Незнакомец сполоснул перчатки в прозрачной воде, избавившись от пыльцы. Поднял взгляд на Ланна. Вся эта сцена показалась юноше полным ребячеством.

— Каждая мошка стремится к жизни, — сказал мастер, указывая на бескрылую бабочку. — А ведь я лишил ее главной особенности, лишил самой сути. Я забрал у нее душу. — Ланн молчал. Слова мастера и тон, которым они были сказаны, не понравились ему; но больше всего юношу поразил его взгляд. Он находится на грани безумия, подумал будущий ульцескор, он стоит так близко к его краю, насколько это вообще возможно. — А если сделать то же самое с человеком? — Мастер холодно улыбнулся. — Оборвать ему крылья?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сдержанно ответил Ланн.

— Конечно, не понимаешь, — кивнул незнакомец. — Здесь мы равны. Но я собираюсь это выяснить, мальчик. Я стану пожинателем душ. Хочешь быть моим партнером? Хочешь пойти со мной?

Ланн понял это по — своему. В стане карцев непристойные предложения вовсе не были редкостью — Салема, наложница главаря, несколько раз приглашала мальчика в свой шатер. Главарь предпочел не вмешиваться, позволил событиям идти своим чередом. О смуглой и стройной Салеме мечтала добрая половина лагеря, и это льстило самолюбию Ланна, но он знал, что приняв ее предложение, рискует проснуться на том свете. Лирен, при всей его любви к мальчику, не простил бы ему.

Рука в перчатке из черного материала, отливавшего радугой, легла юноше на плечо. Незнакомца звали Риведер Кайн, и он принадлежал к экзалторам. Ланн узнал это многим позже.

Почему именно эта история всплыла у него в памяти, когда Ланн присел отдохнуть и глядел на небо сквозь прорези игольчатых ветвей? Лес был лабиринтом, в котором можно блуждать вечно. Навыки зверолова оказались почти бесполезны: полдня были потрачены впустую, волчий след давно потерял свежесть. Примятая земля давала надежду, обозначала дорогу, которая затем терялась в непроходимых зарослях и густых рощах.

После долгих дней бесплодных поисков Ланн наконец — то набрел на печать человека. Под одним из деревьев, неотличимых друг от друга, кто — то соорудил из веток относительно мягкое и удобное ложе. Ульцескор присел на корточки, шумно втянул носом воздух и провел ладонью по темно — зеленым иголкам, как будто постель еще могла сохранить ее запах или тепло. Он с трудом сфокусировал взгляд на дороге, которой пришел. В пыли были только его собственные следы. Может, по неосторожности Ланн стер отпечатки босых ног беглянки, добираясь сюда. Он прислонился лбом к дереву, стиснув челюсти. В груди вызревали семена отчаяния: в какой — то миг Ланн думал, что готов опустить руки и бежать прямиком в Гильдию, где с опущенной головой станет рассказывать мастерам, каким образом он не смог выполнить условия контракта. Пусть они заменят его. Пришлют кого — то другого. Он согласен на любое наказание.

Потом ему сделалось тошно от охватившей его слабости. Он заставил себя подняться и оглядеться вокруг. Госпожа Летиция — Тиша — была здесь, спала на этой постели. Архен одержим ею; вожак не позволил бы ей погибнуть. Что нужно человеку? Тепло? Еда? Вода? Ланн затаил дыхание и прислушался. Журчания реки не было слышно. Тогда он медленно пошел вперед, высматривая знаки: сочную, ярко — зеленую растительность, указывавшую на близость к воде, перемещение птиц, по утрам слетавшихся на водопой.

Добравшись до мелкого родничка, окрашенного золотыми бликами, Ланн утолил жажду и зашагал вдоль ручья. Так не бывает. Что — то должно было остаться. Где — то в глубине души он упрекал госпожу ди Рейз, которая, будь на то ее воля, могла облегчить ему поиски. Она давно должна была удостовериться в нелепости своих предположений: Ланн не умел обращаться ни животным, ни птицей. Сейчас он думал о том, что имея возможность ястребом взмыть в небо и охватить взглядом лес, казавшийся бесконечным, он бы мигом обнаружил беглянку.

