Уже в дверях командарм остановил комиссара Дудина:
— Иван Григорьевич, с вами отправляется группа бакинских большевиков — Анастас Микоян, Габиб Джамбиев, Ганфар Мусабеков. Они подробно познакомят с положением в Баку, помогут выполнить поставленную задачу. Вы же, в свою очередь, головой отвечаете за их жизнь.
Спустя много лет Анастас Иванович Микоян писал о командующем 11-й армии: «Михаил Карлович Левандовский запомнился мне как решительный и волевой командир. Вдумчивый, скупой на слова, он говорил обычно кратко, но всегда продуманно и содержательно. Большие организаторские способности, выдающийся талант военачальника, беспредельная преданность Коммунистической партии и советскому народу — вот главные черты этого замечательного человека».
А тем временем в ночь на 27 апреля на улицах Баку появились вооруженные рабочие дружины. По заранее разработанному плану они начали занимать полицейские участки, арестовывали на квартирах мусаватистских министров и офицеров. Моряки Каспия во главе с большевиком Ченгизом Ильдрымом разоружили солдат береговой артиллерии, расположенной на Баиловских высотах, сняли орудийные замки. После этого они захватили здание радиостанции, лишив мусаватистское правительство связи с внешним миром. С восходом солнца на реях боевых кораблей Каспийского флота поднялись красные флаги. Суда вошли на бакинский рейд и направили свои орудия на здание, где помещался парламент буржуазных националистов.
Азербайджанский ВРК и президиум профсоюза нефтяников вручили правительству мусаватистов ультиматум о сдаче власти и тут же, воспользовавшись радиостанцией Каспийского пароходства, направили в Москву В. И. Ленину телеграмму: «Не имея возможности собственными руками удержать натиск соединенных банд внешней и внутренней контрреволюции, Временный революционный комитет Азербайджана предлагает правительству Российской Советской республики вступить в братский союз для совместной борьбы с мировым империализмом и просит немедленно оказать реальную помощь путем присылки отрядов Красной Армии».
Советское правительство немедленно откликнулось на просьбу рабочих и крестьян Азербайджана. Оно отдало распоряжение командованию Кавказского фронта о начале операции. Среди ночи Левандовского вызвал к телефону командующий фронтом Тухачевский и коротко сообщил:
— Михаил Карлович! Только что из Москвы поступило указание — перейти границу Азербайджана и оказать вооруженную помощь восставшему народу.
Через час во всех частях армии был зачитан приказ, подписанный командармом Левандовским и членами Реввоенсовета Кировым и Мехоношиным, которым предписывалось 20-й, 28-й, 32-й стрелковым дивизиям, 50-й Таманской бригаде и кавалерийскому корпусу Смирнова немедленно выступить на помощь бакинскому пролетариату. В приказе особо подчеркивалось требование — внимательно и чутко относиться к местному населению.
Наконец-то пришел волнующий, исторический день начала освобождения братских народов Закавказья. Громыхая колесами, по стальным рельсам от станции Дербент отошел броневой отряд. Впереди двигались «3-й Интернационал» и «Красный Дагестан» с десантом, за ними — бронепоезда «За власть Советов» и «Михаил Ульянцев». На рассвете Левандовский получил от Ефремова первое сообщение: «Благополучно миновали Самурский мост. В полуверсте от станции Ялама противник в составе двух рот пехоты, отряда жандармерии и эскадрона кавалерии с двумя орудиями пытался задержать наше продвижение, но после двухчасового боя десантный отряд наголову разбил противника и освободил дорогу».
Через несколько часов пришло еще одно сообщение — на разъезде Леджет произошел бой с бронепоездом противника, который, не выдержав нашего огня, ретировался. На станции Худат бронепоезд «Красный Дагестан» накрыл метким огнем орудий неприятельские батареи. Побросав пушки, прислуга разбежалась. Кавалеристами Курышко и десантным отрядом захвачено десять орудий и сто пленных. У станции Хичмас мусаватисты подожгли мост, но наши бронепоезда успели проскочить по пылающему настилу.
