Но просьба армии осталась без внимания. Командование фронтом, находившееся в 400 верстах от места событий, плохо знало обстановку, допускало преступную беспечность. В то время, когда, напрягая силы, армия Левандовского вела упорные бои с противником, из штаба фронта пришел приказ: «Предлагается всем войсковым частям Каскавказфронта использовать некоторое затишье на фронте на время зимы в целях формирования, строевой и боевой подготовки, проведения с командным составом тактических игр и занятий». До Астрахани так и не докатился грохот орудий с Терека. Белые между тем подтянули резервы. Конный корпус генерала Врангеля нанес мощный удар на участке 3-й Таманской дивизии и глубоко вклинился между штабом, который находился в селе Благодарном, и войсками, наступавшими в западном направлении к реке Калаус. Левандовский сразу же оценил грозившую опасность. Прорыв в этом направлении разрезал бы армию надвое, перекрыл бы пути отхода к Астрахани.

Опасаясь за судьбу 1-й и 2-й стрелковых дивизий, командарм отдал приказ — отойти в район Кисловодска и Пятигорска. В штаб фронта ушло тревожное сообщение: «Положение на фронте 11-й армии критическое. Последствия усталости, заболеваний, доходящих до 50 процентов, отсутствия обмундирования и боевых припасов ставят армию на край гибели».

Это была последняя весточка, полученная Астраханью от окруженной армии. Связисты попытались воспользоваться радиостанцией, настойчиво посылая в эфир оперативные сообщения, но штаб армии их не принимал.

Председатель Совнаркома В. И. Ленин и ЦК РКП (б), обеспокоенные за судьбу 11-й армии, обязывали командование Каспийско-Кавказского фронта оказать ей всяческую помощь. На тревожные телеграммы из Москвы председатель РВС фронта Шляпников отвечал: «Связь прервана, где части и каково их положение — не знаю». Затем из Астрахани в адрес В. И. Ленина, РВС республики и Главкома начали поступать оперативные сводки, отражавшие полное неведение того, что происходило на фронте. Посланная 6 января в полевой штаб РККА депеша гласила: «Во флоте и 11-й армии без перемен». Слово в слово повторялся этот текст в шифрованных телеграммах, полученных в Москве 8 и 14 января, на запрос В. И. Ленина — нельзя ли помочь 11-й армии свежими частями — из штаба фронта сообщили, что «чем-либо реальным они помочь ей до весны, пока не откроется морское сообщение, не могут». РВС фронта ошибочно считал, что перебросить подкрепления через пустынные калмыцкие степи зимой невозможно. (Это мнение было начисто опровергнуто зимой 1920 года, когда по этому маршруту в Терскую область прошел экспедиционный корпус вновь возрожденной 11-й армии.)

А командарм все надеялся с помощью имеющихся у него сил остановить врага и удержаться на занимаемых рубежах. Одновременно с этим Левандовский отдал распоряжение развернуть строительство укреплений и окопов на рубеже Святой Крест — Пятигорск — Кисловодск. На этот участок выехал Орджоникидзе. Партийные организации Пятигорска, Владикавказа и Георгиевска мобилизовали население на возведение оборонительных сооружений.

14 января на столе командарма затрещал телефон. Сняв трубку, он услышал взволнованный голос начальника связи, сообщавшего, что связь со штабом фронта восстановлена. Левандовский и Одарюк немедля поспешили на радиостанцию.

В эфире слышались шум, треск, свист, наконец сквозь расстояние и помехи прорвался голос из Астрахани. Говорил командующий фронтом Свечников, который поинтересовался, как идут дела на фронте? Из Георгиевска ответили: положение серьезное и очень тяжелое, как никогда. Две трети бойцов больны тифом, из-за недостатка медикаментов и врачей люди умирают в лазаретах и на железнодорожных путях. Противник, учитывая момент, всеми средствами пытается сломить армию. Держимся за счет сверхчеловеческих усилий, пытаясь отстоять и выполнить возложенные на нас задачи. Если бы небольшое количество свежих сил, противник был бы сбит. Крайняя нужда в деньгах, снарядах, обмундировании и медикаментах.