Ульцескор внезапно замер на месте, не веря своим глазам. Вокруг тонкого ствола был обмотан голубоватый кусок ткани — клочок того платья, в котором Ланн видел Летицию накануне побега. Он потрогал ткань рукой, убеждаясь в том, что разум не сыграл с ним злую шутку, опустил взгляд: по траве были разбросаны белые нитки и горсть сморщенных листков подорожника. И следы. Следы ног во влажной земле.

Ему улыбнулась удача. Он на правильном пути. Ланн отвязал ткань от дерева — не мог оставить здесь частичку той, которую искал; и ускорил шаг, почти побежал, невзирая на усталость. Опять сосновая постель, подсохшая заячья шкурка, след от костра — он сунул руку в холодную золу и с восторгом пропустил ее между пальцев. Ведьмы в алом могли искривлять время и пространство, но в этом лесу не было магии: просто его поиски затянулись. Сосны редели, расступаясь перед Ланном, указывая ему путь; впереди замаячила высокая темно — серая громада — вероятно, гора или каменистый склон.

Его окликнул знакомый голос — с замирающим сердцем Ланн обернулся. Темноволосая девушка в голубом платье, оборванном чуть выше колен, простерла к нему руки в сгущающихся сумерках.

Архен, Странник. Клер, Лилия. Исадора, Полночь. Робин, Пчела. Хальц, Пайпер и Карма, чьи клички Летиция не запомнила. Ее снабжали едой и водой, позволяли выходить из пещеры в дневное время, но она все равно чувствовала себя узницей. Никто с ней не разговаривал, даже Архен: ей чудилось, что скоро она и вовсе позабудет человеческую речь. Поэтому, оставаясь одна, Летиция тихо говорила сама с собой или напевала незатейливые песенки, в которых плохо помнила мелодию, а еще хуже — слова.

Ничуть не стесняясь, она заявила Архену, что хочет принять ванную. На следующий день волки притащили к пещере огромный чан, чудом не развалившийся от времени. Летиция не сомневалась, что они нашли его в руинах заброшенного города. Она долго и упорно отчищала его от ржавчины, а вечером натаскала воды и разогрела ее на костре. Сбросив платье, Летиция залезла в ванную, радуясь возможности наконец — то смыть грязь. Ее тень загораживала бледный серпик луны, который отражался на поверхности воды, подергиваемой ветром. Когда ванная начала остывать, Летиция смочила волосы и принялась растирать кожу ладонями — мыла и губку ей не принесли.

Она мельком взглянула на вход в пещеру. Летиция не боялась, что кто — то из волков будет подглядывать за ней: и, тем не менее, из логова выскользнул белый силуэт и бодро засеменил в ее направлении. Приблизившись на расстояние трех шагов, Клер села на землю, не сводя с Летиции любопытного взгляда.

— Я пришла посмотреть, — сказала волчица неожиданно тонким голоском.

Летиция удивилась — не ее словам, а тому, что Клер заговорила с ней. Затем пожала плечами.

— Смотри, если хочешь. — Она продолжила отмываться от пота и пыли. Клер молчаливо сидела рядом. — Среди вас есть настоящие волки? — спустя время спросила Летиция.

— Нет, — ответила Клер. — Но есть те, кто не умеет говорить.

— Почему?

— Никто не научил их.

Летиция помедлила, обдумывая ее слова.

— Вы не говорите друг с другом?

— Если Странник разрешит — говорим, — объяснила волчица.

— Стая… ненавидит меня? — Летиции было нелегко об этом спрашивать. Но враждебность, источаемая волками, витала в воздухе и делала его удушливым, словно дым.

— По твоей вине мы потеряли двух самцов.

Тех, что явились в поместье вместе с Археном и погибли от меча Ланна, догадалась Летиция. В сердце проснулась тоска. Ей нужно выбираться отсюда, нужно искать способ. Госпожа ди Рейз оценивающе посмотрела на Клер — сможет ли эта волчица стать ее пропуском на свободу?

— А ты?

— У меня не было пары. Когда — то я думала, что Странник возьмет меня после смерти Вьюги. Но он не взял. — Клер положила передние лапы на ободок чана, приподнявшись на задних. Глаза белой волчицы казались темными, как ночь. — Я не держу на тебя зла.

Жаль, подумала Летиция. В противном случае мы могли бы оказать друг другу неоценимую услугу: ты избавляешься от соперницы, я получаю свободу.