похожа на себя, такое странное усохшее лицо… А вот Миша, он её целует, прижимает к себе, она в белом платье, в фате, такая счастливая, ничего вокруг не видит, только его, и море цветов… Почему они разошлись? Она не хотела детей, аборт, потом – бесплодие. Она чувствовала, что муж погуливает, но мирилась. Думала – так, ерунда, надоест ему это. Но однажды Миша заявил, что другая беременна от него, и он уходит к ней. Гром средь ясного неба! Не может быть! Суд. Развод. Стресс и булимия. Именно тогда она поправилась на двадцать три килограмма. Ну и ладно, ну и пусть! Она ушла с прежней работы. Целыми днями, отрешённая от всего, слонялась по двору. И познакомилась с Машей – та выгуливала собаку, странную дворнягу с телом стафа и мордой крокодила. Собаку звали Герма. Маша жила через три дома от Даши. Подружились быстро, ведь общая беда – Машу тоже бросил муж, правда, давно. Сидели в Машиной большой обшарпанной квартире, пропахшей псиной и куревом, смолили сигареты, пили водку, и душу изливали. Маша пьяно тянула нить разговора, словно разматывала кокон шелкопряда, такого червячка, точившего душу:
