Зато в рабочих кварталах города царило праздничное оживление. На улицы и площади в мгновение ока высыпал и стар и млад. У всех на лацканах пальто алели банты, многие несли в руках заранее сшитые красные флаги. То там, то здесь вспыхивали стихийные митинги, на которых выступали политработники дивизии.

Вечером Левандовский зашел в один из номеров гостиницы «Палас» на Таганрогском проспекте, где расположился Стигга с политотделом дивизии, и положил ему на стол вчетверо сложенный листок.

— Что это? — спросил военком, разворачивая бумагу.

— Мое заявление о приеме в партию.

Вскоре Михаил Карлович Левандовский стал коммунистом, и это высокое звание он пронес достойно и незапятнанно через всю свою жизнь...

В середине января войска Кавказского фронта получили приказ форсировать Дон и Маныч. 33-й Кубанской дивизии вместе с частями 1-й Конной армии Буденного предстояло овладеть Азовом и Батайском — именно в этом районе сосредоточились главные силы белой армии.

В воздухе висел сырой туман, съедая набухший от влаги снег. Даже подкованные кони скользили по покрытому ледяной коркой чернозему, особенно трудно приходилось лошадям, тащившим орудия. С рассветом 17 января бой разгорелся на всем многоверстном фронте. Тысячи всадников и пехотинцев устремились к левому берегу Дона. Под их тяжестью непрочный лед трещал и прогибался, в образовавшихся промоинах проступала ледяная вода.

Пытаясь преградить путь наступавшим красноармейцам, ударила вражеская артиллерия. Снаряды взламывали лед, в широких полыньях барахтались люди и кони, их вытаскивали с помощью веревок и багров. Атака захлебнулась. С наступлением темноты полки 1-й Конной армии и 33-й Кубанской дивизии, понеся серьезные потери, возвратились на правый берег Дона.

Неудачей закончились и последующие попытки развить наступление. Командующий Кавказским фронтом В. И. Шорин неправильно выбрал направление удара. Он наносил его в лоб, по самому сильному участку обороны противника.

С плохим настроением ехал Михаил Карлович в Аксай на встречу с Буденным. События последних дней отразились на моральном состоянии красноармейцев и командиров. Полки сильно поредели, а продолжавшаяся оттепель сделала лед рыхлым, переходить по нему стало опасно.

Обычно веселый и общительный, Семен Михайлович на этот раз был хмурым и молчаливым. Не могли скрыть своей озабоченности и члены Реввоенсовета армии К. Е. Ворошилов и Е. А. Щаденко. Командарм молча протянул Левандовскому телеграмму Шорина, в которой проскальзывало явное раздражение. Командующий фронтом спрашивал, какие обстоятельства мешали перейти Дон.

— Если невозможно пройти по льду, — поучал он, — необходимо сделать искусственные переправы.

— Я доложил Шорину, что форсировать Дон сейчас невозможно, и предложил ему свой план действий, — проговорил раздосадованный Буденный, — но командующий отклонил его. Вместе с Климентом Ефремовичем мы написали письмо товарищу Ленину и доклад Главкому Каменеву о неправильных действиях командующего фронтом. Хотим ознакомить вас с ними.

Михаил Карлович внимательно прочитал оба документа.

— Полностью их одобряю. Лобовые атаки на батайском направлении бессмысленны. Надо искать у противника более уязвимое место.

Письма, направленные в Москву и полевой штаб Красной Армии, сыграли свою роль. 24 января на посту командующего фронтом Шорина сменил М. Н. Тухачевский. Обновился и состав Реввоенсовета, в который вошли Г. К. Орджоникидзе и С. И. Гусев. «Крайне обеспокоен состоянием наших войск на Кавказском фронте, — телеграфировал В. И. Ленин Г. К. Орджоникидзе, — слабостью общего командования, распрей между армиями. Необходимо напрячь все силы и провести ряд экстренных мер с революционной энергией».

Орджоникидзе вложил в работу столько огня, что сумел увлечь всех окружающих. Они начали действовать с удвоенной энергией. Новый командующий и его штаб разработали новый план наступательной операции.