Броневой отряд 11-й армии неудержимо рвался к Баку. Специальные отряды, заброшенные в тыл противника, нарушали линии связи, обеспечивая внезапность продвижения. Поздно вечером 27 апреля возле станции Хурдалан бронепоезд мусаватистов сделал последнюю попытку задержать наступление советских войск, но «3-й Интернационал» и «Красный Дагестан» обрушили на него такой шквал огня, что тот скоро дал задний ход и, сильно дымя сбитой трубой, начал поспешно отходить в сторону Баку. Отступление противника было таким паническим, что он не успевал взрывать мосты и разрушать пути. Рейд бронепоездов был блестяще выполнен. Замысел Левандовского ворваться в Баку на плечах врага полностью осуществился.
Вот что об этом говорится в книге «Гражданская война в СССР»: «В истории гражданской войны и военной интервенции этот отлично задуманный и умело осуществленный рейд был первым опытом использования группы бронепоездов в наступлении с целью вклинения на значительную глубину (200 км) в тыл противника. Причем к основной его базе и крупному административному, экономическому и политическому центру, каким являлись Баку и бакинский нефтепромысловый и фабрично-заводской районы. Советские войска в максимально короткий срок прибыли на помощь восставшему бакинскому пролетариату.
Успешному рейду бронепоездов 11-й армии способствовал правильно выбранный и умело осуществленный внезапный удар по мусаватистским войскам. Важным условием, обеспечившим успех рейда, было умело организованное взаимодействие с Волжско-Каспийской военной флотилией и благожелательное отношение местного населения на пути движения бронепоездов».
Утром, когда первые солнечные лучи, скользнув по водной глади Каспия, залили город ласковым весенним теплом, советские бронепоезда подошли к Бакинскому вокзалу. Командарм и его штаб во время наступления двигались вслед за передовым отрядом. На полпути их встретил бронепоезд «3-й Интернационал». Левандовский, Киров, Мехоношин, Орджоникидзе перешли на открытую артиллерийскую площадку. Стальная громада медленно продвигалась под восторженные крики встречающих. По обе стороны железной дороги плескалось людское море, и свежий ветер с Каспия развевал полотнища красных флагов. С балконов домов в знак торжества свешивались пестрые ковры. Заглушая стук тяжелых колес, неслись революционные песни, им вторили звуки национальных инструментов. Народ праздновал освобождение.
Как только бронепоезд остановился у перрона, начался массовый митинг. Выступали С. М. Киров и Г. К. Орджоникидзе, а также руководители Компартии Азербайджана, которые от имени трудового народа выражали искреннюю признательность ЦК РКП (б), товарищу Ленину, правительству РСФСР и Красной Армии за бескорыстную братскую помощь. В телеграмме, направленной в Москву, говорилось: «Мы шлем наш горячий братский привет российскому пролетариату и Красной Армии. Мы страстно жаждем рука об руку с вами вступить в новую жизнь всеобщего труда и социалистического строительства».
Но конечную цель, которую ставило перед собой командование 11-й армии, — освобождение всей территории Азербайджана. Поэтому прямо с митинга Михаил Карлович отправился на радиостанцию, чтобы переговорить со штабами своих соединений. Части находились на марше, поэтому связаться с ними никак не удавалось. После неоднократных попыток он разыскал в Хичмасе начальника 28-й стрелковой дивизии Н. А. Нестеровского, с которым у командарма состоялся короткий разговор.
— В Баку Советская власть, — сообщил он начдиву, — но реальной силы у ревкома нет. Обстановка требует самого быстрого и стремительного продвижения частей армии в районы. Поэтому передайте начдиву-32 и комкору Смирнову: всю конницу двинуть походным порядком, чтобы она как можно скорее прибыла в район, указанный приказом».
В канун Первомая в Баку вошли пропыленные и прокопченные жарким солнцем красноармейцы 244-го полка 28-й стрелковой дивизии. Их радостно встречали жители города, зазывали к себе в лавки, духаны и чайханы, от души угощали вкусными лепешками, восточными сладостями, крепким чаем. Вечером того же дня на улицы города вступили части 32-й стрелковой дивизии и 290-й мусульманский полк.