Командующий фронтом, все еще не сознававший масштабов разыгравшейся трагедии, спокойно ответил: «Вашей армии необходимо во что бы то ни стало удержаться на занимаемых позициях. Держите с нами связь кроме радио еще и по телефону через Кизляр. Все».

Расстроенными покинули Левандовский и Одарюк радиостанцию. В автомобиле командарм нарушил тягостное молчание:

— По всей вероятности, в Астрахани не имеют представления о трагизме нашего положения, иначе они оказали бы нам более действенную помощь. Ночью я разговаривал с командующим 12-й армией Степановым, просил хотя бы один свежий полк. Он отказал мне, хотя у них сейчас затишье. Ох как нужны два-три боеспособных полка, — вздохнул Левандовский и погрузился в свои невеселые думы.

Ночью начальник оперативно-разведывательного отдела сообщил ему, что противник производит перегруппировку, подтягивает к фронту новые части. Деникинцам удалось собрать мощный кулак — 22 пехотных и 34 кавалерийских полка.

«Значит, жди наступления. Но где? В каком направлении они нанесут удар? — думал командарм, мысленно окидывая длинную линию фронта. — Скорее всего, у Святого Креста», — решил он, разглядывая карту.

Ночь прошла в ожидании, а утром хлынул поток тревожных сообщений. Крупные силы противника, перейдя в наступление между Святым Крестом и Георгиевском, прорвали фронт. Левандовский прилагал огромные усилия к тому, чтобы организованно отвести обессиленные части своей армии на новые рубежи. Он бросил в бой свежие, только что сформированные в Пятигорске отряды, но остановить наступление противника не удалось.

Штаб армии из Георгиевска перебрался в Прохладную. Машина командующего медленно двигалась в потоке отходивших на восток обозов.

— Сергей Деомидович, поезжайте немедленно в Моздок, — говорил устало командарм сидевшему рядом с ним члену РВС Одарюку. — Мы зацепимся за старые окопы, которые возвели еще в прошлом году, а вы соберите из выздоравливающих хотя бы два полка. С их помощью попробуем остановить неприятеля. Жду от вас добрых вестей.

Несколько дней советские войска вели ожесточенные бои с противником, превосходившим их по численности в пять раз, и только после того, как создалась угроза окружения, они оставили Пятигорск и Минеральные Воды. Отход армии прикрывала бригада Ивана Кочубея и Коммунистический полк Николая Янышевского. Отступая, наши соединения то и дело переходили в контратаки, наносили врагу короткие, но чувствительные удары. Бойцы Пятигорского рабочего полка неожиданно ворвались в Железноводск. Захваченные врасплох деникинцы были почти полностью уничтожены, с богатыми трофеями красноармейцы в полном порядке отошли к Прохладной.

Но это был лишь частичный успех, который не мог изменить общего положения. На узловой станции Прохладная, забитой отступающими войсками, собирались командиры и комиссары, работники штабов, члены Совета обороны. Они должны были решить дальнейшую судьбу армии.

Командарм открыл совещание:

— Я думаю, что нет надобности рассказывать об обстановке, — обратился он к собравшимся. — Вы видите все своими глазами. Многие разложившиеся части вышли из повиновения и начали стихийно отходить на Моздок. Нами оставлены Кисловодск, Пятигорск, Минеральные Воды, Святой Крест. Свежих частей, чтобы задержать противника, у нас нет, боеприпасы кончились. Полки, сохранившие порядок, изнемогают в непрерывных боях, их подтачивает голод и сыпняк. По-моему, единственный путь к спасению — это отход к Астрахани.

— Есть и другой путь, товарищ Левандовский, — возразил Орджоникидзе, — каково бы ни было наше положение, отступление на Астрахань недопустимо. Мы, большевики, не можем бросить целую Терскую область на произвол судьбы. Горские народы расценят этот шаг как предательство.

— Так что вы предлагаете, Григорий Константинович? — спросил Левандовский.

— Отвести остатки нашей армии за Терек, укрыться в горах, поднять на борьбу с Деникиным все горские народы, образовать в труднодоступных для белогвардейской конницы районах прочную линию обороны и защищаться, пока не получим поддержки из Астрахани.