По данным воздушной разведки, деникинцы стягивали под Ростов крупные конные части, поэтому 1-ю Конную армию перебросили в другой район. 8-й армии пришлось растянуть линию фронта. Воспользовавшись этим, 21 февраля белые обрушились на нее всей своей мощью, прорвали оборону и снова овладели Ростовом.

В эти тревожные дни Левандовский и Стигга постоянно находились на передовой среди бойцов, воодушевляя и подбадривая их.

— Нам сейчас очень тяжело, — говорил им начдив, — но мы должны выстоять. Мы обязаны выстоять. Скоро положение на фронте изменится. Деникин доживает последние дни.

Измотав противника в упорных боях, дивизия вновь вернула Ростов и, преследуя отступающего врага, с ходу форсировала Дон.

Перейдя в наступление, конники Буденного наголову разгромили 1-й Кубанский корпус, а затем в ожесточенном встречном сражении в ночь на 1 марта начисто разбили конную группу генерала Павлова. Деникин приказал своим войскам начать общий отход по всему фронту. Белые надеялись укрепиться за Кубанью, провести в станицах новую мобилизацию и предпринять еще одну попытку вернуть себе инициативу. Но энергичное наступление советских войск нарушило все их планы.

В боях под станицей Ольгинской 33-я Кубанская дивизия, действуя совместно с конным корпусом Жлобы, окружила отборную марковскую дивизию, имевшую в своем составе около 9 тысяч штыков. Она считалась у белых одной из самых стойких, потому что четвертую ее часть составляли кадровые офицеры. Левандовский лично руководил боем. «За мужество и храбрость, проявленные им в боях против неприятеля в феврале 1920 года, когда дивизией под личным и умелым его командованием был захвачен район Старочеркасская — Манычская, что имело важное значение для дальнейшей нашей операции» приказом РВС республики М. К. Левандовский был награжден орденом Красного Знамени.

...Весна дружно вступила в свои права. Зажурчали в полях ручейки, сливаясь в шумные потоки. Над пригретой землей поднимались зыбкие облака пара. На проталинах радовали глаз первые подснежники. Части Красной Армии неудержимо двигались вперед по плодородным нивам Кубани. Деморализованные деникинцы поспешно отходили на юг, бросая обозы и технику. В ясные дни на горизонте все отчетливее выделялись заснеженные вершины гор, приближалась пора освобождения Кавказа. 4 марта полки 33-й Кубанской дивизии заняли станицу Кущевскую и, не останавливаясь, двинулись к Екатеринодару.

Незадолго до этих событий решением ЦК РКП (б) был образован Центр по восстановлению Советской власти на Кавказе. Его председателем стал Г. К. Орджоникидзе, заместителем — С. М. Киров. По их просьбе Левандовский был назначен командующим специальной группой войск. В выданном ему мандате значилось: «По политическим соображениям в Ставрополь командируется начдив-33 Левандовский, как хорошо знакомый с местными условиями и пользующийся популярностью среди населения Терской области». Командующий фронтом приказал ему объединить войска, действовавшие на ставропольском и георгиевском направлениях, и овладеть Моздоком.

Глубокой ночью в Ставрополе в кабинете члена Реввоенсовета 11-й армии Кирова раздался телефонный звонок. Сергей Миронович снял трубку.

— Вас вызывает Ростов, — услышал он заспанный голос связиста, и тут же через расстояние до него донесся приятный баритон с легким кавказским акцентом.

— Здравствуйте, товарищ Киров! — говорил Серго Орджоникидзе. — Завтра я думаю выехать к вам. Привезу обмундирование на пятнадцать тысяч человек, деньги, патроны. Что у вас хорошего? Взят ли Грозный? Где Левандовский? В каком состоянии промыслы и нефтяной запас?

— Грозный взят вчера. Левандовский уже приехал. Работы здесь колоссальное количество. Промыслы в исправности. Запасы нефти еще не выяснены, — ответил Сергей Миронович.

Где-то на линии пронесся треск грозовых разрядов, звук пропал, потом снова через цепь помех прорвался далекий голос:

— Мы производим смену командования. Василенко переводим командармом-9, а Левандовского назначаем командующим 11-й армией.